Роисся вперде - Олег Кашин

2

Когда они снова проезжали ту развилку у кладбища, Карпов уже не нервничал, как вчера, но что- то такое с ним все равно происходило, он даже сказал: «По несчастью или к счастью истина проста — никогда не возвращайся в прежние места», — и Марине понадобилось несколько лишних секунд, чтобы понять, что это были чьи-то стихи, а не просто случайно получилось в рифму. Настроение Карпова за ночь передалось и ей. С чужим городом, над которым стоит жестяной красноармеец, она уже почти смирилась, но что это за поселок, в котором ей придется жить, — не понимала и поэтому волновалась.

Нужный поворот, конечно, проехали. Долго разворачивались, потом, когда все-таки свернули правильно, и Карпов отпустил таксиста, долго стояли у двери подъезда — это в его детстве здесь не было кодового замка, а теперь замок был, а он не знал кода. Сидели на скамейке перед подъездом, Карпов опять что-то рассказывал, Марина опять не слушала, а потом из подъезда вышел высокий тощий мужик с каким-то ведром, и Карпов, опять волнуясь и называя мужика Геннадием (и на «ты», что с незнакомыми и малознакомыми людьми ему было вообще-то не свойственно), стал объяснять ему, кто он и чей он внук. Геннадий вначале слушал молча, потом полез обниматься, потом, не замечая Марины, потащил Карпова в подъезд, и Марина пошла за ними, потом долго звонили в дверь какой-то старушке, потом старушка тоже обнимала Карпова, звала к себе обедать, но тот сказал, что как-нибудь в следующий раз, а сейчас жена («Ой, ты женился?») очень хочет спать, поэтому ему нужен ключ. Старушка куда-то надолго ушла, потом вернулась с ключом, потом Карпов применил какое-то невероятное дипломатическое искусство, объяснив Геннадию, что выпьет с ним как-нибудь в следующий раз. И только после этих процедур Марина оказалась в просторной пыльной квартире, в которой много лет никто уже не жил. Ходила из комнаты в комнату, выходила на балкон, включила телевизор — работает, осмотрела кухню, потом вернулась к телевизору, села в кресло. Думала — понравится здесь или нет, сможет жить или нет. Ничего не поняла. Закрыла глаза.

В дверь позвонили, Карпов открыл — пришел Геннадий, явно обрадованный появлением новых друзей. Марина смотрела на Геннадия и Карпова через дверь, сама решила не выходить. Сосед принес трехлитровую банку молока и что-то говорил; Марина не вслушивалась, но поняла, что Геннадий поздравляет Карпова с правильным выбором — в Москве суматошно и неуютно, а здесь хорошо, спокойно, и дом хороший — «Тепло, сухо, и ни одной крысы».

— Ну, надеюсь, этого-то добра я здесь смогу купить сколько угодно, - донесся до Марины голос Геннадия.

— Какого добра? — не понял сосед. — Квартир?

— Да при чем тут, — засмеялся муж. — Крыс, конечно.

3

Начались одинаковые дни — делать в поселке было решительно нечего, а каждый день ездить гулять в город было очевидно глупо. С тем, что друзей и подруг она здесь не найдет, Марина смирилась сразу и даже обрадовалась этому — когда весь поселок можно обойти за пятнадцать минут, любое знакомство может обернуться навязчивой ненужной дружбой. К той соседке, которая отдавала Карпову ключи, Марина через неделю пошла обедать одна — Карпов с первого же дня полностью ушел в свою лабораторную деятельность, которая теперь происходила не на кухне, как в Москве, а в специальном сарае, также оставшемся от деда. Марину в этот сарай он не звал, да она и не просилась, боялась не столько помешать, сколько убедиться в том, что муж возлагает неоправданные надежды на какую-то очевидную глупость. Соседка, тетя Катя Шустикова, оказалась очень милой старушкой, которая сразу же рассказала Марине все, что она уже слышала от Карпова — когда-то поселок был военным городком, потом Хрущев, во-первых, сократил армию и, во-вторых, решил, что сельскохозяйственная наука должна быть ближе к земле, поэтому НИИ, в котором работали покойный дед Карпова и покойный муж тети Кати, перевели сюда, в эту скучную степь, и вокруг этого первого дома за десять лет выросло еще десятка полтора городских домов, полностью заселенных старшими и младшими научными сотрудниками, а также одним академиком ВАСХНИЛ — тоже покойным ныне Борисом Прокопьевичем Гончаровым. Наверное, это действительно были благословенные времена — когда все друг друга знали и любили, и молодые слушались старших, и не было пьяных, и никто не мусорил на улицах, не то что теперь, когда от института почти ничего не осталось, сучка-директорша торгует институтскими землями, а поколение первых обитателей поселка поумирало, и теперь в домах живут какие-то посторонние люди, чуждые всей этой доброй магии, от которой у тети Кати остались только воспоминания.

Еще тетю Катю, конечно, интересовало, чем собирается заниматься Карпов, и когда Марина ответила, что сама толком не знает, старушка, конечно, не поверила, но вида не подала, зато рассказала, что когда-то и Карпов-дед занимался чем-то очень загадочным — «нефтяным ростовым веществом», которое действительно делали из нефти азербайджанские ученые-лысенковцы, и дед всерьез думал, что если кормить этим нефтепродуктом свиней, свиньи будут толстеть быстрее, чем если бы их кормили нормальным кормом. Но на нефть у свиней была нормальная человеческая реакция - есть ее они отказывались, на насильное кормление отвечали массовыми смертями, а потом Лысенко вышел из моды, программу свернули, и дед Карпова, смирившись с тем, что карьера не задалась, работал до пенсии в институтском отделе пропаганды и агитации, ненавидя при этом любые проявления сельскохозяйственной и любой другой науки.

Эта поучительная история Марине оптимизма, конечно, не прибавила, и тем же вечером, когда Карпов вернулся из своего сарая, она потребовала у мужа, чтобы тот максимально подробно рассказал ей, чем он все-таки занимается и что питает его надежды на богатство и славу. Карпов неожиданно охотно рассказал — Марина даже пересказывала мне его лекцию, но я, имея очень смутные представления о научной терминологии, не рискну играть в испорченный телефон и излагать пояснения Карпова здесь. Скажу только, что Карпов — совсем не биолог, не химик и даже не фармацевт по образованию, — еще в Москве изобрел некую сыворотку, которая, будучи вколота живому существу, во много раз увеличивает его способность к росту, и крысы, которых по просьбе Карпова за небольшие деньги наловил ему прекрасный Геннадий, уже выросли до размеров больших овчарок, и Карпову стоило серьезных усилий убить этих крыс электрическим током, потому что он еще не придумал, как делать так, чтобы подопытные животные, достигая нужных размеров, переставали расти, но он обязательно придумает, и когда это случится, можно будет открывать собственный бизнес — он-то и принесет их семье то счастье, за которым они сюда приехали. Убитых крыс Карпов сжигает в специальной бочке, но шкуру с них сдирает, чтобы потом сделать чучела, и даже может эти шкуры показать Марине, правда, не думает, что ей такое зрелище понравится. Она действительно отказалась идти смотреть на шкуры, но рассказ мужа, хоть и был вполне убедителен, спокойствия ей почему-то не добавил — она уже понимала, что приснится ей сегодня ночью, и перспектива видеть во сне гигантских крыс вполне объяснимо пугала ее. Засыпая, хотела сказать мужу — давай уедем отсюда, — но Карпов уже спал, а будить его Марине не захотелось.

Снились ей, впрочем, совсем не крысы. Снились ей похороны Карпова на каком-то (не на том ли, которое они дважды проезжали?) старом кладбище, и она сама — молодая, как сейчас, но какая-то совсем другая, незнакомая. Карпова она побоялась будить, а он ее разбудил, показал мокрую подушку — оказалось, она плакала во сне. Пока Марина думала, что скажет мужу по поводу этих слез, Карпов заснул. Марина вытерла слезы и тоже заснула, больше ей ничего не снилось.

4

Утром в дверь позвонили; открыла Марина. Как в первый день, пришел Геннадий с молоком. От тети Кати Марина знала, что Геннадий — военный пенсионер, у которого здесь жили родители, и к которым он, холостой и непутевый, выйдя на пенсию, переехал жить в 1991 году. Родители вскоре умерли, теперь Геннадий живет один, разводит кур, но главное — служит эдаким хранителем почти полностью умерших поселковых традиций. Распространяет по поселку новости и сплетни, вводит приезжих в курс дела — что здесь как устроено, — делает замечания подросткам и неправильно паркующимся водителям, — в общем, не дает поселку превратиться в простое сборище городских пятиэтажек посреди степи.

Вот и сейчас он принес не только молоко, но и важное сообщение — директор института, член-корреспондент Российской академии естественных наук Елена Николаевна Горская, у которой сегодня день рождения, будет рада видеть у себя на торжестве и господина Карпова с супругой — она хоть и не помнит карповского дедушку, но не сомневается, что его внук — очень хороший человек, который обязательно станет добрым другом всех сотрудников института.