Ведро лягушек - Владимир Дрыжак

Подобные вольности ей позволены. Не терплю этого в деловой сфере, а в остальных случаях даже приветствую.

- Если бы вы, Наташа, были моей женой, то никаких желаний у меня больше не существовало бы.

- Если не возражаете, я сбегаю на ВЦ к наладчикам, одолжу у них.

- А это удобно?

- Да они мне должны целых две пачки.

- Как, из директорского фонда! - делаю чрезвычайно строгое и официальное лицо.

Она улыбается.

- Кстати, заходил Дорофеев, просил, когда освободитесь, вызвать его для беседы.

- А товарищ Дорофеев не сообщил, по какому поводу я его должен побеспокоить?

- Нет. Он вообще какой-то странный сегодня. Я вам больше не нужна?

- Ну, как же, а чай?

- Так я и собираюсь...

- Будьте так добры.

Она уходит. Редкий все-таки человек - врожденное чувство такта.

Дорофеев - зав лабораторией адаптивного моделирования краса и гордость института. Но что-то последнее время он мне не нравится. Чем? Даже не могу сформулировать. Вероятно, своим желанием продемонстрировать задатки руководителя большого масштаба... Наука превращается в отрасль производства. Да. И крупные люди вместо того, чтобы заниматься собственно наукой, занимаются обсуждением проблем развития науки. Методологические вопросы. Организационные вопросы. Философские аспекты. Роль и место...

Раньше для решения всех этих проблем хватало нескольких корифеев. Теперь же любой кандидат считает своим долгом... Возможно, сейчас время такое, возможно, фронт исследований слишком широк и корифеев не хватает. А на стыках вообще никаких корифеев нет... Вот, пожалуй, что главное: раньше не столбили для себя научных направлений еще в аспирантуре... Не знаю... В одном твердо уверен - настоящий ученый должен заниматься законами природы. Это первично, а все остальное пена.

Так, так, так... Значит, Дорофеев. Интересно, зачем он мне понадобился. Видимо, где-то новое оборудование присмотрел, будет почву готовить.

Давлю кнопку коммутатора, трубку берут сразу.

- Дорофеева.

- У телефона. Здравствуйте, Андрей Иванович.

- Чем могу быть полезен?

- Видите ли... Тут такое дело - я бы хотел с вами переговорить.

- Слушаю вас.

- Извините, Андрей Иванович, но это не телефонный разговор. Что-то в его голосе меня озадачило. Обычно такой спокойный, уверенный в себе... А здесь - похоже на растерянность.

- Хорошо, жду вас.

- Буду через пять минут.

В дверях показывается Наташа.

- Андрей Иванович, ваши планы не изменились?

- Вы Наташа, вечно загоняете меня в тупик. Какие еще планы?

Она делает удивленное лицо.

- Как, а чай? И вы, кажется, рецензию хотели продиктовать.

Теперь я больше не пишу. Теперь меня стенографируют в целях экономии времени.

- Планы не догмы. Чай оставим, а рецензии подождут, поскольку намечается рандеву с товарищем Дорофеевым. Кстати, вот он сам.

Входит Дорофеев, кивает Наташе.

Приглашаю сесть, жду, когда проявит инициативу и начнет разговор.

Нет, все-таки он молодец. При всех его недостатках. Просто молод еще, а молодости свойственно преувеличивать свои возможности... Кадры подобрал, расставил - за три года ни одной склоки. Сплотил, что называется коллектив на новые свершения. Отдачи, правда, не густо, но она будет. Что-то у них там зреет, чувствую, и надо бы разобраться, да все недосуг.

Дорофеев молчит. Надо б его раззадорить.

- Николай Евгеньевич, уж не в отпуск ли вы собрались по семейным обстоятельствам?

- Что?.. Н-нет...

Зря. Полгода лучшая половина института обсуждала его взаимоотношения с бывшей женой. Да и сам я ничего не мог понять: молодой, интеллигентный, доктор наук, блестящие перспективы - и на тебе - жена ушла!

- Андрей Иванович, можно я сниму пиджак, что-то душно у вас.

Киваю, Сбрасывает пиджак, вешает на спинку стула и садится передо мной. Нет, определенно с ним что-то случилось. И молчит, словно никак не решится. Да на нем лица нет! Любопытно... А может что-нибудь ординарное, например, в вытрезвитель попал, или там... Да мало ли причин, по которым человек может прийти к своему начальнику и молчать в тряпочку.

Дорофеев наконец решается.

- Андрей Иванович, прошу вас ответить искренне на один вопрос: как вы ко мне относитесь?

Вот тебе и раз! Вопрос-то хорош, а что отвечать? И, по-видимому, есть причины, по которым его задают. Пожалуй, сейчас наиболее подходящим будет отеческий тон:

- Видишь ли, Николай, ты уже далеко не в том возрасте, чтобы принимать во внимание подобные пустяки. Работа не должна зависеть от того, как, кто, к кому относится, а что касается моих симпатий...

Я вдруг понимаю, что несу какую-то околесицу. Дорофеев растерянно улыбается, и, кажется, готов найти предлог, чтобы вежливо удалиться. Нет, так нельзя!

- Извини, Коля, - я вздохнул, - понимаю, что ты неспроста задаешь мне такой, как бы это сказать.., щекотливый вопрос. У меня нет причин, по которым я не смог бы на него ответить... Как отношусь?.. По разному отношусь.

- Я не оправдал ваших надежд?

- В какой-то степени, да. Я уже пожилой человек, а старики, как ты знаешь, хотят видеть в учениках свое продолжение. Они любят руководить и советовать, а ты, как мне кажется, уже не нуждаешься в этом. И дистанция между нами все увеличивается. Но плохо это или хорошо - судить не берусь. В науке больше всего ценится самостоятельность.

Кажется, он немного отошел.

- Считаете ли вы меня человеком порядочным?

Новое дело!

- Разумеется.

Говорю это совершенно искренне. В чем другом, а в непорядочности упрекнуть его невозможно. Я бы сказал, в деловых вопросах он даже излишне корректен. Не было случая, когда я был поставлен перед свершившимся фактом или по его вине попал в глупое положение.

- Прости, Коля, неужели я дал тебе повод в этом сомневаться?

- Конкретного повода вы не давали, но как-то исподволь я ощутил ваше недоверие.

- Но, помилуйте, теперь уже я растерялся. - Недоверие в чем? На какой стезе?

- Помните, вы согласились на перевод Лебедева в группу системного матобеспечения?

- Разумеется. И не считаю, что принял ошибочное решение. Лебедев - талантливый программист, у него есть неплохие задатки руководителя. И потом, мне казалось, что вас лучше развести по сторонам, поскольку оба вы от природы лидеры. Я имею в виду психологический тип.

Он взъерошился.

- Вам прекрасно известно, что Лебедев - мой лучший друг. Был и остается таковым, несмотря на его безобразный характер. Я всегда знал и сейчас знаю, что он намного способнее меня, я старался создать ему условия для работы, и он работал! А теперь?

Что теперь - я не знал. После того случая Лебедев как-то выпал из моего поля зрения. И теперь, кажется, придется расхлебывать.