Взгляд тигра - Уилбур Смит

На Адмиралтейской пристани я подвесил марлина к стреле погрузочного крана, и Бенджамин, капитан порта, выписал сертификат, подтверждающий вес добычи – восемьсот семнадцать фунтов. Смерть лишила рыбу яркой флюоресцирующей окраски, марлин стал просто чёрным, однако размеры впечатляли – четырнадцать футов и шесть дюймов от кончика клюва до кончика хвоста, раздвоенного, как у ласточки.

С подачи вездесущих босоногих мальчишек весть о том, что «мистер Гарри словил во-от такенную громадину», прокатилась по острову, и народ, радуясь поводу отложить дела, праздничной толпой повалил на пристань.

Известие не миновало и стоящую на крутом берегу резиденцию президента, после чего «лендровер» островной власти с весело развевающимся на капоте флажком, урча двигателем и петляя по извилистой дороге, спустился в гущу событий. Пробившись сквозь толпу, автомобиль остановился, из него выбралось первое лицо острова. До того как Святая Мария обрела независимость, Годфри Биддл, местный уроженец, получивший образование в Лондоне, был здесь единственным адвокатом.

– Превосходный трофей, мистер Гарри! – Он пришёл в полный восторг. Такая рыба могла сделать неплохую рекламу зарождающемуся на острове туристическому бизнесу, и ему не терпелось пожать мне руку. Среди водившихся в этих краях президентов Биддл был не из последних.

– Благодарю вас, мистер президент, сэр.

Даже в чёрной фетровой шляпе он едва доходил мне до подмышки. Чёрной была не только шляпа, чёрным было всё – костюм из тонкой шерсти, лаковые туфли, его собственная, блестевшая, как полированный антрацит, кожа. И только пушистые волосы на висках и за ушами поражали белизной.

– Вас нужно поздравить.

Президент пританцовывал от избытка чувств, и я понял, что в этом сезоне снова буду зван на обеды, которые он устраивал для гостей в своей резиденции. Понадобилось почти два года, прежде чем Биддл начал относиться ко мне как к коренному островитянину и в конце концов признал во мне своего, что сулило особые привилегии.

Прикатил Фред Коукер на катафалке, в салоне которого ради особого случая лежало фотографическое оборудование. Фред установил треногу и, спрятавшись под чёрной накидкой, навёл древнюю камеру, а мы выстроились рядом с огромной рыбой. В центре, с удилищем, красовался Чак, вокруг расположились все остальные со сложенными на груди руками – точь-в-точь футбольная команда. Анджело и я широко улыбались, Чабби угрюмо хмурился в объектив. Фотография должна была украсить и мой рекламный проспект: верный экипаж с отважным шкипером – волосы курчавятся из-под капитанской фуражки и на загорелой груди, а мускулатура какая, а белозубая улыбка! Да у нас в следующем сезоне от клиентов отбоя не будет!

Ближайшим рефрижераторным транспортом предстояло отослать рыбу лондонским таксидермистам «Роуланд уордз» для изготовления чучела. Я решил на время поместить тушу в холодильную камеру при складских помещениях для экспортных ананасов, велел Анджело и Чабби отдраить палубы «Плясуньи», залить в танки горючее и отвести её на стоянку.

Макджордж и я уселись в кабину моего видавшего виды фордовского пикапа, но тут к нам бочком подошёл Чабби.

– Насчёт премиальных, Гарри… – Словно «жучок» на ипподроме, он смотрел в сторону и едва шевелил губами. Всё это я видел много раз и точно знал, чего он хочет, а потому пришёл на выручку:

– Миссис Чабби совсем не обязательно о них знать.

– Вроде того, – понуро согласился он и сдвинул захватанную морскую фуражку на затылок.

На следующее утро я отвёз Чака в аэропорт и на обратном пути распевал во весь голос, сигналя клаксоном островитянкам, трудившимся на ананасовых плантациях. Разогнув спины, девушки улыбались из-под широкополых соломенных шляп и махали руками.

В «Туристическом агентстве Коукера», поторговавшись для порядка с его владельцем из-за текущего курса, я обналичил чеки «Американ экспресс», полученные от Чака. По случаю похорон во второй половине дня Фред Коукер был при полном параде – во фраке и чёрном галстуке. Позабыв на время о треноге и камере, фотограф превратился в гробовщика.

«Похоронное бюро Коукера» обреталось за стеной, позади «Туристического агентства», и выходило на широкую аллею. Отправляясь в катафалке за приземлившимися в аэропорту туристами, Фред менял рекламу на крыше своего единственного транспортного средства, а на хромированных направляющих, по которым гроб заталкивали в салон, устанавливал дополнительные сиденья.

Всех фрахтовщиков я получал через его контору, и, обналичивая для меня туристские чеки, Фред снимал с них свои десять процентов. Поскольку он занимался ещё и страхованием, то вычитал из моего заработка ежегодный страховой взнос за «Плясунью», а потом долго и тщательно подсчитывал причитающийся мне остаток. Я не менее тщательно его проверял и перепроверял. К этому Коукер относился терпеливо и без обид. С ровным здоровым загаром – сказывалась толика островной крови, – высокий, сухопарый, чопорный, Фред походил на директора школы, но все известные бухгалтерские уловки знал как свои пять пальцев, а неизвестные – и того лучше.

Я пересчитал и засунул свёрнутые рулоном купюры в задний карман.

– Не забудьте, мистер Гарри, завтра прибывает следующий клиент, – напомнил Фред тоном любящего отца, посверкивая золотым пенсне.

– Помню, мистер Коукер, не волнуйтесь, команда не подведёт.

– Ребята уже сидят в «Лорде Нельсоне», – как бы между прочим сообщил он. Фред всегда держал руку на пульсе острова.

– Так ведь я шкипер, мистер Коукер, а не председатель общества трезвости. Ничего, всё будет в порядке. От похмелья ещё никто не умер.

Перейдя Дрейк-стрит, я заглянул в «Лавку Эдварда», где был встречен как национальный герой. Ма Эдди выскочила из-за прилавка и прижала меня к тёплой необъятной груди.

– Мистер Гарри, – суетилась и ворковала толстуха, – я ж на пристань ходила, взглянуть на рыбку, что вы вчера поймали. – Не разжимая объятий, она окликнула одну из продавщиц: – Что стоишь, Ширли? Принеси мистеру Гарри холодного пивка.

Я вытащил из кармана все деньги. Завидев купюры, хорошенькие юные островитянки защебетали, как воробьи, а Ма Эдди закатила глаза и ещё крепче притиснула меня к себе.

– Сколько я задолжал, миссис Эдди? – Долгое бессезонье, когда крупная рыба к здешним берегам не подходит, тянется с июня до ноября, и Ма Эдди помогает мне перебиваться в трудные времена.

Опершись о прилавок с банкой пива в руке, я отбирал расставленные на полках товары и разглядывал девичьи ножки: продавщицы в мини-юбках, стоя на стремянках, спускали вниз то, что требовалось.