Чеченский излом. Дневники и воспоминания - Геннадий Трошев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Добрым подспорьем в работе над книгой стали дневники, которые я старался по возможности вести регулярно. Память — вещь ненадежная, поэтому я иногда записывал детально многие эпизоды, давая свою оценку событиям. Поэтому читатель найдет немало дневниковых фрагментов.
Не могу не выразить признательности тем, кто помогал мне в работе: фотокорреспонденту Валерию Матыцину и журналисту Сергею Артемову. Моя особая благодарность военным журналистам Геннадию Алехину и Сергею Тютюннику, которые фактически стали соавторами моих книг.
Задумывая эти мемуары, я видел своих будущих читателей в тех, кто потерял в Чечне родных и близких, кто наверняка хочет понять, за что и как погибали их сыновья, мужья, братья…
Судьба сводила меня на войне с разными людьми: и с политиками, и с военачальниками самого высокого ранга, и с лидерами бандитских формирований, и с простыми российскими солдатами. Мне довелось увидеть их в разных ситуациях. Каждый из них проявлял себя по-разному: кто-то был тверд и решителен, кто-то пассивен и безразличен, а кто-то разыгрывал свою «карту» в этой войне.
Я предпочитал рассказывать прежде всего о тех, с кем лично встречался, кого видел в деле. Но среди действующих лиц немало таких, кто воевал по другую сторону баррикад. Конечно же, я выразил свое отношение к тем заметным фигурам, чьи фамилии были у всех на слуху. Как и в любых мемуарах, авторские оценки спорные, порой очень личные. Но это мои оценки, и думаю, что имею на них право.
В сложной, экстремальной ситуации, как на рентгеновском снимке, проявляется вся суть человека, сразу видно, кто чего стоит. На войне есть всё — и трусливость, и глупость, и недостойное поведение военнослужащих, и ошибки командиров. Но это не идет ни в какое сравнение с мужеством и героизмом, самоотверженностью и благородством российского солдата. Ему мы обязаны всем лучшим, что есть в нашей военной истории. Как бы грамотно и красиво командир ни нарисовал на карте стрелу (направление атаки, удара), тащить ее на плечах придется рядовому бойцу. Нашему российскому солдату нужно в ноги поклониться за то, что вынес на себе тяжелейший груз военных испытаний и не сломался, не пал духом.
К сожалению, далеко не все, с кем плечом к плечу прошел я по трудным дорогам Кавказа, упомянуты в этой книге. Но я благодарно помнил и буду помнить своих боевых сослуживцев, товарищей по оружию (от солдата до генерала), кто в трудный для России час встал на защиту ее целостности. А тем, кто сложил голову на поле брани, низко кланяюсь: вечная им слава!
Глава 1
Рецидивы вражды
Покорение Кавказа
До начала 90-х годов в столице Чечено-Ингушетии на одной из тихих улочек, примыкающих к Дому политического просвещения (названия которой я не могу сегодня вспомнить), стоял памятник Алексею Петровичу Ермолову. Говорили, что он был сооружен именно на том месте, где при закладке крепости Грозная в XIX веке находилась землянка Ермолова. Не знаю, насколько этот факт являлся историческим, но памятник прославленному русскому генералу местные чеченцы старались особенно не показывать гостям города.
Бронзовый бюст Ермолова, как считалось, напоминал самые трагические годы покорения Кавказа. Больше того, он был символом драматической судьбы горских народов.
Такая оценка личности прославленного полководца на обывательском уровне, очевидно, во многом была связана с пробелами самой истории. В школьных и вузовских учебниках Кавказской войне отводилось не более одного-двух абзацев, а между тем война длилась пятьдесят лет. .. Молодежь в основном черпала знания из каких-то преданий, а наиболее любознательные — из монографий, исследований местных ученых, тенденциозно интерпретирующих в своих работах отдельные документы того периода, достаточно вольно их трактуя. Словом, Ермолов представлялся беспощадным колонизатором, «придерживавшимся реакционных взглядов», генералом, «с варварской жестокостью» истреблявшим целые народы во имя завоевания Кавказа. Соответственно памятник был своего рода бельмом на глазу чеченцев. При советской власти его с завидной периодичностью взрывали по ночам и так же по ночам восстанавливали (благо бюст был отлит на местном заводе «Красный молот» не в одном экземпляре).
В 1991 году командир Окружного учебного центра, бывшей учебной дивизии, генерал-майор Соколов предложил Завгаеву, возглавлявшему тогда руководство республики, демонтировать памятник и перенести его на территорию одной из воинских частей. Доку Гапурович отказался. Правильным ли было такое решение, в то время носившее явно политический оттенок, судить не берусь. Но в любом случае сейчас можно сказать с полной уверенностью: перенос памятника не спас бы его от уничтожения. В сознании вайнахов, опять же по вине как местных, так и московских историков (особенно в перестроечные годы), культивировалась мысль, что якобы Россия руками Ермолова и военачальников из его окружения осуществляла на Кавказе политику геноцида, чтобы ослабить людской потенциал населения и расчистить пространство для казачества и других переселенцев в Северокавказском регионе.
Понятно, что такое истолкование событий Кавказской войны позапрошлого века ничего, кроме ненависти к русским, принести не могло и не может.
Не надо забывать, что А. Ермолов был прежде всего человеком военным, и его трагедия заключается в том, что волею императора генералу необходимо было привести к покорности народы, признававшие лишь законы гор, уважавшие лишь одно право — право силы. При этом государь хотел выглядеть в глазах Европы гуманным правителем. Сам же Алексей Петрович считал, что крайние меры порой оправданы, но лишь в отношении преступников, грабителей, убийц, работорговцев. «Наказывать не трудно, — писал Ермолов, — но по правилу моему надобно, чтобы самая крайность к тому понудила». По отношению к пленным он требовал, чтобы не защищающегося или бросившего оружие щадить непременно. Однако «хищничество», как называл набеговую систему Ермолов, настолько было распространено, а взаимное ожесточение столь велико, что правила эти не могли не нарушаться.
В конце 1816 года, по прибытию на Кавказ, Ермолов искренне верил, что обеспечить безопасность Грузии и оградить русскую границу от разорительных набегов горцев ему удастся цивилизованными методами. Но вскоре вынужден был от мирного, достаточно спокойного обращения перейти к более жестким мерам. «Учитывая фанатизм горских племен, их необузданное своеволие и враждебное отношение к русским, а также особенности их психологии, новый главнокомандующий решил, что установить мирные отношения при существующих условиях совершенно невозможно, — писал А. Керсновский в «Истории русской армии». — Надо было заставить уважать горцев русское имя, дать им почувствовать мощь России, заставить себя бояться. А этого можно было добиться лишь силой, ибо горцы привыкли считаться только с силой». Так родился известный план Ермолова, утвержденный Александром I и ставший отправной точкой в развязывании вооруженного конфликта, получившего название Кавказской войны 1817–1864 годов. Не спускать горцам ни одного грабежа, не оставлять безнаказанным ни одного набега — этот принцип, положенный генералом в основу тактики, не мог не привести к эскалации вооруженного насилия.
