Жесть - Александр Щёголев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он вошел в спальню дочки.
Долго смотрел, как ребенок спит. Восемь лет человечку, каково ей будет выдержать испытание?.. Он переломил ружье и загнал в стволы по патрону. Еще смотрел некоторое время… и перешел в другую комнату — к себе.
Жена по-прежнему дрыхла. Смешно она спала — зажав одеяло между ног и выставив напоказ голую задницу. Молодая красивая женщина, моложе супруга почти на десять лет… он заставил себя отвести взгляд. Похоть, пусть и мысленная, не делала чести Избранному.
Выглянул в окно.
И тут же увидел… тут же напрягся, заиграл желваками. Бесовская тварь рыскала по грядкам возле парника!
Он тихонько открыл раму. Взвел оба курка. Выстрелил — раз! Сизовато-белое облако вырвалось из ружья; ложа зло толкнула охотника в плечо. Дробовой снаряд сломал твари заднюю ногу — она заверещала, попыталась убежать, споткнулась, упала набок… Два! Вторым выстрелом ей разнесло живот. Она полизала раненое место, потом, высоко задрав хвост, уткнулась носом в землю и поползла ко входу в парник…
Жена вскочила, со сна ничего не понимая.
Примчалась встрепанная дочь.
Нескольких секунд хватило, чтобы ужас появился в глазах обеих… А дочь, похоже, больше всего испугалась вовсе не ружья и не выстрелов. Просто она впервые видела папу голым. Собственно, она вообще впервые видела голого мужчину — не в кино, не на картинке, а живьем. Так близко, что дотронуться можно…
…На выстрелы никто из соседей не отреагировал. Возможно, после ночного грохота попросту не обратили внимания. Или никого вокруг не осталось?
Никого из живых.
Соседи — они ведь не были Избранными…
…Сидели на балюстраде, на полу у стены. Возле зеркала. Возле Входа. Женщина молча плакала, девочка сосредоточенно причесывалась. Ангел объяснил Избранному, что тот должен делать, и что вообще происходит; теперь он объяснял это жене и дочери. Зеркало — на самом деле Вход, который откроется ближайшей ночью. Надо дождаться. Вокруг дома — чужой враждебный мир. Он, Избранный, защитит их. На нем — колоссальная ответственность. А ночью, когда Вход откроется, они уйдут…
Куда? В Рай.
— Алексей… Лёшенька… Тебе плохо? — спросила жена.
— Мне никогда не было так хорошо.
— Папа, я не хочу в рай, — сказала дочка.
— Тебе понравится, деточка, вот увидишь.
— Мы договаривались с Риткой в кино сходить. На Гарри По-о-оттера… — девочка прерывисто всхлипнула.
— Ничего, ничего. Нет больше ни кино, ни Гарри Поттера.
— Как это?
— Вокруг одни мертвецы.
— Почему?
— Потому что мир умер.
Жена ничего больше не говорила. На лице ее застыл смертельный ужас. Из глаз всё текли и текли слезы.
— Папа, я в туалет хочу…
Алексей кивнул. Поднял обеих и повел вниз — с ружьем наготове. Он был готов ко всему. Дождался, когда женщина с девочкой справят естественные надобности и отконвоировал их обратно. Сам он терпел, не имел права покинуть пост.
Вдруг сообразил:
— Раздевайтесь.
— Ч…чего? — вскинулась жена.
— Ночнушки снимайте, чего.
Глаза у нее полезли на лоб.
— Лешка, дурак! — заверещала она. — Что ж ты делаешь? Дочку хоть не трогай!
Он закричал в ответ:
— Никто вас не тронет, дура! В Рай приходят голыми, открытыми, распахнутыми настежь! Рай защищает тех, кто отбросил всю эту мирскую хрень!
— Ты вчера пил свои таблетки?
— Пил я их, пил! Семь лет, как их пью! И что? Приблизили они меня хоть на шаг к Истине?
— Они лечили тебя… — потерянно, безнадежно сказала жена.
— Они убивали меня. Неужели ты не понимаешь, что случилось чудо? Что все мои страдания — не зря! НЕ ЗРЯ!!!
Алексей двумя движениями разорвал на женщине ночную рубашку.
Дочка разделась сама, дрожа.
— Трусики снимать?
— Обязательно.
— Папа, мне холодно.
— Потерпи, до вечера не околеешь.
Вдруг он спохватился: участок! Пространство вокруг дома абсолютно беззащитно. А там, где появилась одна тварь, непременно появится вторая… Нужно было совершить обход территории.
Вновь Алексей поднял свою семью, заставил спуститься вниз. Поразмыслил секунду-другую, завел домочадцев в кладовку и закрыл дверь снаружи.
В кладовке не было окон.
— Сидите тихо, проверю и вернусь.
— Кушать хочу… — жалобно отозвалась девочка.
Он забрал из гостиной все ключи. Взял из комнаты отца штык-нож. Вышел на крыльцо, запер дом… очень ему не хотелось покидать эти надежные, проверенные стены, но… Избранный не принадлежал себе.
Нырнул в открывшийся ему мир — как в бездну…
И ничего плохого не случилось. Он обогнул автомобиль (старенький «фольксваген» стоял перед домом; водила машину жена) и пошел, крадучись, по двору. Заряженное ружье в одной руке, штык-нож — в другой.
Пригревало взошедшее солнце. Воздух щекотал обнаженное тело.
— Охотимся? — весело крикнул кто-то. — Ворон бьем?
Сосед. Высовывался из окна своего дома. Его участок примыкал слева (если смотреть от дороги). Алексей поморщился и не ответил.
— Что, Лексеич, нудистский сезон открываем? — продолжал неугомонный мужик. — Круто! Я — за! А жинка твоя чего прячется? Пусть тоже не стесняется, я щас свою кликну! Позагораем, солнышко проводим…
Не человек там засел, а тварь бесовская. Алексей выстрелил в сторону чужого окна. До цели — метров тридцать пять — сорок; дробовой сноп разнес стекло вдребезги. Крупная дробь! Сосед исчез, грянули отчаянные вопли. Заголосила баба. Тут же в стену дома — изнутри, — жена Алексея начала колотить чем-то увесистым; стало слышно, как она кричит:
— Помогите! Кто-нибудь! Муж спятил!
В ярости Алексей рванулся назад, к крыльцу. Остановился, передумав, и направился к парнику. Это был парник с помидорами (огуречный располагался дальше) — именно сюда уползла подыхать утренняя тварь. Нужно было проверить, как там и что.
Он вошел, держа ружье наизготовку…
Никого и ничего. Уползла куда-то, бестия. На кустах вызревали сочные плоды — зеленые, бурые, красные. Все цветки жена уже пообрывала. Алексей машинально сорвал спелую помидорину, откусил и бросил. После чего начал кромсать ножом полиэтиленовую пленку — в куски, в лохмотья, — чтоб никто больше не мог спрятаться в этом предательском укрытии. Безопасность — прежде всего. Слишком близко стоял парник от дома — опасно близко… Когда от сооружения остался лишь алюминиевый каркас, Избранный решил, что достаточно.
То же самое он проделал с парником для огурцов.
Жена все надрывалась, дочка ей вторила. «Спасите, помогите…» Тьфу! Дуры бабы, прости Господи.
Алексей обошел дом по периметру, внимательным взглядом изучая окрестности, и только затем вернулся.
Он выволок жену из кладовки и рявкнул:
— Хватит.
— Лешенька!.. — простонала она. — Опомнись!.. Лешенька!..
Он двинул ей прикладом в лицо. Несильно, просто чтобы успокоилась. Она заткнулась на полувдохе — словно выключателем щелкнули. Она скорчилась на полу, под его ногами…
Сквозь окна веранды было видно, как дорогу пересекает сосед напротив. Мужчина остановился возле ворот и зычно крикнул:
— Эй, братан, расслабься! Если тя кто обидел — скажи! А шмалять — эт’ зря, менты поналетят! — замолчал, вслушиваясь, и продолжил: — Эй, дуй к нам! Водочка есть, кролика распишем…
Тщательно прицелившись, Алексей ударил из двустволки — сквозь стекло…
Часть 1. Хроника психоза
Понедельник, вечер: АНТИДЕПРЕССАНТЫ НА ДЕСЕРТ
Александр готовил мясо.
Он был из тех мужчин, которые любят мясо, — не просто кушать, а именно готовить; вероятно, готовить даже больше, чем кушать. Со вкусом и смаком он превращал здоровенный кусок свинины во множество мелких. С каждым ударом тесака — звериный огонек вспыхивал на секунду в его глазах, а верхняя губа оттопыривалась, уродуя красивый рот.
Вяло покуривая, Марина наблюдала за процессом. В первый раз, когда Александр надумал угостить ее мясом собственного приготовления… кажется, это был шашлык на берегу Вуоксы… она даже залюбовалась. Было, было. Внезапное превращение воспитанного ухоженного кота в кровожадного зверя, любящего покромсать чью-нибудь плоть, помнится, впечатлило ее настолько, что их неформальные отношения затянулись на неделю… потом на месяц… еще на месяц… да так и вошли в привычку.
Забавно, подумала Марина. Вот так встречаешься с человеком, иногда спишь с ним, — год за годом, — и не знаешь, что за дрянь прячется у него в башке. Дрянь, которая при благоприятном стечении жизненных обстоятельств показывает свой нрав лишь ненадолго и в совершенно безопасной форме — вот как сейчас, на кухне, за разделочной доской. Дрянь, которая обожает, чтобы в руках был острый клинок, а жертва — в полной твоей власти…