Новейшая история еврейского народа. От французской революции до наших дней. Том 1 - Семен Маркович Дубнов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Таким образом, накануне великой революции старый порядок оставался еще во всей силе в гражданской и экономической жизни и только в национально-культурной области началась ломка. Однако сознание ненормальности этого порядка и необходимости разрешения еврейского вопроса в духе новых стремлений века созрело уже в передовых кругах христианского и еврейского общества. Это противоречие между действительностью и сознанием прогрессивных элементов общества наложило свой отпечаток на десятилетие, предшествовавшее новой политической эре в Европе. Мы сейчас рассмотрим, в каких формах проявилось это переходное состояние в отдельных европейских странах.
§ 2. Бесправие и просвещение в Германии
Общую картину бесправия двухсот тысяч евреев[2] в Пруссии и других государствах Германии дает Христиан Вильгельм Дом (Dohm) в известной книге «О гражданском улучшении евреев», которая вызвала много толков за несколько лет до французской революции и была переведена в извлечении на французский язык героем революции, Мирабо. Нарисованная пером прусского чиновника, требовавшего реформ во имя государственной пользы, эта картина отличается точностью официального документа.
«Есть государства (в составе Германии), — говорит Дом, — где жительство евреям совершенно запрещено, где только путешественникам дозволяется за определенную плату пользоваться покровительством местной власти на короткое время, иногда на одну ночь. В большинстве других государств евреи допускаются лишь на самых тяжелых условиях, и не столько в качестве граждан, сколько в качестве подданных или жителей. Еврейским семьям разрешается селиться в стране только в определенном числе, но и это разрешение обыкновенно ограничивает их пребывание известными районами и обусловливается уплатою значительной суммы денег. Во многих странах необходимым условием допущения на жительство является определенный уже приобретенный капитал. Поэтому большие еврейские массы стоят перед запертыми воротами городов и бесчеловечно отгоняются от всех границ... Если еврейский отец имеет нескольких сыновей, то только одному из них имеет он право оставить льготу по проживанию в стране, а прочих он вынужден отсылать с частью капитала в другие страны, где им приходится преодолевать такие же затруднения. Если же он имеет дочерей, то от его счастливой звезды зависит пристроить ту или другую в одном из немногих семейств, живущих в данном месте.
Таким образом, еврейский отец семейства редко может пользоваться счастьем жить среди своих детей и внуков и устраивать на прочных основаниях благосостояние своей семьи. Ибо и зажиточный человек бывает вынужден дробить свое имущество, ввиду необходимой разлуки с детьми и выделения им сумм, потребных для их устройства в различных местах. Когда еврею дано разрешение на пребывание в стране, он должен ежегодно вновь покупать это право уплатою за него значительной подати; он не может вступать в брак без новых на то расходов и без особого разрешения, зависящего от разных обстоятельств; каждый рождающийся ребенок увеличивает налог, которым он отягощен, каждый шаг его обложен данью.
При таком обилии различных податей способы заработка для еврея чрезвычайно ограничены. Он лишен чести служить государству как на мирном, так и на военном поприще. Везде главнейшее из производительных занятий, земледелие, ему запрещено, и почти нигде ему не дозволяется непосредственно владеть недвижимым имуществом. Всякий ремесленный цех счел бы за бесчестье для себя, если бы обрезанный был принят в число его членов, и поэтому евреи почти везде устраняются от занятия ремеслами и механическими искусствами. Лишь немногие даровитые люди, несмотря на угнетение, имели достаточно мужества и энергии, чтобы добраться до наук и искусств, из которых возможность пропитания дают только землемерие, естествознание и медицина. Но и эти редкие люди, достигшие высоких степеней в науках и искусствах, и даже те, которые своею безупречною жизнью делают честь человечеству, пользуются уважением только в кругу немногих благородных христиан; народная же масса не может, даже ради выдающихся качеств ума и сердца, простить таким людям вину их принадлежности к еврейству. Для лишенного отечества, несчастного еврея, деятельность которого обставлена всякими стеснениями, который нигде не может развивать своих дарований, не остается никаких других средств к жизни, кроме торговли. Но и торговля обставлена многими ограничениями и отягощена налогами, и очень мало евреев обладает достаточным капиталом для основания значительного торгового предприятия. Вследствие этого евреи поставлены в положение, позволяющее им заниматься одной лишь мелкой торговлей, при которой только быстрота денежного оборота дает прибыль, необходимую для их жалкого существования, или же они бывают вынуждены отдавать свои деньги взаймы, не имея возможности самостоятельно извлекать из них пользу» ...
В многочисленных государствах, на которые распадалась тогдашняя Германия, «еврейская политика» разнообразилась только в пределах вышеуказанных основных норм. Наиболее тяжелыми ограничениями было обставлено право передвижения. Десятки государств ставили на своих границах ловушки для травленого зверя, еврея. Переезжая из одной части Германии в другую, часто даже из одного города в другой в пределах одной страны, еврей при въезде в новое место должен был уплачивать ту же поголовную пошлину, какая была установлена для ввоза скота. Этот позорный лейбцоль делал еврея-пассажира предметом издевательства у ворот многих городов Германии. От этого налога освобождались только привилегированные «Schutjuden» или «vergleitete Juden» при передвижении по территории приютившего их государства, но на границе владений другого герцога или князя лейбцоль был и для них обязателен. Когда в 1776 г. Моисей Мендельсон, тогда уже прославленный писатель, посетил столицу Саксонии, Дрезден, его задержали у заставы и взыскали лейбцоль по таксе, установленной для «польского быка», как потом с горькой иронией выразился оскорбленный берлинский мудрец.
Режим гетто сохранился в полной неприкосновенности в имперском городе Франкфурте-на-Майне, где находилась одна из крупнейших еврейских общин Германии. Управлявшая городом бюргерская олигархия заботилась о том, чтобы Еврейская улица оправдывала свое название «Новый Египет». Путешественник, посетивший Франкфурт в 1795 г., так изображает еврейский квартал: «Представьте себе длинную улицу, застроенную домами в пять и шесть этажей, к которым сзади приникают еще дома и пристройки, так что узенький двор едва пропускает дневной свет. Все уголки в этих домах до крыши, все комнаты и каморки битком набиты десятью тысячами человек[3], которые считают себя счастливыми, когда они выходят из этих нор, чтобы подышать воздухом своей грязной и сырой улицы. Здесь в летние дни возятся со своими работами мужчины и женщины, так как в комнатах эти несчастные не могли бы работать». Людей со стороны поражали бледные, болезненные лица