Брошенный камень, или Чисом Альварес должен умереть - Алексей Игнатов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Чисома он больше не видел, но следил за его жизнью издали, и для такой слежки хватало полицейских отчетов. Драки, кражи, новые драки, мелкая судимость. Чисом ни разу не сказал «спасибо» за спасение своей жизни, и теперь старательно спускал эту жизнь в канализацию, но для инспектора Соджи это ничего не меняло. Он спас парня, и гордился этим. Анибаль от души желал Чисому лучшей жизни, и искренне обрадовался их новой встрече.
Они столкнулись на вокзале, в лабиринте перронов, путей и платформ, когда Анибаль шел за билетами. В свой выходной, как простой горожанин, без оружия и формы. Все, что он хотел — это купить билет на пригородный поезд. Чисом выбежал навстречу ему. Перепуганный, вспотевший. Так выглядит человек, который только что дрался с кем-то и сбежал, спасая свою жизнь.
— Ты! — выдохнул парень, и замер на месте, глядя на Анибаля.
— Чисом? — Анибаль тоже не ожидал встречи, но сразу узнал его. Повзрослевший, подросший, но все тот же Чисом, парнишка с набережной.
— Вот это номер! Ты — Чисом Альварес, да? Ты меня не узнал?
— Узнал, — Чисом попятился, — как тебя не узнать!
— Ты чего, Чисом? Это же я — патрульный Соджи. Я тебя из воды вытащил, на набережной.
Анибаль подошел ближе, и Чисом закричал:
— Не подходи ко мне! Убью!
Он выхватил нож и выставил руку вперед, как делают все неопытные бойцы, уверенные, что носить с собой оружие важнее, чем уметь им пользоваться. Анибаль мог легко забрать дешевый складной нож, маленький, и наверняка тупой, но он не собирался драться. Он спас парня один раз, и спасет второй, если нужно. Кто-то напугал его до смерти, и как только Чисом успокоится, можно будет решить его новую проблему.
— Чисом! Успокойся! — Анибаль примирительно поднял руки. — Видишь? Оружия нет! Я не враг. Это я! Тот, кто тебя спас.
Он подошел еще чуть ближе.
— Ты чего такое напуганный? На тебя снова напали? Расскажи, что случилось.
Еще шаг вперед.
— Ты больной, что ли? Не подходи, — предупредил Чисом. — Сам знаешь, что случилось!
— Я и не подхожу! — еще шаг вперед. — Давай поговорим.
Еще шаг.
Чисом опустил нож, и Анибаль шагнул вперед, уже открыто. Тот, кто держит нож перед собой, в вытянутой руке, не сможет нанести удар. Чисом опустил нож. И снова поднял его. Лезвие воткнулось в живот Анибаля.
— Вот так тебе, псих! — сказал Чисом ему на ухо. — Ты меня больше не тронешь. Хрен тебе, больше не тронешь!
Нож вовсе не был тупым. Он рассекал тело инспектора Соджи, обжигал, но почти не причинял боли. Чисом ударил его еще раз, бросил нож и кинулся бежать. Анибаль посмотрел вниз, туда, где по его рубашке растекалось красное пятно. Шок забирает боль от самой тяжелой раны, и пока Анибаль ничего не чувствовал.
— Это шок, — сказал он. — Мне нужен врач. Вызывайте скорую.
Голова закружилась, и он упал. Бетонные плиты перрона ударили по лицу, и это инспектор Соджи почувствовал. Он лежал на земле, пытался зажать раны рукой, и знал, что это не поможет. Много раз он видел людей, которых изрезали в драке, и теперь знал, что умирает, но все равно зажимал рукой раны. Он почти оценил иронию — его убил тот, кого он спас. Он спас от смерти свою собственную смерть! Стоило дать парню умереть еще тогда, на набережной. За этой мыслью пришла боль. А за болью — тьма. Она заполнила разум Анибаля Соджи и поглотила его.
***
Тьма ушла, и боль снова заняла свое место. Его живот болел, и каждый вдох крутил в его кишках раскаленную кочергу. Он просил дать что-то от боли, принимал таблетки и засыпал, но как только открывал глаза, снова приходила боль. Он выжил. Он снова научился ходить. А потом даже ходить, не опираясь на трость. Департамент вручил ему еще одну медаль и компенсацию за ранение. Парни в участке устроили шикарные проводы на пенсию, и через месяц забыли о нем.
Пенсионер Анибаль Соджи почти не выходил из дома. Он много пил, мало спал и набирал вес. Боль не ушла до конца, она нападала неожиданно, как зверь, который прячется в засаде. И каждый раз он вспоминал о том, кто ранил его. О парне, которого спас.
— Надо было дать поганцу сдохнуть! — повторял Анибаль. Повторял в баре и на приеме у врача, повторял в компании приятелей и наедине с собой.
Если бы он мог вернуться назад, и не позволить Чисому ударить себя ножом! Если бы он мог дать ему утонуть еще тогда, на набережной! Месяцами он крутил это в голове, и мысль о собственной ошибке сводила его с ума почти так же, как боль в животе. Мысль терзала его разум, а боль — его тело. Врачи называли его боль психосоматической.
— Я все выдумал, выходит? — возмущался Анибаль и выслушивал объяснения, снова и снова. Психосоматический — не значит выдуманный. Боль настоящая. Но она не в теле, она в голове. У тела нет причины страдать. Страдает сознание.
— Так дайте мне таблетки, что бы отключить сознание! — требовал Анибаль, и снова выслушивал объяснения.
Обычные таблетки не помогают, потому что боль — в голове, объяснял Раймон Раин, его врач. Боль не уйдет, пока он жаждет мести, вспоминает своего обидчика и сам заставляет себя страдать. Никакие таблетки не помогут ему смириться.
— Если обычные таблетки не помогут, дайте мне необычные! — требовал Анибаль и получал отказ, раз за разом. До того дня, когда доктор Раин сам заговорил с ним о лекарствах
— Вы упорно требуете новое обезболивающие.
— Требую! Мне больно.
— Я знаю. Но обычные таблетки вам не помогут. И вы говорили, что готовы принять необычные. Вы не раздумали?
— А что, наконец-то завезли волшебную микстуру на пыльце фей и корнях скумбрии?
— Почти. Завезли клинические испытания нового обезболивающего препарата. Артестерат — радикально новый подход к проблеме боли.
— И что это за дрянь такая? — спросил Анибаль, но уже знал, что хочет принять таблетку.
Что за дрянь, точно пока ответить не мог никто. Новый препарат едва добрался до стадии клинических испытаний, и Анибаль мог стать первым, кто его попробует. В теории, Артестерат мог перестроить работу его мозга и раскрыть возможности, которым он пока не пользуется. Дать новые инструменты саморегуляции, и тогда он сам, своим желанием, сможет остановить боль.
— Суперсилы? А летать я смогу, плащ дадите?
— Плащ
