Рыжий и черный - Екатерина Мурашова

Опешивший от такого наглого вторжения чужака Уши вздыбил загривок и зарычал. Растерянный Вилли прижался пушистым боком к моим ногам, явно ища поддержки. Ровесник Вилли, Уши тем не менее казался намного бодрее и здоровее старого чау.

– Вилли! – с чувством, напоминающим смятение, сказала я, зная, что старые собаки практически понимают человеческую речь. – Видишь ли, Вилли, Уши – это моя собака! Я не могу…

Вилли понял. С тяжёлым вздохом он отошёл от меня, упёрся в землю толстыми, разъезжающимися задними лапами и обнажил сточенные клыки. Уши сделал несколько неуверенных шагов вперёд… Он должен был прогнать из лагеря эту большую, похожую на медведя собаку. Чужак не уходит, значит, надо драться. Но – видит собачий Бог! – как же ему этого не хотелось!

Два старых пса стояли друг против друга. Уши – приподнявшись на артритных лапах и насторожив загривок. Вилли – полуприкрыв замутненные катарактой глаза и обречённо прижав короткие уши…

Все в лагере были захвачены драматургией происходящего и достаточно бестолково и антропоморфно пытались воззвать к собачьему разуму.

– Уши, не трогай его. Хочешь булки?

– Помнишь, вы же дружили когда-то, играли вместе. Вспомни, Уши! Вспомни, Вилли!

– Вы уже старые и в последний раз небось видитесь! Ну что вам теперь делить?!

– Вилли, уходи домой! Где дом, Вилли? Иди туда, а то он тебя покусает!

– Уши, – заклинал мой сын, пытаясь привлечь внимание нашего пса, – не надо драться, не надо, видишь же, какой он больной…

Но старые собаки явно видели только друг друга. И всё, что для них происходило в эту минуту, происходило исключительно между ними двумя. Напряжение витало над поляной, колыхаясь взад и вперёд, словно дым от костра при смене ветра. Любопытные чайки столпились на берегу и почему-то напомнили мне футбольных болельщиков.

Вилли ждал. Уши рычал на одной ноте и не мог ни на что решиться. Тогда решение принял чау-чау. Он подошел к дереву на окраине лагеря и задрал лапу. Уши не шевелился. Пометив территорию, Вилли, опустив голову, пошёл прочь. Уши, вздохнув с видимым облегчением, тут же приблизился к тому же дереву – и тоже пометил его.

– Хорошо собакам! – непонятно пробормотал кто-то из моих приятелей-мужчин.

Вслед за Вилли Уши вышел на пляж. Чау-чау уходил в закатную тень, медленно переступая по холодному песку негнущимися лапами. Несколько раз он останавливался и оглядывался через плечо. Уши внимательно, не отрываясь смотрел ему вслед. Он явно не жалел о несостоявшейся драке и больше не мечтал о победе над врагом. На его выразительной седой морде стыло странное, почти болезненно-напряжённое выражение.

– Может, они вспомнили? – тихо спросил стоявший рядом со мной друг. – Но тогда – что?..

Я молча кивнула. Никаких сомнений у меня не было. Если псы и вспомнили о чём-то в эту свою последнюю встречу, то только об одном. Огромные щенки – рыжий и чёрный, – радостно играющие на золотистом песке в зеленоватой кружевной пене прибоя…