От греха моего очисти меня - Рэй Брэдбери

Но разве мог он меня простить, отец? Кто он был? Бессловесное существо, животное, пес, мой любимец. И он смотрел на меня такими прекрасными черными глазами, что у меня сжалось сердце, и с тех пор оно навеки замкнулось от стыда. Я так и не смог себя простить. С тех пор меня преследует память о моей любимой собаке и о моей собственной низости. Под Рождество, не просто в последние дни уходящего года, а именно в канун Рождества, передо мной возникает призрак моего пса. Я его вижу, слышу шлепки и удары, терзаюсь чувством вины. О боже мой!

Незнакомец умолк и содрогнулся от рыданий.

В конце концов старый священник вымолвил:

— Так вот почему ты здесь?

— Да, отец. Разве это не ужасно? Разве это не позор?

Священник не сумел ответить: у него тоже текли слезы и срывалось дыхание.

— Господь простит меня, отец? — спросил старик.

— Да.

— А вы, отец?

— Да. Но позволь кое-что тебе рассказать, сын мой. Когда мне было десять лет, со мной произошло то же самое. Точно так же я поступил с родителями, потом так же поступил и с моей собакой, которую любил больше всех на свете, но она убежала, и меня охватила ненависть, а когда она вернулась, я тоже гладил ее, и бил, и снова начинал гладить. До этой ночи я не рассказывал об этом ни одной живой душе. Все эти годы меня обжигал стыд. Я регулярно исповедовался своему духовнику. Но об этом молчал. Так что теперь…

Наступило молчание.

— О чем вы, отец?

— Господь, Господь, милый человек, Господь Бог простит нас. Наконец-то мы открылись, осмелились рассказать все. Что до меня — я тоже прощу тебя. Но напоследок…

Старый священник не договорил: его душили слезы.

Незнакомец все понял и осторожно спросил:

— Отец, вы хотите получить мое прощение?

Священник молча кивнул. Возможно, его собеседник уловил тень от кивка, поскольку он тут же заверил:

— Вы его получили!

И они оба долго сидели в темноте, а в дверях появился еще один призрак, который, впрочем, тут же смешался со снегом и исчез.

— Прежде чем уйти, — сказал священник, — выпейте со мной вина.

Огромные часы на башне, против церкви, начали отбивать время.

— Вот и Рождество, отец, — сказал голос из-за перегородки.

— Определенно, это лучшее Рождество в моей жизни.

— Самое лучшее.

Старик священник поднялся со стула.

Он ждал шороха или хоть какого-нибудь движения за перегородкой.

Но оттуда не донеслось ни звука.

Нахмурившись, священник распахнул дверцу и всмотрелся в каморку для исповеди.

Внутри не было никого и ничего.

У него отвисла челюсть. Снежинки падали ему за ворот.

Он вытянул руку и ощупал темноту.

Там было пусто…

Обернувшись, он уставился на входную дверь, а потом поспешил выглянуть на улицу.

Снег кружил в последних отзвуках боя курантов. Улицы давно опустели.

Когда он вернулся и затворил двери, его внимание привлекло высокое зеркало при входе.

В холодном отражении он узнал старого знакомца, самого себя.

Почти не задумываясь, он поднял руку и осенил его крестным знамением. Отражение в зеркале сделало то же самое.

Осушив слезы, старый священник отвернулся и пошел за вином.

На улице вместе со снегом кружилось Рождество.