Сети чёрного паука - Алексей Крахин

Да, многих не удалось некроманту довести до крепости, но Мебет не бросал своих…

Ледяные пальцы обхватили усталый разум, сжали, подобно тискам, потянули куда-то. Конечности, сначала робко, дёрнулись, а потом забились в жестокой конвульсии, не в силах выдержать морозной хватки. Пальцы сжались сильнее. Тело выгнулось и захрипело, раскрывшаяся пасть тут же наполнилась землёй, руки судорожно гребли перед собой закостенелыми пальцами.

Яркие вспышки света будили уснувшую навсегда память. В тех вспышках мелькали чьи-то образы, тени, даже звуки. Понятия о мире, жизни, смерти, времени постепенно вновь загорались где-то в глубине головы. Последними пробились сквозь череду вспышек воспоминания о себе. Он осознал себя как нечто существующее, живое. Как «Я». Но полуразрушенный мозг не мог полностью восстановить былую картину воспоминаний. Место яркого пейзажа заняло драное полотно. Полотно из воспоминаний о прошлой жизни.

Годы назад душа покинул тело, прихватив с собой чувства, все их оттенки и яркие проявления. Он не мог чувствовать обиды за то, что его пробудили, после того как Он ушёл и уже не должен был вернуться, но память из прошлого упорно твердила: «Плохо. Так нельзя. Я должен остаться. Я не могу уйти. Меня нет». Под действием обжигающе холодных пальцев, мысли мелькали в голове и вновь терялись.

А бедное тело, терзаемое неведомой силой, продолжало извиваться и рыть, рыть, рыть. Ноги, руки, голова, рот — всё превратилось в инструменты. Уплотнённые слои земли рыхлились и уходили вниз, под себя. Дыхание мира приближалось с каждым движением. Бескрайние просторы. Он уже видел их когда-то. Он устал от них. Это тело слишком долго топтало поверхность, оно должно отдыхать, а вместо этого само прокладывает дорогу туда, куда для него дороги нет.

Одна из рук больше не чувствовала сопротивления земной толщи, перепачканные в грязи пальцы вцепились в поверхность, потянули. Следом вырвалась вторая рука. Ещё усилие и ещё, и ещё. Наконец, голова показалась над землёй, но Он не остановился, чтобы осмотреться. Чем сильнее тело показывалось на поверхности, тем слабее давили на разум ледяные пальцы. Нужно как можно скорее сбросить их окончательно.

Сторонний наблюдатель, если бы такой нашёлся в тот поздний лунный час, узрел бы, как земля на могиле рыхлится и ходит волнами, словно что-то под ней не может найти покоя. Изъеденная временем и червями рука вырывается из рыхлой земли, разбрасывая как брызги, чёрные комья. Начинает судорожно рыскать, выщупывать поверхность, затем впивается в дёрн и тащит себя. Следом вторая рука проделывает похожий ритуал, и уже на пару они вытягивают наружу уродливую голову. Пустые глазницы всего мгновение любуются полной луной, проглядывающей через тощие ветви осенних деревьев. Острая носовая кость, в память о прошлом ищет запахи, но радость дыхания не ведома страшному порождению. Свет звёзд, показавшихся из-за облаков, поигрывал тенями на безгубой пасти, на гнилых зубах.

Поняв, где оказалось, существо разочарованно захрапело, мотнуло лысой головой, раскидывая комья земли из глазниц, носа, рта и ушей, и яростными движениями продолжило подъём. Полурыча, полубулькая, оно откапывало себя, размашистыми неловкими движениями, напрочь опрокинув могильную дощечку.

Извиваясь как уж, существо выкарабкалось из ямы. В попытке встать на ноги, завалилось на спину. Как новорождённый учиться ходить, так же и пробуждённое создание пыталось раз за разом подняться. Но ведь когда-то оно уже умело это делать. С третьей попытки получилось удержать равновесие, и дёрганными, неуверенными шажками, мертвец направился в сторону леса.

Колено правой ноги сгнило сильнее левого и с каждым шагом норовило развалиться, труха внутренностей свалилась в область живота, а шейные позвонки с трудом держали высохший череп. Но неведомая сила не давала дряхлому телу распасться на куски, упругими жгутами перевязала все суставы и вдохнула свежесть в высохшие мышцы.

Чуть слышно шурша пожухлой травой, мертвец ковылял средь кладбищенских досок, из гортани вырывались сдавленные хрипы, будто воздух с трудом проходил в дырявые лёгкие. Под серым лунным светом, мертвеца издали можно было бы спутать с дряхлым стариком, и как бы удивился случайный свидетель, если бы, не брезгуя запахом гнили, подошёл ближе и наткнулся на взгляд чёрных глазниц и вечный оскал черепа.

С ветки слетела ночная птица, мелькнула на силуэте луны и нырнула во мрак небес. Мертвяк проводил её тупым взором. Ночное затишье теребило лишь прерывистое всхрапывание.

Ледяные пальцы ослабили хватку, сделав её еле ощутимой. Тонкая, натянутая холодными руками струнка в самой глубине сознания ещё звенела под напряжением, указывая дорогу в дремучую чащу, куда не сунулся бы в такое время ни один нормальный житель Оглфира.

Мешанина раскоряченных ветвей, окруживших стеной погост, вырисовывала жуткие образы чудищ, длинные приглушённые тени скрывали в себе опасность, а гудящая тишина, хуже любой какофонии, сводила с ума. Его ни что не страшило. Он вошёл под свод голых ветвей, оставив за спиной мир мёртвых, так же, как когда-то оставил мир живых.

«Иди», — шёпотом разносилось в голове. И Он ускорялся. Поваленные коряги, вздымающиеся корни, овраги — преград для зомби не существовало. Несмотря на отсутствие глаз, Он всё видел, не имея ушей — слышал. И даже вдыхал, не имея носа. Чувства постепенно набирали силу, не отставая от крепнущих мышц.

Ветки трещали под ногами как трещотки базарного музыканта. Ему доставляло удовольствие слышать этот звук. И Он ступал всё тяжелее, в надежде вновь его услышать. Шаг ускорялся, тело обретало подобие координации, помогая держать равновесие руками, поворотами корпуса и головы. Вскоре Он уже полубежал, перемахивая через коряги.

Тем временем память пыталась вернуться к тем картинкам, что мелькали в ней, пока тело выкапывало себя из земли. Он искал ответы на ещё не заданные вопросы, силился хоть что-то вспомнить из прошлой жизни, но любую мысль заглушал далёкий шёпот — «Иди. Иди. Иди». Единственное, что Он сумел осознать — раньше всё было не так, ибо это тело слишком неудобно, а разум неповоротлив. Его всё раздражало, по-прежнему желая спать, Он вынужден, ведомый голосом и ледяными пальцами, двигаться, искать что-то далёкое… Да, Он точно знал, что цель далеко, вроде бы даже видел размытый образ нужного места, но увидев, сразу же забывал.

Чувство схожее с жуткой тоской заполняло внутренности, Он не понимал, что происходит, почему Он здесь, зачем идёт, и почему не может остановиться. Кто-то упорно управлял Его сознанием и постепенно вытеснял остатки талой сущности. На самом же деле, Он вообще не имел власти над собой. То, что ещё оставалось живым в этом теле, оказалось заложником чужой воли. И если бы Он, тот истинный Он, что осознаёт себя, захотел покинуть трухлявое вместилище, то не смог бы этого сделать. Оставалось только ждать, пока голос «хозяина» вытеснит Его из собственного тела, и тогда наступит долгожданный покой.