Фавориты – «темные лошадки» русской истории. От Малюты Скуратова до Лаврентия Берии - Максим Юрьевич Батманов

Те были вынуждены бить государю челом, молить его вернуться в Москву и «класть свой гнев на крамольников» без ограничения.

Историки до сих ищут причины этой комедии с отъездом из столицы. Неужели царь и так не мог получить в свои руки неограниченную власть против тех, кто казался ему изменниками? Видимо, не мог либо считал эту власть недостаточной без такого шага.

Как бы то ни было, царь потребовал выделить себе в непосредственное управление особый удел, который назвал так, как называлась вдовья доля в наследстве, – опричнина. На этой территории царь создал свою Думу, свои приказы, свое особое опричное войско. На остальной территории государства действовали прежняя боярская дума, приказы и т. д. Эта территория называлась земщиной.

Так под верховной властью царя Россия разделилась на две параллельно управляемые части.

Историки до сих пор спорят о смысле учреждения опричнины. Это выглядело как создание царского удела, независимого от традиционных органов центрального управления. Но ведь эти традиционные органы тоже контролировались царем, и после учреждения опричнины власть царя над Земщиной нисколько не уменьшилась. Особое войско опричников бесчинствовало и там, и там.

«Хотелось как лучше, а получилось как всегда», – этот случайный, но великий афоризм одного российского государственного деятеля конца ХХ века подходит к очень многому в нашей истории.

Одно, похоже, было ясно царю: это полная свобода «класть опалы» на любых знатных людей, подвергать их казням, конфисковывать их земельные владения и раздавать их своим людям из опричнины.

Некоторые, как, например, историк середины XIX века Сергей Соловьев, считали опричнину попыткой заменить боярский правящий слой дворянством. Но это не так. Бояре и дворяне были и в опричнине, и в земщине.

Другие считают создание опричнины простым умопомешательством царя. И они, по-видимому, ближе к истине. Разделение государства больше походило на проявление раздвоения сознания самого Ивана Грозного. Он сам предстает в эти годы то вменяемым политиком, особенно в международных делах, то неистовым кровавым тираном внутри страны. Иногда обе черты совмещаются в нем в одно и то же время.

Малюта Скуратов: вопрос происхождения и подлинного имени

Подлинное полное имя Малюты Скуратова было Григорий Лукьянович Скуратов-Бельский. Малюта – это прозвище. Достоверно неизвестно, за что он его получил. Есть три версии.

По одной, у его отца было два сына по имени Григорий, а наш Скуратов был младшим из них, вот его и стали называть, в прибавление к имени, Малютой. По другой, его прозвали так за маленький рост. Третья версия гласит, что «Малюта» – всего лишь издевательское переиначивание присказки, которую он сам часто употреблял. Обращаясь к собеседнику, Скуратов начинал со слов: «Молю тя».

Очень много дурного было придумано про его происхождение. Понятно, что к родовитой знати Скуратов не относился. Он носил фамилию Бельских, как и один из княжеских родов. Однако ни в какой родственной связи с князьями Бельскими Скуратовы не состояли. По всей видимости, эта вторая фамилия произошла от местности, где были поверстаны землей за военную службу предки Скуратова. Земли эти располагались в окрестностях города Белый (ныне в Тверской области).

Существует версия, что Скуратов происходил из литовской шляхты и подлинным его именем было Гжегож Бельцский от города Бельцы (ныне несуществующего) на территории нынешней Белоруссии. Однако, как представляется, есть больше оснований доверять книгам Иосифо-Волоколамского монастыря близ Москвы. В них упомянуты имена обоих дедов Григория Скуратова, являвшихся вкладчиками этого монастыря. Вкладом в монастырь на Руси называли взнос деньгами или землей, делавшийся в какую-нибудь известную обитель, чтобы ее монахи поминали имя вкладчика на церковных службах в течение многих лет после его смерти.

Год рождения Скуратова достоверно неизвестен. Он приблизительно устанавливается по косвенным данным. Первое документальное упоминание Григория Скуратова встречается в Дворовой тетради за 1550-е годы, где перечислялись бояре, дьяки, князья, дети боярские, дворовые, приказные люди Московской земли. Там Григорий упомянут вместе с двумя своими братьями. Их христианские имена неизвестны, а по-народному их звали Третьяк и Неждан.

Так вот, поскольку военная служба дворянина начиналась с 15 лет, то Скуратов не мог родиться позже 1537 года. Впрочем, он мог родиться и раньше этого года. Насколько – неизвестно.

Затем в документальных свидетельствах о Григории Лукьяновиче Скуратове-Бельском снова наступает длительная пауза. Неизвестно, где он служил. Ясно только, что никакого влиятельного покровителя у него не было. Свою карьеру делал он сам. Вероятно, таким, как наш Малюта, опричнина предоставляла возможность выбиться в люди, сравняться с родовитой знатью.

Григорий Скуратов-Бельский снова всплывает только в 1567 году. В это время он по Разрядным книгам числится «головою», то есть одним из офицеров, в опричном войске, ведшем войну в Ливонии.

Здесь, как видим, информация сразу о двух предметах. Во-первых, опричники занимались не только тем, что насиловали и грабили. Опричное войско входило в вооруженные силы Московского царства и участвовало в военных действиях. Во-вторых, вступление Скуратова в опричнину должно было состояться раньше 1567 года. Возможно, он вступил туда с самого ее учреждения. Но долго не имел возможности продвинуться наверх.

Соперники Скуратова: Вяземский и Басманов

По всей видимости, Скуратов начал карьеру в опричнине с самой низкой ступени. Копируя у себя в Александровской слободе церковную иерархию, Иван Грозный называл эту должность параклисиархом, что по-гречески означало пономаря. Так что Скуратову пришлось пробивать себе дорогу с самых низов.

Одним из них был князь Афанасий Вяземский. Он встречается в списках ближайших сподвижников царя с 1550 года. Свое место в числе советников Ивана IV он занял после Полоцкого похода, когда весьма умело распоряжался движением обозов. То есть был превосходным, как бы его назвали сейчас, армейским логистом.

Афанасий Вяземский сопровождал Ивана Грозного при отъезде того в Александровскую слободу. Потом межевал земли для опричнины. Вскоре, когда царь решил копировать у себя в столице опричнины «монастырь» и сам провозгласил себя его «игуменом», то сделал Вяземского его «келарем». Этот сан в монастыре означал хозяйственного начальника, ведающего прежде всего продовольственными запасами и их расходованием. По аналогии с позднейшими должностями Вяземского можно назвать генерал-квартирмейстером опричного войска.

Вяземский опять-таки не только бражничал с царем и занимался убийствами. Он участвовал в переговорах о перемирии с Литвой, со Швецией. Постепенно Вяземский стал одним из самых доверенных лиц царя. Только из его рук Иван Грозный принимал лекарства, составленные его немецкими и английскими лейб-медиками. Одновременно Вяземский выполнял тайные дипломатические поручения царя. Он вел переговоры с представителями Московской компании[2] о военном союзе России с Англией и о возможном убежище Ивана Грозного в этой стране на случай его свержения в России.

Федор Басманов был сыном весьма ценимого Иваном Грозным Алексея Басманова, военачальника, одного из организаторов опричнины с первых ее шагов. Еще до опричнины Басмановы отбили крымских татар