Спасская лужайка - Иван Лажечников
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Что растолковал ему опыт в сем предчувствии? Что ожидало Леонса в доме родительском? отгадаете ли?.. Объятия отца, нового супруга, приветствия мачехи и взор, печальный, угасающий взор Агаты!.. Леонс не хочет верить глазам своим, отказывается доверять слуху; но Леонс не может не верить сердцу своему, никогда не лживому, никогда не выдающему обман за истину. Бледный, трепещущий, как приговоренный к смерти преступник, он принимает без всякого участия ласки отца и бывшей г-жи Т*, новой супруги его. «Братец!..» — сказала Агата, и слезы помешали ей говорить. Несчастный чувствовал слишком много значение этого слова, и действие, какое произвела над ним сия неожиданная сцена, было самое ужасное. Можно поставить себя на его месте! Если бы вы любили так истинно, так страстно, как любил Леонс; если бы та, которая составляла для вас все счастие в мире, с невинною душою, с любовию на глазах прижала вас к груди своей; вы слышали бы трепетание робкого сердца, принимали бы изменяющееся ее дыхание — и если бы в сию минуту грозная, сильная рука вырвала милую из объятий ваших и показала бы вам ее вдали, в цепях, без надежды соединения: скажите, что происходило бы тогда в душе вашей?.. Ах! Когда можно было бы не любить, кто велел бы нам, минутным пришельцам на сей непостоянной земле, кто велел бы нам предать сердце свое столь быстрым радостям любви? Через несколько часов оказались в Леонсе сильные признаки горячки. Во все время болезни его несчастная Агата не отходила от него ни на минуту, а когда советовали ей поберечь себя, она говорила: «С братцем умереть мне приятнее, нежели жить без него!..»
Сила искусства, попечения родства и, наконец, искренние молитвы любви возвратили Леонса к жизни; но что значит жить без надежды? — Быть мертвым, только не в гробе!.. Несчастный, выздоровев, не мог излечиться от страсти своей; напротив того, благодарность, присоединившись к ней в сердце, еще более раздула пламя ее. С своей стороны Агата не могла таить чувствований своих к молодому человеку.
Жилище несчастных любовников лежало на берегу Москвы-реки. На противной стороне закрывался небосклоном шумный сосновый бор, из которого протягивалась на немалое расстояние прямая аллея и примыкала к древнему саду с кладбищем. Спасская лужайка служила опушкою сему бору и красилась лесочком, в котором дрожащие осины, сплетшись дружно с могучим вязом, образовали уединенный круг. Здесь в сумраке вечера бродил всякой день Леонс; сюда-то уносил он от взоров людей, равнодушных к его горестям, сюда-то уносил он страсть безнадежную. Часто заря заставала слезы на глазах его; иногда под окнами милой Агаты слышимы были звуки любимой песни. Звуки были самые трогательные!.. Вот некоторые куплеты, удержанные в памяти его родственником:
Судьбы определенье Велит тебя забыть!.. Уже ли преступленье Любезное любить?..
Что мнения людские? Что света нам слова? Природа нам святые Свои дала права.
Природа нам велела Друг друга ввек любить: Ужель она хотела Преступников творить?
Товарищ сердцу верный, О Спасский мирный луг! Не здесь, в сей жизни бедной, Но там живет мой дух.
Нередко бури осенние заставали его на Спасской лужайке; завывали ветры, сверкали молнии — и он, как бедный изгнанник из отеческого жилища, молил небеса сразить его последним ударом. Но небеса были глухи к мольбам и берегли его для новых страданий.
Вскоре отец приметил к Агате страсть его и спешил состроить план для ее разрушения. Беатусов, молодой сосед их, был принят в дом как человек богатый, обладающий несколькими винокуренными заводами, несколькими стаями Дианиной прислуги[3], как автомат, играющий довольно важную роль в модном свете, и, наконец, как жених Агаты. Ей предложили руку простодушного Беатусова. Власть, законы, страх — все было употреблено для вынуждения у нее согласия. «Даю руку, но не сердце!» — сказала она матери и почти решилась жертвовать всем жестокому долгу.
Ничто не утаилось от страстного Леонса; он обо всем известен. Он хочет навсегда удалиться от милой Агаты, но прежде требует у нее свидания. Она должна прийти одна, без проводника, без помощи!.. Можно ли отказать последнее прости тому, для кого жили и хотели умереть?.. И где ж, в какое время назначено видеться? Боже! Что делает твое создание в исступлении страсти?.. Глухая полночь, осенняя непогода, волнующаяся река должны быть свидетелями последних клятв, последнего вздоха любви!.. Челнок и верный друг Агаты приняли ее у берега.
— Любишь ли ты еще меня? — спросил несчастный дрожащим голосом.
— Боже! Скажи ему, люблю ли я Леонса! — отвечала она и крепко прижалась к груди его.
Он трепетал, лихорадка струилась по его жилам.
— Милый друг! боишься ли ты смерти? — сказал он голосом исступления.
— Смерти? С тобою... Нет!
— До гроба — клятва наших сердец! Умрем вместе, когда мы не могли вместе жить!..
— Готова, мой друг!.. Навеки твоя!..
Чуть слышал он роковые навеки, чуть слышал, как она молилась в его объятиях... и имел еще силу оттолкнуть утлую ладью от берега, имел еще дух стать на один край ее... С этим движением челнок опрокинулся... легкий шорох... еще шорох... все утихло!.. Один гений преступления летал тогда над зыблющимся гробом несчастных любовников. Говорят, что он и поднесь на том же самом месте виден, в слезах молящим небо простить двум жертвам любви. На другой день нашли тела злополучных друзей, вместе плывущие над водами. Руки бедной Агаты оплелись вокруг Леонсова стана; черты лица на обоих выражали одну горесть и, казалось, упрекали людей в их жестокости. Лесок Спасской лужайки осенил их могилу. Дрожащие осины стонут и теперь над прахом их и напоминают бедному страннику о непостоянстве жизни, в которой судьба почти всегда ставит мрачный гроб подле цветущей розы и там, где мы надеялись улыбаться, велит проливать горькие слезы.
Примечания
1
... хотя семь люстров сочла в жизни своей...— то есть тридцать пять лет; lustrum — в Древнем Риме искупительное жертвоприношение, происходившее через каждые пять лет. В более позднее время употреблялось в значении «пятилетие».
2
... в одном журнале...— здесь в значении «в одном дневнике».
3
...несколькими стаями Дианиной прислуги...— то есть несколькими собачьими сворами, так как в древнегреческой мифологии Диана считалась покровительницей охоты.