Ветер, ножницы, бумага, или V. S. скрапбукеры - Нелли Мартова

Инге захотелось выключить свет, забраться с ногами на подоконник и представить, что все как раньше. Сейчас зайдет мама, снова будет ругаться, что она сидит в темноте, и позовет на чай с блинами и вареньем, и в комнату вместе с ней влетит облачко сизого блинного дыма. Неужели больше никогда-никогда не будет маминых идеально круглых блинчиков и по-домашнему сладкого клубничного варенья? Вот бы разрешить сейчас себе на секундочку вопреки здравому смыслу поверить, что они живы, и как легко бы сразу стало дышать! Она сглотнула, прогоняя подступивший к горлу комок. Уж чего-чего, а слезу из нее невозможно вышибить даже дубинкой.

Инга стряхнула оцепенение, умылась и тут же оглушила квартиру, уже привыкшую к тишине и покою, бурной деятельностью. Повсюду зажегся свет, забормотал телевизор. Вскоре квартира засверкала чистотой, а вещи узнали, что такое безупречный порядок – когда стаканчики в буфете стоят на одинаковом расстоянии друг от друга, а прихватки и кухонные полотенца выложены как на витрине магазина, хоть телевидение в гости приглашай, снимать передачу «Образцовые домохозяйки».

После уборки Инга включила чайник, но тут же представила, как будет пить чай с засохшими сушками на опустевшей кухне, где висит в углу мамин передник в рыжих пятнах специй, где лежит на подоконнике вечная кипа журналов отца, только никто уже не подойдет и не потреплет по плечу, и взгляд сам собой упал на початую бутылку коньяка на полке. Она сполоснула рюмку и налила до краев. За что же выпить? Родители пропали без вести, не где-нибудь в тайге, а в самом что ни на есть эпицентре цивилизации, на Лазурном Берегу, в Ницце. Прошло четыре месяца, и полиция официально сообщила, что они утонули, а тела унесло в море. Надо бы заказать в церкви заупокойную службу, устроить поминки да заняться переоформлением квартиры. В конце концов, смерть – единственная в жизни штука, с которой Инга согласна смириться, да и то нехотя.

Но с другой стороны, мама не умела плавать и никогда не заходила в воду дальше, чем по пояс, а отец вообще не любил воду, предпочитал лежать на пляже с газетой. Да и май – не самое приятное время для купания. Инга так долго не хотела приходить в их квартиру, словно сам факт ее прихода означал: она поверила, что родители никогда не вернутся. Надо признать: верить, что они живы, – глупо. Так глупо, что от одной мысли начинают разламываться виски, и сводит живот от нестерпимой, как жажда, надежды. Инга подняла рюмку, рука мелко дрожала, губы не слушались. Нет, она не будет их поминать. Ни за что.

– Ваше здоровье, – прошептала она, сделала глоток.

Раздался ехидный звонок. Инга вздрогнула. Мама смеялась: «Наш звонок – как будто чертик хихикает» – а отец отвечал: «Ну да, правильно, возмущается – ну кого там еще черти принесли?» Открыть бы сейчас дверь, а там мама с папой улыбаются: «Мы ключи потеряли».

Но черти принесли усатого рыжего человечка лет пятидесяти, тощего таракана-прусака, один взгляд на которого вызывал смутное отвращение и желание прихлопнуть его тапкой.

– Инга Иннокентьевна? – спросил он с порога.

Она молча кивнула.

– Разрешите войти? Мне нужно поговорить о ваших родителях.

Вместе с человеком-тараканом в прихожую ворвался резкий запах одеколона. Костюм на нем был явно недешевый и сидел отлично, но желтоватый оттенок галстука никак не подходил к серому пиджаку и уж тем более к чересчур бледному лицу. Инга поморщилась, что-то внутри нее едва уловимо напряглось, как у мышки при виде кота на другой стороне улицы.

– Как здесь стало уютно, когда появились вы. Меня зовут Артур Германович, вот моя визитка, – сообщил он и огляделся по сторонам. – Присядем где-нибудь? У нас будет долгий разговор.

– Только ботинки снимите, пожалуйста, я только что полы вымыла.

Он рассказывал долго, подробно, обстоятельно, один за другим доставал из гладкого кожаного портфеля документы и раскладывал их перед Ингой. Мягкий голос обволакивал, окутывал туманом цифр, от которого раскалывалась голова и путались мысли. Таракан выкладывал сведения с неспешной неотвратимостью, и с каждым его словом Инге все больше и больше становилось не по себе, словно прямо на нее из тумана двигался огромный бульдозер. Она и понятия не имела, что родители задолжали так много денег, да еще этому неприятному типу. Но прямо перед ней лежали расписки, и трудно было не узнать родной почерк.

– Инга Иннокентьевна, поскольку ваши родители официально признаны погибшими, теперь вам придется отвечать за их долги.

Бульдозер все-таки наехал на нее. Во всяком случае, она почувствовала себя изрядно придавленной и не знала, что сказать неприятному гостю. Каким бы противным он ни был, но выглядел ее неожиданный кредитор солидно и убедительно. Вдобавок ко всему от него исходило странное ощущение безысходности. Словно у нее не было выбора, он все уже за нее решил.

– Но, Артур Германович, – произнесла она тихо. – У меня нет таких денег, и вряд ли я их быстро заработаю. Вы знаете, я преподаю итальянский в государственном вузе, у меня небольшая зарплата, а частных учеников немного. Если вы согласитесь на рассрочку, на несколько лет, тогда постепенно, частями, я бы постаралась…

– Инга Иннокентьевна, но ведь вы можете продать эту квартиру. Хотя здесь первый этаж и вид не очень – я слышал, эта труба лежит у вас под окнами не первый год. Но район престижный, сталинский дом, хорошая планировка, я думаю, этой суммы вам как раз хватит рассчитаться с долгами и, возможно даже, еще останется. Впрочем, если вы откажетесь от наследства, в том числе и от квартиры, тогда вам и возвращать ничего не придется.

Инга с изумлением уставилась на собеседника. С таким же успехом он мог бы предложить ей продать собственную руку. Или почку. Пожалуй, она скорее рассталась бы с почкой, чем с этой квартирой, наполненной воспоминаниями, особенно в нынешних обстоятельствах.

– Но Артур Германович, я не могу ее продать.

– Почему?

Инга хотела бы сказать: «Где же будут жить родители, если вернутся?» – но понимала, что это будет выглядеть глупо и наивно.

Она глубоко вздохнула, едва сдержалась, чтобы не поморщиться от едкого запаха одеколона, и ответила:

– По личным обстоятельствам.

– Дорогая моя Инга Иннокентьевна. Вы женщина умная, энергичная, привлекательная, у вас много сил. Давайте договоримся. Вы будете оказывать мне кое-какие услуги, а я прощу вам долг.

– И какие же? Чем же я могу быть вам полезна?

– Те самые услуги, с помощью которых ваша мама обеспечивала семью. Уникальные услуги.

– Что вы имеете в виду? – возмутилась Инга. – Что за намеки? Моя мама – приличная женщина!

– Ничего такого, о чем было бы неприлично говорить вслух. Уникальная авторская работа на заказ.

– Моя мама была бухгалтером. Чего ж тут уникального? А из меня, признаться честно, бухгалтер никакой, я чистый гуманитарий.

– Инга Иннокентьевна, ну уж вы-то должны понимать, о чем я говорю. Давайте начистоту, не будем друг перед другом прикидываться. Вы же не думаете, что ваша мама купила вам отдельную квартиру на зарплату бухгалтера? Кстати, ее тоже можно продать, но вряд ли этих денег хватит, чтобы отдать весь долг.

– Нет, я совершенно не понимаю, о чем вы говорите. Она работает… работала в солидной фирме, у нее была хорошая зарплата.

– Ну что же, – его голос стал жестче. – Тогда вам придется продать квартиру. Или я буду взыскивать с вас долги в судебном порядке. Учтите, у меня есть опыт в таких делах и все необходимые связи, чтобы все завершилось быстро и в мою пользу.

Слова доносились глухо, как если бы Инга с головой накрылась одеялом. Больно, как будто отрывают руку или ногу. Инга поерзала, но боль не утихала. Не укладывалось в голове, что родной дом перестанет для нее существовать вместе с родителями. Когда она узнала об их исчезновении, ей поначалу захотелось все бросить и уехать. Продать обе квартиры, купить крохотный домик в Италии, где-нибудь на берегу теплого моря, и забыть обо всем. Но сейчас она ясно поняла, что не может расстаться с квартирой. И дело тут вовсе не в деньгах. Отдать ее сейчас означает безвозвратно потерять гораздо больше, чем три комнаты на первом этаже с видом на трубу.

Что же теперь делать? Попытаться взять кредит? С ее зарплатой вряд ли дадут столько, сколько нужно. Она потянула себя за мочку уха, и из тумана выплыла ясная, четкая мысль: «Он врет». Конечно же, врет! Зачем родителям могла понадобиться такая огромная сумма? И почему она об этом ничего не знает? Между ними никогда не было тайн. Пронюхал, что у квартиры есть одинокая хозяйка, подделал документы и теперь рассчитывает на ее наивность. Вот мошенник! Родители честно проработали много лет, чтобы получить эту квартиру, столько сил вложили в ремонт и обстановку. А паркет, который они укладывали вдвоем целый год? А кухонная мебель, которую мама сама расписала под хохлому и покрыла лаком? А люстра из богемского стекла, которую отец привез из Чехословакии? Да, в конце концов, Инга привыкла вот к этой трубе за окном! Это же часть ее детства, любимый источник фантазий! И теперь этот Тараканище хочет легким движением руки, обманом, просто так все это заполучить.