Месть по древним понятиям - Сергей Зверев

Побывав на раскопках, отыскав несколько уникальных раритетов времен татаро-монгольского ига и навестив египетские пирамиды, он начал писать диссертацию, с целью систематизировать имевшиеся у него материалы. Но поиск артефактов из прошлого оказался занятием настолько увлекательным, что диссертация вскоре отошла на второй план. Максимум, на что хватало терпения Харитона по возвращении из очередного путешествия во времени, это на статью для одного из многочисленных периодических изданий, с которыми он сотрудничал. Статьи эти шли нарасхват, ибо главные редакторы журналов давно и хорошо знали, что материалы, которые привозит Хабаров, всегда новые, оригинальные, достоверные и уникальные.

Эта способность находить самые неожиданные вещи в самых неожиданных местах вскоре стала известна, и к Харитону начали обращаться коллекционеры и прочие лица, желающие получить заветную вещицу из глубины времен. Занятие это оказалось еще и довольно выгодным.

Вскоре дипломированный историк с удивлением осознал, что, несмотря на элитное образование и солидный запас знаний, профессия его называется сомнительным и не очень понятным словом «диггер».

Но и университетских связей Харитон не терял. Многие из его однокурсников остались преподавать, многим он добывал артефакты для научных работ. Такое взаимовыгодное сотрудничество цвело и крепло, духовно и материально обогащая обе стороны.

Вот и в этот раз бывший однокурсник Игорь Бабушкин, из студентов успешно перекочевавший в преподаватели, вывел его на очередного «клиента».

В поисках материала для своей монографии об иконах он познакомился с неким коллекционером, собиравшим списки с чудотворных раритетов. В особенности ценными были для этого человека экземпляры, которые прославились чудотворением. Именно такую икону он и разыскивал сейчас.

Расспросив об этом подробнее, Бабушкин понял, что здесь есть интересная работа для его друга, и в результате его «наводки» вскоре состоялась встреча «пана» и диггера.

Выслушав историю, которую рассказал ему потенциальный заказчик, Харитон уяснил для себя только одно – для того, чтобы начинать поиски, информации катастрофически мало. Но тема заинтересовала его и, прежде чем произнести окончательное и бесповоротное «нет», он решил сам попытаться найти более подробные сведения.

Первым адресом, куда обращался Харитон в подобных затруднительных случаях, был родной университет. Великолепная библиотека и компетентный преподавательский состав, многих представителей которого он знал лично, были той благодатной нивой, где можно было пожинать информацию практически из всех областей знания. Харитон и пожинал, с тем большим удобством, что в библиотеке работала бывшая однокурсница.

Аглая Смолянинова, романтичная и трогательно-отзывчивая, всегда готова была прийти на помощь. Отыскивая очередные редкие и эксклюзивные данные, она сама увлекалась процессом, а увлекшись, «вылавливала» нужные сведения с таким энтузиазмом, как будто все это нужно было не кому-то, а ей самой.

Харитон знал эту особенность девушки и бессовестно эксплуатировал ее в личных целях. Уверенный, что если на заданную тему во вселенской базе данных имеется хоть полстроки, Аглая обязательно их добудет, он как бы мимоходом просил «поискать» и, явившись через несколько дней, находил исчерпывающую подборку данных.

На сей раз ему, как обычно, не пришлось разочаровываться.

Достав из бардачка нетбук и открыв флешку, Харитон увидел, что Аглая снова не подвела. Первый же файл содержал подробнейшую информацию о городе Кащееве, что под Смоленском, куда предстояло ему отправиться на поиски иконы. Помимо современных данных, Аглае удалось отыскать сведения и об истории возникновения городка. Читая эти материалы, Харитон видел, что теперь у него в руках реальная ниточка, которая может привести к цели.

В середине 19-го века город Кащеев существовал в виде небольшой деревушки под названием Кащеевка, которую из сотен таких же выделял расположенный неподалеку мужской монастырь. В материалах не было ни фотографий, ни рисунков с его изображением, но описание давалось очень четкое и подробное. Читая, Харитон как бы видел внутренний двор, хозяйственные постройки, монастырский храм и общежитие, ясно представлял их расположение в соотношении между собой.

Кроме этого, он узнал, что на некотором расстоянии от монастыря, в лесу, находились отдельные кельи, в которых жили отшельники.

Леса окружали деревню Кащеевку со всех сторон. Сам монастырь стоял в лесной чаще, и тот, кто хотел удалиться от мира, находил здесь желанное уединение.

Когда монахи покидали мир в буквальном смысле, усопших не хоронили вместе с мирянами, а погребали в пещерах, находившихся под монастырем.

Об этой своеобразной усыпальнице несколько дней назад при встрече с Харитоном упоминал и заказчик.

– Пещеры – это нечто вроде кротовой норы, вырытой под монастырем, – рассказывал он. – В тех краях – глинистые почвы, и чтобы земля не обвалилась и не осыпалась, своды и стены просто обжигали, как обжигают кирпич. За счет этого достигалась прочность. Когда кто-то из братии умирал, в стене делали нишу, помещали в нее тело и замуровывали, вновь выравнивая поверхность. На этом месте ставили крестик – выцарапывали на глине. Потом участок вновь обжигали, и таким образом место захоронения представлялось лишь частью стены. Непосвященным и посторонним незачем было знать, что здесь лежит человек. Там, наверное, все стены сплошь изрисованы этими крестиками. Только вот под каким из них икона? Это предстоит выяснить вам, Харитон.

– Икону тоже «захоронили»?

– Да, но только гораздо позже. Осенью 1917-го перед самой революцией. «Целительница» была главной святыней этой обители, и настоятель монастыря, обеспокоенный разными тревожными слухами, решил укрыть ее, так сказать, от «дурного глаза». Ведь красные комиссары с самого начала не церемонились. Понятно было, что они способны на все. И в общем-то, время показало, что настоятель не ошибся в прогнозах. Вскоре монастырь снесли. Теперь на этом месте стоит интернат для детей-инвалидов, а икона, исцеляющая детей, так и осталась погребенной вместе с умершими. Между тем вещь эта уникальна. Существуют документальные подтверждения произошедших с ее помощью исцелений, и по большей части исцеления именно детей.

Бронислав Зеленский говорил об утраченной святыне проникновенно и с большим чувством, и тем не менее во время разговора с ним Харитон не мог отделаться от ощущения, что собеседник сам не слишком верит в то, что говорит.

Вот и сейчас, вспоминая этот разговор, он вновь испытывал сомнения. В материалах Аглаи ничего не говорилось о том, что происходило с монастырем во время революции. Ни о разрушении храма, ни о судьбе подземных пещер, по-видимому, не имелось официальных данных. Откуда получил эти сведения Зеленский, для диггера пока было загадкой.

Закончив с флешкой, Харитон принялся за ксерокопии. В них приводились выдержки из храмовых летописей с описаниями чудес, совершенных «Целительницей». Они начались еще в процессе создания списка.

Когда работа над иконой уже подходила к завершению, в боковой придел, где трудился монастырский живописец, вошел мальчик. Его хорошо знали в Кащеевке.

Мальчик этот был косноязычен и, как сказали бы сейчас, отставал в развитии. Попросту, это был деревенский дурачок. Юродивый, каких и сегодня нередко можно встретить в русских селах. Он рано остался без родителей, скитался по улицам, попрошайничал. Корме того, он страдал неизвестной болезнью, которую, по обязательному правилу того времени, приписывали вселившемуся в него бесу.

Войдя в комнату, где работал художник, мальчик некоторое время рассматривал икону. Потом лег на пол под возвышением, на котором была укреплена доска с незаконченным списком, и, свернувшись калачиком, уснул.

Спал он долго. Монах закончил работу и, оставив икону для просушки, уже собрался уходить. Но тут ребенок неожиданно поднялся с пола и начал задавать ему вопросы, поражая осмысленностью и чистотой речи. Пораженный случившимся иконописец рассказал обо всем братии.

Это исцеление, совершенное иконой, когда на нее еще не были полностью перенесены черты первообраза, сразу придало ей особый статус. Очень скоро она стала главной святыней кащеевской монастырской церкви.

Просмотрев даты на отрывках летописей, Харитон убедился, что икона изливала целительную благодать вплоть до позднейших времен.

Но здесь, как и в случае с монастырем, сведения охватывали лишь дореволюционный период. Последнее упоминание о кащеевской «Целительнице» датировалось августом 1916 года. О том, что происходило с иконой после этого времени, Аглая, по всей видимости, узнать не смогла.

«А раз так, значит, и нет ее, этой информации, – решил Харитон, аккуратно складывая листки. – Если даже Глаша не нашла. Да, но откуда в таком случае раздобыл свои сведения наш уважаемый пан? Может быть, в городе Кащееве проживает кто-то из его знакомых? Может быть, там до сих пор ходят трогательные устные предания о нелегких судьбах обитателей разрушенного монастыря? Может быть, господину Зеленскому кто-то пересказал эти истории? А может, так, наугад бьет. Просто попробовать хочет. Дескать, попытка не пытка, вдруг, да и отыщется что надо. Придется с него половину вперед взять. Я ему не мальчик, по поручениям бегать. Мое время денег стоит».