Волчий тотем - Жун Цзян

Два года назад, когда Чень Чжэнь приехал из Пекина на эти приграничные пастбища работать в производственной бригаде[3], шла третья декада ноября и степь уже была покрыта сверкающим белым снегом. Отдельные юрты тогда ещё не выделяли, и ему по распределению пришлось жить в семье старика Билига и работать чабаном. Как-то раз, спустя месяц после приезда, он вместе со стариком отправился в деревню, находящуюся примерно в восьмидесяти ли[4] за пределами пастбища, чтобы получить документы для учёбы и заодно прикупить некоторые предметы обихода. На обратном пути старика, который являлся членом революционного комитета, внезапно отозвали на собрание, а полученные документы нужно было срочно доставить в производственную бригаду. Чень Чжэню одному пришлось возвращаться назад. Перед тем как ехать, они со стариком поменялись лошадьми. Билиг дал ему свою, более резвую и хорошо чувствующую человека, и строго наказал ни в коем случае не сокращать путь, обязательно держаться большой дороги, по которой ездят машины, тогда ничего непредвиденного не должно случиться. А через двадцать ли уже появятся монгольские юрты.

Едва вскочив на лошадь, Чень Чжэнь почувствовал под собой сильного скакуна, рвущегося вперёд. Как только он взобрался по дороге на гребень горы, то сразу увидел вдали место расположения бригады. Чень Чжэнь тут же забыл о наказе старика и решил не делать крюк в двадцать с лишним ли по большой дороге, а выбрал более короткую маленькую тропинку.

Чем дальше он ехал, тем становилось холоднее. Чень Чжэнь преодолел приблизительно полпути, когда солнце, как будто съёжившись от мороза, скрылось за линией горизонта. Мороз крепчал, даже дублёнка встала колом. Когда Чень Чжэнь двигал руками или поворачивался, дублёнка издавала звук, похожий на полускрип-полувизг. Круп лошади тоже покрылся инеем, на копыта толстым слоем налип снег, и она шла всё медленнее. Один за другим по обе стороны тропы вырастали холмы, вокруг не обнаруживалось следов человеческого присутствия. Чтобы согреться, лошадь перешла на мелкую рысь, позволяя всаднику почувствовать себя удобнее, и пока не выказывала признаков усталости. Чень Чжэнь ослабил удила, разрешая ей самостоятельно определять скорость и направление пути. Он больше всего боялся, что налетит снежная буря, лошадь потеряет дорогу и он замёрзнет в этой степи, но при этом всё-таки помнил, что надо остерегаться волков.

Приближался вход в горное ущелье, лошадь оживилась и стала двигаться быстрее. Вдруг она навострила уши, подняла голову, и шаг её сбился. Чень Чжэнь в первый раз оказался один верхом на лошади в заснеженной степи. Он явно недооценивал грозящую ему опасность. Лошадь беспокойно раздувала ноздри, затем она самостоятельно изменила направление и решила пойти в обход. Но Чень Чжэнь не позволил этого: он покрепче натянул удила, развернув голову животного в сторону маленькой дороги. Чем дальше, тем шаг лошади становился более сбивчивым. Чень Чжэнь знал, что зимой особенно необходимо беречь лошадей, поэтому он не позволял лошади слишком разгоняться.

Лошадь почуяла незаметные для человека предупреждения об опасности и, повернув голову, внезапно укусила Чень Чжэня за сапог. Вдруг в испуганных глазах животного он увидел дикий страх. Но было уже поздно, и лошадь, дрожа, вошла в поросшее лесом тёмное ущелье.

Когда Чень Чжэнь, поворачивая голову, старался обозреть ущелье, он от страха чуть не лёг на спину лошади. На снежном склоне в сорока метрах от него, на фоне светлого от вечерней зари неба, откуда-то возникла большая стая свирепых монгольских волков с блестящей золотистой шерстью. Они шли по склону, их острые взгляды пронзали его словно иглы. Ближе всего к нему стояли несколько огромных волков, величиной почти с леопарда и раза в два крупнее тех, которых Чень Чжэнь видел в пекинском зоопарке. В это время все волки, сидевшие на снегу, фыркая, приподнялись. Их длинные хвосты встали торчком. Создавалось впечатление, что они обнажили боевые мечи, заняли выгодное положение и приготовились к атаке. В стае выделялся один белый волк, вероятно, их вожак; на его шее, груди и брюхе была серо-белая шерсть, которая отливала ослепительным бело-золотистым светом. Это были свирепые и гордые своей мощью хищники. В стае оказалось не меньше тридцати волков. Потом, когда Чень Чжэнь подробно рассказал Билигу об этом случае, старик, смахнув указательным пальцем со лба холодный пот, усмехнулся, что у волков, по-видимому, в тот момент было нечто вроде партийного собрания, потому что на противоположной стороне горы как раз пасся табун лошадей, и вожак строил диспозицию для внезапного нападения на него. К счастью, эта стая была не голодной, ведь если шерсть на волке светится, значит, волк сыт.

Чень Чжэнь к тому моменту уже почти потерял сознание. Его голову наполнил слабый, но ужасный звук, похожий на вибрирующий свист, который издаёт высокопробный серебряный юань, когда на него дуют, проверяя на чистоту. Этот звук наверняка издавала его душа, пытавшаяся выбраться наружу. Чень Чжэнь почувствовал, что жизнь на несколько секунд остановилась. В тот отрезок времени он представлял собой бренное тело, почти лишённое души, состоящее только из мяса и костей. Потом, много позже, вспоминая этот случай, Чень Чжэнь не раз в душе благодарил старика Билига и его лошадь. Она не дала ему упасть, а все потому, что была опытной, она пережила много столкновений с волками.

Когда беда была уже близка, к лошади вернулось самообладание. Она притворилась, что не видит волков или же просто не желает беспокоить волчье «партсобрание», и продолжала по-прежнему двигаться вперёд тем же шагом. Лошадь шла выпрямившись, ровно и тихо, не впадая в панику, и прочно удерживала в седле временного хозяина, как будто на выступлении в цирке. Так они въехали в волчьи владения.

Возможно, именно благодаря храбрости и мудрости лошади душа Чень Чжэня передумала и вернулась в тело, а может быть, на Небе она вдруг получила так необходимую ей любовь и ласку, которые смягчили её и вселили веру и спокойствие. После того как душа Чень Чжэня снова возвратилась в материальную оболочку, он обрёл силы и стал на удивление хладнокровен.

Чень Чжэнь с силой оперся на лошадь, чтобы сесть поровнее. Он, по примеру животного, собрал всю оставшуюся смелость, выпрямился и притворился, что не видит волков, хотя всем своим существом ощущал их близость. Чень Чжэнь знал, что несколько десятков метров, которые отделяли волков от него, они могли преодолеть всего за считаные секунды, ведь волки монгольских степей иногда развивали просто фантастическую скорость. Человек и лошадь всё ближе и ближе подходили к стае. Чень Чжэнь хорошо понимал, что нельзя проявлять малодушие. Только в этом случае сохраняется зыбкая надежда остаться в живых при встрече со степными убийцами.

Чень Чжэнь почувствовал, что вожак стаи вытянул шею, чтобы осмотреть склон горы, откуда они спустились, остальные волки тоже последовали его примеру. Было очевидно, что свирепые убийцы ждали приказа своего вожака. Но вид одинокого безоружного человека на лошади, с независимым видом подъезжающего к стае, вызвал у волков недоумение.

Вечерняя заря постепенно исчезла. Всадник на лошади ещё больше приблизился к волчьей стае. Можно сказать, что эти несколько шагов были самыми опасными и долгими в жизни Чень Чжэня. Лошадь прошла ещё немного, и он вдруг увидел, как один из волков побежал назад, к заснеженному склону. Чень Чжэнь понял, что это, скорее всего, разведчик, которого вожак отправил посмотреть, нет ли засады. Он почувствовал, как недавно вернувшаяся в тело душа готова снова покинуть его.

Поступь лошади тоже стала беспокойной. Ноги Чень Чжэня и тело животного одновременно задрожали, ещё больше заряжая друг друга страхом. Лошадь навострила уши, напряжённо прислушиваясь в направлении, куда побежал волк-разведчик. Вдруг он раскроет истинное положение вещей и они окажутся лицом к лицу с волчьей стаей? Чень Чжэнь представил своё горло в огромной волчьей пасти и съёжился. Лошадь начала потихоньку собираться с силами, готовясь к решающему броску.

Вдруг, чтобы спастись, Чень Чжэнь, подобно пастуху, находящемуся в степи в критический момент, стал взывать к Небу:

— О вечное Небо! О Тэнгри[5]! Пожалуйста, протяни мне руку, помоги мне!

Потом он тихонько стал звать и старика Билига[6]. Чень Чжэнь надеялся, что старик сможет собрать всю мудрость монголов и донести до его сознания. Но в степи Элунь по-прежнему было тихо. Никто не откликнулся ни с небес, ни с земли. Он в полном отчаянии вскинул голову, чтобы напоследок взглянуть на прекрасное голубое небо.

Вдруг откуда-то сверху до него донеслись слова Билига: «Волки больше всего боятся ружья, аркана и стремян». Ружья и аркана у Чень Чжэня не было, а вот стремена: есть или нет? Тут его нога упёрлась во что-то стальное. Ноги Чень Чжэня задрожали, но уже от радости, его даже бросило в жар — есть[7]!