Другое притяжение - Лев Жаков

Я украдкой посмотрел на свои ноги. Обычно стою, как всегда.

– Давай ищи. – Пошарив под свитером, он вытащил мятый пакет, сунул бутылку туда.

Дедок быстро перелопатил мусор, обнаружив пять посудин. Одну из тарелок, радостно заперхав, он опустил в широкий карман пальто.

– Ещё чего, в мусоре копаться!

Возле бачка стояла спортивная сумка. Я присел, осторожно расстегнул её. Что только люди ни выкидывают! Вот, например, полным-полно отличной одежды, которую ещё носить и носить. Я поворошил рубашки и штаны и вытащил на свет ещё одну склянку.

– Во! – продемонстрировал старику. И только сейчас заметил, что одно ухо у него больше другого, притом сильно оттопыривается, да ещё просвечивает.

– Багато улова! – Бомж вцепился в посудину. Бутылка была странной формы, похожая на большую гранёную пробирку с узким горлышком. Внутри плескалась ярко-оранжевая жидкость. Старик потряс бутылку, изучил на просвет. – Виски, что ль, какая заморская? – пробормотал он, задумчиво склоняя голову и касаясь оттопыренным ухом плеча. – Али сливовое китайское пойло? – Покрутил её и так и сяк, встряхнул. – Всё одно выпьем, – решил, погружая её в бездонные карманы пальто. – Больше тама ничего такого нэмае?

Покопавшись в недрах сумки, я извлек ещё два пузыря, на пол-литра и четверть. Второй – плоская выгнутая бутыль, первый – загадочной формы сосуд, помесь лампы Аладдина и водочного графина. Бомж вцепился в сосуд, также полный маслянисто переливающейся оранжевой жидкости:

– О, це вещь!

Кругом царили покой и умиротворение. Было тихо до звона в ушах, только редко-редко раздавался откуда-то из-за домов звук шагов или голос. За бачком притулился диван – продавленный, грязный, с потёртой полосатой обивкой, из дыр которой тут и там торчали опилки, поролон и пружины.

– Бутылочка… – нежно просипел бомж, опускаясь на сиденье. Диван застонал, загремели пружины, скрипнула ссохшаяся древесина. Старик прижал хрустальный бок к щеке, погладил сосуд. – Ридная моя…

Я осторожно присел рядом, опёрся о спинку, поперёк которой тянулся разрез – и так и лезли оттуда кудряшки стружек. Головокружение почти прошло, взгляд прояснялся. Пожалуй, самый подходящий момент выяснить, куда же меня занесло.

– Разопьём? – Бомж зажал бутылку между коленеми, начал срывать пробку обломанными ногтями с чёрной полосой грязи под ними. Пробка была залита сургучом, запечатана.

Что-то блеснуло на солнце, резануло глаза. Сверху крикнули басом:

– Чё вы делаете, суки позорные! А ну быстро всё на место и руки вверх!

С крыши дома выглядывала круглая бритая голова, рядом виднелось дуло винтовки, солнечные лучи играли на окуляре оптического прицела. Бандит грозил нам кулаком.

– Ща спущусь, убью гадов! – гудел он, как из бочки, низким густым басом.

– Занатто! – просипел бомж и с надрывом закашлялся.

Бандит на крыше поднялся в полный рост, загораживая солнце.

– Тикаем! – хрипанул старик, подскакивая. Пихнув бутылку в карман, он приподнялся на цыпочках в своих огромных кедах, хлопнул пятками; посыпались искры, пошёл едкий синий дым, показались огоньки пламени. – Эх-мы! – Бомж ухватил меня за воротник – и нас потащило.

Носки моих кроссовок вычерчивали две кривые по песку. Гориллообразный бандит в сером костюме-тройке спускался по пожарной лестнице, прыгая через полпролета и на ходу изрыгая проклятия. Приподнявшись выше, старик присел на своей обуви, будто на лыжах, пару раз оттолкнулся подошвой от воздуха. Из задников с рёвом исторглась оранжевая струя, едва не обжёгшая мне руку, искры фонтаном брызнули во все стороны. Дым повалил чёрный, ядовитый, он вонял жжёной резиной – и мы рванули с бешеной скоростью. Промелькнул внизу голый стадион, пустырь, заросший бурьяном и заваленный мусором, пронеслись маленькие, словно врытые в землю домишки, окружённые чахлыми садами, – и всё это осталось далеко позади, кругом теперь мелькали поля, овраги и кое-где, проглядывая меж кустов, затянутые ряской пруды.

Затем впереди возникли холмы и поляны, составленные из старых ненужных вещей: перед нами расстилалась городская свалка. У границы её стояло несколько серебристых мусорных баков, двое ребят в синей униформе лопатами выгребали из них мусор.

Распахнулась дверь, хлопнула форточка, по ногам пробежал сквозняк, брызнул свет, заливая комнату, выскочили из темноты трюмо, кресло, старая тумбочка с телевизором – и в комнату ввалилась подвыпившая компания.

– Давай, Марин, садись! – командовал раскрасневшийся Санёк, толкая раскрашенную девицу на диван. – Петрович, куда, потом завалишься, дуй на кухню, притащи стул!

Они вывалили на стол нарезку салями, помидоры и огурцы, пучок редиски, два клюквенных рулета, выставили бутылки – водка, вино для девушки, опять водка и снова водка, лимонад для запива. Тут же Санёк достал нож с тарелкой, Марина подсела к столу, закинув ногу на ногу – короткая юбка уехала вверх, обнажая бёдра в полный рост, – стала кромсать овощи; Петрович внёс, ударив об косяк, табурет; Сергуня тоже пристроился возле стола, переставляя бутылки и стаканы, протирая последние о футболку на животе.

Санёк врубил музыкальный центр, отворил окно, подперев раму книгой.

– На чём мы там остановились? – Он подрулил к компании и начал тыкать штопором в бутылку. – Сначала дамам!

Марина кокетливо хихикала, отводила взгляд, дрожа густыми, твёрдыми, будто пластмассовыми, ресницами.

– Но и про мужчин не забудем. – Петрович погладил обширную плешь, обрамлённую почти прозрачной нежизнеспособной уже порослью.

Сергуня взялся за водку и огромной лапой сковырнул пробку. Марина подставила рюмку, куда заструилось бурое в отсветах люстры вино; мужчины сдвинули стопки.

– Вздрогнем, – деловито бросил Петрович и тут же хряпнул.

– А тост, тост! – запротестовал Сергуня и, опрокидывая стопку, едва не проглотил её.

Марина захлопала в ладоши.

– Сила! – крикнула она и захохотала в голос.

Санёк поднялся:

– Тост, господа! Предлагаю выпить…

Зазвонил мобильник. Он мелко вибрировал, исходя переливами расхожей мелодии.

– Брось, Шурик! Отключи! – Марина положила ладонь ему на колено.

Санёк смотрел, как трубка ползёт, дрожа, к краю стола.

– Да ну, а вдруг… – Он схватил телефон. – Алё!

– Я ей и говорю… – громким шёпотом, наклонившись над тарелкой с редисом, заговорил Петрович. – А она мне…

Марина смеялась, запрокидывая голову. Санёк отошёл к окну.

– Саша, ты чего, ты когда на работе появишься? Ты чего делаешь? Пьян, что ли? Саша, да ты спятил! Третий день тебя нету, Сан Палыч уже о тебе только матом! Ты понимаешь, чего делаешь, Саш? Ты ваще думаешь головой? Придёшь завтра?

– Хватит орать, – невольно повышая голос, ответил Санёк. – Чё привязался? Я занят. Мне некогда на работу ходить.

– Саш, ты чего?! – явственно офигел собеседник. – Ты ваще работаешь или где? Если ты завтра не появишься, я всё Сан Палычу расскажу, и он тебя уволит на хрен. Ты не понимаешь, что ль? Это работа, тебе тут бабки платят, а не курорт! Саш, я серьёзно, меня достало тебя прикрывать каждый запой! Ты больной, тебе лечиться надо!

– Я не пью! Я трезвый! – завопил Санёк. – Вы меня заколебали со своей работой!

– Саш, ты чего, ты чего, да успокойся… – забормотал собеседник.

Марина, обернувшись через плечо, улыбалась, показывая жёлтые зубы. В прямых пальцах она держала сигаретку.

– Красавица! – Петрович подъехал к девушке вместе со стулом, припал к её груди. – Богиня!

– Саш, но ты приходи завтра! С твоей трудовой, сам знаешь, устроиться сложно. Помнишь ведь, как Сан Палыч тебя брать не хотел? По полгода работаешь, ну кто ещё возьмёт? А я больше не могу прикрывать, Сан Палыч и мне не верит. Завтра сам с ним поговори, он придёт. Ты понял? Саш, он завтра придёт, ты должен быть на месте, иначе уволит, точно говорю!

– Да пошёл ты! – проорал Санёк, размахнулся и швырнул телефон об пол. – Задолбал!

– Шурик, ты чего? Иди к нам!

В дверь стучали.

– Саша, сделай музыку тише! – крикнул из коридора брат. – И не шумите там! Уже одиннадцать, и ребёнок спит! Если не прекратите, я вызову милицию!

– Пугает, – авторитетно заявил Сергуня, опрокинул две стопки подряд и, повернувшись к девушке, стал поигрывать выпирающими мускулами. Рукава его футболки были давно вырваны с мясом, чтобы видны были бицепсы.

Марина смеялась.

– Милиция? – Санёк беспокойно завертел головой. Перед глазами плыло.

– Ну шо, вродь оторвались. – Зависнув над насыпью из ржавых железяк, бомж меня отпустил.

Я ударился плечом и скатился на кучу полиэтиленовых пакетов, из которых тут же посыпался всякий хлам. Старик хлопнулся рядом, отчего пара пакетов лопнула, обдав нас канцелярской мелочью: пластиковыми скрепками, обрывками скоросшивателей да использованными шариковыми ручками.

– Чё нас всё время преследуют? – Я потёр ушибленное место.