Покойник - Бранислав Нушич

Алеша. Не могу, не могу! Я не могу о ней не думать. Мне хочется сделать ее самой счастливой женщиной в мире. Почему бы ей не быть счастливой? Не можем быть счастливы оба, пусть будет счастлива она, пусть она.

Марич. Как же вы думаете сделать ее счастливой?

Алеша. Я не могу о ней не думать. Я люблю ее, я не в силах не думать о ней, но… мертвый я о ней думать не буду.

Марич. Как – мертвый?

Алеша. Я ей так написал.

Марич. Что вы ей написали?

Алеша. Я написал: «Когда ты получишь это письмо, меня уже скроют волны Дуная, и я больше не буду о тебе думать».

Марич. Что вы, брат, говорите? Какие волны, какой Дунай?

Алеша. Я так написал.

Марич. И послали такое письмо?

Алеша. Да, потому-то я и пришел к вам извиниться, проститься и поблагодарить вас.

Марич. Что вы говорите, Алеша?

Алеша (вынимает из кармана бумаги). Это неоплаченные счета за песок и перевозку; это новый договор с поставщиком кирпича, он подписан; это квитанции за взносы по социальному страхованию; это ваше удостоверение на право строительства, данное мне вами для заключения подряда.

Марич (перебивая его). Оставьте все эти бумаги у себя, Алеша. Так, как вы себе это представляете, собой не жертвуют. Да разве из-за любви к женщине, изменившей вам, можно жертвовать собой? Наоборот, именно в этом случае и следует жить, существовать. Если вы усыпите в ней совесть, она будет смеяться над вашей смертью. Нет, дорогой мой Алеша, нельзя умирать ради любви к неверной женщине.

Алеша. Не могу!

Марич. Не будьте таким слабым!

Алеша хочет возразить.

(Перебивая его.) Здесь дело не только в письме. В вашей душе, Алеша, скопилось также много других смутных чувств, а четырехмесячная напряженная работа на стройке расшатала ваши нервы. К этому еще прибавляется тоска по родине. Пока около вас была Лидочка, ваша душа была полна чувств к ней, сейчас, когда вы стали одиноким, душа осиротела, и вами снова овладела тоска по родине. Все это очень понятно. Но, поверьте, это пройдет.

Алеша (отрицательно качает головой). Нет!

Марич. Слушайте, Алеша, мужчина часто поддается женским прихотям: так было и так будет. У всех у нас бывает слабость, но не значит, что ради их прихотей следует жертвовать собой. Так поступают только малодушные, а мы такими не должны быть. Разве потерпевший кораблекрушение во время бури спокойно отдается волнам? Нет, он хватается за спасательный круг, за обломки и спешит к берегу, чтобы ощутить под ногами твердую почву! Поверьте, это у вас, как я уже сказал, из-за расшатанных нервов, разочарования и тоски по родине. Слушайте, Алеша, я освобождаю вас от работы сегодня, ну и завтра… отдохните!

Алеша, (отказываясь). Ах, нет!

Марич. Послушайтесь меня: развлекитесь немного, проветритесь – и все пройдет. Я знаю, у вас нет лишних Денег. (Достает из бумажника деньги.) Вот вам пятьсот динаров.

Алеша (возражая). Но, господин инженер…

Марич. Считайте это гонораром за сверхурочную работу. Вы должны их взять! (Сует деньги ему в карман.) Ну, идите, идите в «Русскую лиру», в «Казбек», или… не знаю, как там называются ваши рестораны. Идите туда, найдите своих товарищей, послушайте балалайку, песни вашей родины и… может быть, поплачьте: такие слезы лечат душу, поверьте, лечат. Последуйте моему совету – и увидите, все у вас пройдет!

Алеша. Нет, господин инженер.

Марич. Вы оттуда, с севера, и если солнце вас недостаточно греет, вы как будто обмякаете. У вас душа теплее, вы мечтатели. Мы не такие, мы трезвее и, если хотите, выносливее. Поэтому послушайтесь моего совета. Позже увидите, как я был прав.

Алеша (борясь с собой). Не могу, не могу!

Марич. Послушайтесь в конце концов моего совета, Алеша!

Алеша. Я ей написал.

Марич. Ну и что же? И будьте для нее мертвым.

Алеша (качает головой). Ах, нет!

Марич. Послушайтесь меня хоть на сегодня; а если у вас это настроение не пройдет, если вы и завтра останетесь при своем решении, значит, судьба сильнее вас, – я вас остановить не смогу. Послушайтесь меня хоть сегодня! (Протягивает Алеше руку.)

Алеша смотрит ему в глаза и безвольно подает руку.

Марич. Вот давно бы так! Побудьте немного в дружеском кругу, проветритесь! (Осматривает его.) Подождите, так нельзя. У вас нет пиджака получше? Этот слишком потрепан и грязен, так идти нельзя. (Хочет пойти в комнату.)

Алеша. Нет, господин инженер, нет, нет, нет! Мне и так стыдно! На мне все ваше: и пиджак, и рубашка, и ботинки. Нет, больше не надо!

Марич. Ну оставьте, пожалуйста! (Идет в соседнюю комнату и выносит пиджак.) Так, снимите этот!

Алеша. Ради бога, не надо!

Марич. Ну, снимите же, говорю вам!

Алеша снимает пиджак.

(Пологая ему переодеться.) Так! Вот так! Переложите себе эти бумаги, переложите их! А ваш пиджак? Он может еще пригодиться там, на стройке. Ну вот, сейчас вы выглядите человеком, который может появиться в любом обществе. А теперь сделайте так, как я советую. Завтра, когда мы встретимся, увидите, вы будете иначе смотреть на жизнь.

Алеша (свертывает свой старый пиджак, из которого переложил бумаги, завернутые в газету). Только знаете, я же написал… (Уходит.)

Марич, Рина.

Марич заглядывает в двери комнаты Рины, но, очевидно, услышав или заметив что-то, быстро идет на то место, где читал книгу, садится и делает вид, что углубился в чтение. Рина, одетая, выходит из комнаты, направляется к выходной двери и, не взглянув на него, уходит. Когда она уходит, Марич поднимает голову и после некоторой паузы встает и звонит горничной.

Марич, Мария.

Марич. Госпожа ушла?

Мария. Да.

Марич. Слушайте, кто бы меня ни спрашивал, меня дома нет. Поняли?

Мария. Поняла!

Любомир, те же.

Любомир (появляется в дверях, неся большую книгу). Можно?

Марич (немного смущенно, растягивая слова). Да, да… пожалуйста! Войдите!

Любомир (чувствуя неловкость, вызванную его приходом). У меня не было намерения беспокоить вас, я хотел только передать взятую мной книгу горничной, но не встретил ее. Извините, пожалуйста, кажется я пришел в неподходящее время. (Кладет книгу на стол.)

Марич. Не могу сказать, что вы пришли в самый подходящий момент, но это ничего не меняет; для своего молодого друга у меня всегда найдется и время и настроение. (Марии.) Идите!

Мария уходит.

Любомир, Марич.

Любомир. Мне так неудобно. (Собирается уходить.) Если разрешите?

Марич. Да оставайтесь же, говорю вам. Вы застали меня, когда я взволнован… Впрочем, может быть, это и хорошо, что вы пришли. Я… мне сейчас нужен друг, в такую минуту мне необходимо с кем-нибудь поговорить. Садитесь, прошу вас!

Любомир (садясь). Рад быть вам полезным.

Марич. Для того, кто страдает, и искреннее сочувствие полезно.

Любомир (удивленно). Как… вы страдаете?

Марич (поводя плечами). Нет, не страдаю… Но, если вас обманывают, – это тоже страдание! (Взволнованно.) Молодой человек, моя жена меня обманывает! (Замолкает, – ему кажется, что он необдуманно доверился молодому человеку, – и нервно ходит.)

Любомир с удивлением наблюдает за ним.

(Чувствуя наконец необходимость оправдаться, останавливается перед Любомиром.) Не знаю, почему я вам только что об этом сказал, но… так вышло, вы пришли, появились первым, а мне нужно было во всеуслышание высказать то, что меня гнетет с самого утра.

Любомир. Не сожалейте, что доверились мне, вы доверились другу. Мое отношение к вам не обычное. Вы знаете, как я вас ценю и уважаю. Я был бы счастлив, если бы мог вас хотя бы утешить.

Марич. В подобном случае всякое утешение иллюзорно: это похоже на соболезнование, приносимое семье умершего.

Любомир. Да… но все же. Может быть, все не так, может быть, злые люди только наговорили вам.

Марич. Да, наговаривали, правда. Но на их толки я не обращал внимания, однако… (Вынимает из кармана пачку писем). Вот письма ее любовника. Я, как разбойник, совершил взлом и выкрал их. Мне намекали на ее измену, но не подсказали имени соблазнителя. А сейчас оно здесь, здесь, в моих руках, здесь его имя! (Нервно комкает письма.) Здесь!

Любомир, чувствуя себя неловко, пожимает плечами.

(Так же взволнованно.) Здесь! Но я не решаюсь, мне не хватает смелости заглянуть в них! Боюсь, мое предчувствие подтвердится, а это было бы ужасно! Это было бы невыносимо! Боюсь, боюсь правды! Разве не лучше от правды убежать? Достаточно тяжелый удар и то, что я знаю, что она мне изменяет. К чему же еще один удар – с кем она изменяет? (Борется с собой.) Но все-таки это мучает меня, будет мучить и мучило бы всю жизнь. Почему бы мне не испить предназначенную чашу горечи до дна. (Открывает письмо и смотрит на подпись. С еще большим волнением.) Да, это он! Я предчувствовал, предчувствовал!..