Дитя любви - Виктория Холт

Вот и вся наша семья: Эдвин, Ли, я сама, на семь лет младше их, и Карл, на четыре года младше меня. Среди многочисленных слуг - наша старая няня Салли Нулленс и Джаспер, главный садовник, со своей женой Элен, которая исполняла обязанности нашей экономки. Джаспер был старым пуританином, который очень горевал о распаде английской республики и чьим героем был Оливер Кромвель. Его жена Элен, как я всегда считала, могла бы быть очень красива, если б хоть иногда позаботилась об этом. Потом следовала Частити, их дочь, вышедшая замуж за одного из садовников и иногда помогающая матери, когда не была обременена детьми, которых заводила каждый год без перерыва.

До этого времени жизнь людей, подобных нам, во вновь обретшей своего короля Англии протекала гладко. Я была слишком юна, чтобы ощутить удовлетворение, "разлившееся" по стране с возвращением монархии. В один из уроков миссис Филпотс рассказала мне, что раньше все свободы были столь ограничены, что народ чуть с ума не сошел от счастья, когда с него скинули эти оковы. Страна сбросила с себя тяжкий груз и стала почти нерелигиозной, результатом чего стало легкомыслие, витающее повсюду. Открывать театры - это хорошо, но миссис Филпотс считала, что некоторые пьесы сейчас слишком уж непристойны, дамы ведут себя просто бесстыдно, а эта мода устанавливается двором!

Она была роялисткой и не хотела бы критиковать образ жизни короля, но он и его бесчисленные любовницы, и в самом деле, вели себя неподобающим образом, а стране это пользы совсем не приносило.

Отец часто бывал при дворе: он был другом короля. Оба интересовались архитектурой, а после Великого пожара множество зданий в Лондоне пришлось перестраивать заново. Какое, бывало, поднималось оживление в доме, когда отец возвращался из дворца с новостями о том, что там происходит! Незаконнорожденный сын короля, герцог Монмут, приходился отцу другом, и однажды отец сказал, что очень жаль, что "старина Роули" (прозвище короля) не признал его права: тогда бы был другой наследник на трон, не то, что угрюмый католик, брат короля Карла.

Отец был, что довольно странно для такого человека, как он, ярым приверженцем протестантской веры. Бывало, он говорил, что английская церковь поставила религию на место, по праву принадлежащее ей: "Впустите сюда католиков, и тут же мы получим инквизицию и людей, шарахающихся от малейшего шороха, в точности как во времена Кромвеля! Вот они, две крайности, мы же хотим избежать их!"

Когда речь заходила о возможной смерти Карла и воцарении на троне его брата Якова, он становился серьезным. Каждый раз, когда я слышала его высказывания по этому вопросу, я поражалась его непримиримости. Иногда мать ездила ко двору вместе с ним. Когда брат Карл был еще совсем маленьким, она и слышать не хотела о том, чтобы выйти из дома, но теперь ее ничто не удерживало. Как один раз сказала Салли Нулленс, "за моим отцом надо смотреть в оба глаза", из чего я поняла, что до женитьбы в его жизни сменилось множество женщин. Вот что представлял собой наш дом, когда в него въехала Кристабель Конналт.

***

Она приехала в один из туманных октябрьских дней. До Дувра ее должен был доставить дилижанс, а уж там сам отец встретил ее в экипаже. Я еще раз подумала о том, как он заботится о моем образовании! Для нее была подготовлена комната, и все слуги просто сгорали от любопытства увидеть ее. Думаю, жизнь их была более чем однообразна, и ее приезд стал настоящим событием, в особенности после того, что случилось с Эмили Филпотс. Последняя же продолжала изрекать в адрес новой воспитательницы столь мрачные пророчества, что, наверное, вся наша прислуга уверилась в том, что Кристабель Конналт окажется настоящей ведьмой.

Карл упражнялся в игре на флейте в моей комнате, и унылые такты разносились по всему дому. Почувствовав огромное желание скрыться куда-нибудь от этой погребальной мелодии, равно как и от давящей атмосферы всего дома вообще, я вышла прогуляться в сад. Вскоре я дошла до того места, где когда-то была беседка и где, как я слышала, был убит первый муж моей матери. Теперь здесь росли лишь цветы, но они всегда были красного цвета. Мать хотела посадить другие цветы, но, что бы там ни было посажено, все вырастало красным. Я думаю, это было делом рук старого Джаспера, потому что он твердо был уверен в том, что люди должны быть наказаны, и нельзя забывать прошлое просто потому, что так удобнее. Его жена говорила, что он настолько добр, что видит зло во всем. Я сомневалась, что это можно назвать добродетелью, и с подозрением относилась к подобному ее проявлению, однако, как мать ни обманывалась, думая, что происшедшее на этой лужайке забыто, память все-таки брала свое, и кроваво-красные цветы Джаспера продолжали цвести.

Пока я стояла у клумбы, до меня донеслись звуки подъезжающего к дому экипажа. Я замерла, прислушиваясь. Раздался голос отца, что-то крикнувшего конюхам, после чего снова наступила тишина: должно быть, они зашли в дом.

Внезапно меня охватила печаль, вызванная ожиданием перемен. Вероятно, Кристабель Конналт окажется очень начитанной, строгой и будет полна решимости обучать меня всем наукам. Эмили Филпотс этого сделать не удалось, оглядываясь назад, на свое прошлое, я поняла, что все ее усилия были весьма бесплодными: и Карл, и я с той хитростью, что присуща всем детям без исключения, мгновенно раскусили это (до того, как Карл начал ходить на уроки к священнику, она и его обучала). Мы очень жестоко обращались с бедной Эмили. Однажды Карл посадил ей на юбку паука и потом долго хохотал над ее испугом, после чего с показной галантностью убрал насекомое. Я ему тогда сделала выговор, объяснив, что этот случай показывает лживость и испорченность его натуры. Карл же сложил ладошки вместе и, возведя очи к небесам, точно как Джаспер, заявил, что все, что он сделал, было сделано во имя старой Филпотс.

Я нарисовала в уме образ Кристабель Конналт. Выросла в семье священника, а значит, религиозна и, конечно, более нетерпима, чем Эмили, к тем обычаям и манерам, что сейчас господствуют во всей стране. Скорее всего, средних лет, ближе к пожилому возрасту, с седеющими волосами и суровыми, ничего не упускающими глазами.

Я содрогнулась и поняла, что еще не раз с тоской буду вспоминать слабохарактерную Эмили Филпотс. Она и Салли Нулленс только и делали, что говорили о вновь прибывшей. Когда я входила в гостиную Салли, я сразу чувствовала витающее в воздухе напряжение. Эти две женщины частенько сиживали у камина, придвинувшись поплотнее друг к другу, и о чем-то шептались. Я знала, что Салли Нулленс непоколебимо верит в ведьм и, когда кто-нибудь умирал или заболевал странной болезнью, всегда ищет того, кто мог навести порчу. По словам Карла, она всегда с тоской думала о том, что дни колдовства уже давно позади.

- Ты только представь, старая Салли бродит по округе и проверяет прелестных девственниц с головы до ног в поисках отметин, оставленных их возлюбленными демонами!

Может, преподобному Джорджу Холдингу там, где присутствовали латынь и греческий, Карл и казался сущим наказанием, но насчет того, что касалось реалий жизни, он был хорошо осведомлен.

Хотя ему не было еще и десяти, он уже заглядывался на молоденьких служанок и особенно любил посудачить о том, кто чем и с кем занимается. Салли Нулленс говорила:

- Он прямо, как отец, хотя еще из колыбели не успел вылезти!

Преувеличение, конечно, но, сказать честно, Карл и вправду быстро продвигался по тропе настоящего мужчины - факт, лишь радующий отца.

Мои мысли пришли в полное смятение от тех перемен, что принесет с собой приезд Кристабель Конналт.

- Кажется, хозяин доволен тем, что нанял ее, - вспомнила я голос Эмили Филпотс, обращающейся к Салли.

Так как вслед за этим замечанием послышалось презрительное фырканье, которое я хорошо знала из своего опыта, я приготовилась слушать, потому что это касалось моего отца, а я была буквально одержима им.

- А кто она, хотелось бы мне знать? - продолжала Эмили.

- О, все свои интриги он давно забросил: хозяйка б этого не потерпела!

- Но что-то всегда остается, и я бы совсем не удивилась...

- Стены! - зловеще перебила ее Салли. - У стен имеются уши и у дверей тоже! Есть там кто-нибудь?

Помню, я вошла и сказала, что принесла юбку для верховой езды, которую накануне порвала, и не могла ли Салли заштопать ее, пожалуйста? Та бросила на Эмили многозначительный взгляд и взяла юбку.

- Еще и грязная к тому же! - произнесла она. - Только и осталось, что приглядывать за вами, мисс Присцилла!

Сказано это было очень печальным тоном. Салли всегда беспокоил вопрос, полезна она или нет, и ей постоянно хотелось, чтобы мы напоминали ей об этом. И теперь то же случилось с Эмили Филпотс. Я поняла, что они обе готовы возненавидеть новенькую.

Я взглянула на розы, упорно цепляющиеся за свою жизнь, хотя их летняя пора уже давно миновала, и они напомнили мне этих двух пожилых женщин. Переведя взгляд на дом, я увидела его как бы заново. Эверсли-корт - фамильное поместье! В действительности оно принадлежало Эдвину, хотя управлял всем мой отец и без него все бы рухнуло. Я вдруг подумала, злится ли отец на Эдвина? У Эдвина было все - и титул, и поместье, - но было бы справедливее, если бы все это досталось моему отцу, ибо это он спас наши владения во времена гражданской войны, представляясь приверженцем Кромвеля, лишь бы сохранить наши земли. Эдвина тогда еще и не было. Моя мать звала его "дитя Реставрации": родился он в январе 1660 года, поэтому его прибытие в этот мир всего на несколько месяцев опередило возвращение короля.