Ныряльщица за жемчугом - Анна и Сергей Литвиновы

— Вы с ума сошли! — наконец заговорила Надя. — Немедленно, слышите, немедленно! — вывозите отсюда всю эту дрянь! И сами съезжайте! Чтоб с завтрашнего дня вашего духу тут не было!

— Да? — окрысилась дама. — А кто мне затраты компенсирует?! Мешки, почва, дренажная система, удобрения?!

— Да вы бы лучше… для мозгов себе удобрения купили, — тоже взвилась Митрофанова. — Как только в голову могло прийти?! В московской квартире, прямо на полу — огород разводить?!

— Но жить ведь как-то надо, — примирительно произнесла жиличка. — Это вам, москвичам, хорошо: сдаете себе недвижимость в аренду да жируете. — И посмотрела осуждающе, будто самолично Надя во всех ее бедах виновата.

Жаль непутевую. Да и клубнику, едва выползшую из земли, тоже. Но другого выхода не было: предприимчивую даму надо немедленно гнать, а плантацию — уничтожать. Ох, непросто будет…

И такая вдруг злость накатила! Почему она должна разбираться с недвижимостью Полуянова, в то время как ее законный хозяин расслабляется после трудового дня, причем в ее квартире? И ест отбивные гриль, которые Надя вчера приготовила!

Очень хотелось немедленно позвонить сердечному другу и закатить ему скандал. Впрочем, ладно. Поругаться они и дома успеют.

Дмитрию Полуянову предстоял одинокий вечер на диване. Когда-то — лет в восемнадцать! — праздное времяпрепровождение перед телевизором он презирал. Но сейчас — старость, что ли, подкралась? — предвкушал его почти с удовольствием. Как разогреет сготовленные Надюшкой отбивные с овощами гриль, прихватит из холодильника ледяное пивко — и развалится перед зомбоящиком. Митрофанова что-то еще там пищала про салат, который надо заправить, и жюльенчик, но Дима, пока нарезал вокруг дома круги (с парковкой, как обычно, беда), решил: он ограничится основным блюдом. А излишествами пусть его Надюха кормит. Когда вернется.

Представил сердитое личико Митрофановой, ее возмущенный, немного учительский голосок: «Ну, Дима-а! Совсем, что ли, ребенок, все тебе подать-принести надо?» Хмыкнул. На самом деле Полуянов (зря, что ли, столько лет холостяковал?) готовил недурственно. И полы умел мыть (в армии натаскали!). Но смысл: крушить гендерную модель? Как-то изначально у них с Надюхой повелось: он — глава и кормилец. А она — хлопает над ним крылышками, обеспечивает уют. Вот и пусть колдует над своими сковородочками-подушками-занавесочками.

Тем более что Митрофанова хранить очаг обожает. И даже слишком, на его взгляд, усердствует. Пока Дима Надежду лишь навещал — ночевал в неделю несколько раз, а остальное время проводил в своем холостяцком логове — ему, в целом нравились безупречная чистота, кружевные салфетки и даже пять подушек, по линеечке расставленных на диване.

Но теперь, когда они уже больше года живут вместе, Полуянову стало хотеться взорвать царивший в квартире Митрофановой махровый социализм. Одна старомодная «стенка» (еще от Надиной мамы осталась) чего стоит! А хрусталь, гордо выставленный напоказ за стеклянною дверцей «горки»? Спасибо, хотя бы уговорил подругу ковер со стены снять.

А более серьезные инновации Надежда производить отказывалась. Да и не помогут здесь полумеры. Надо всю мебель — на свалку, а потом полный ремонт. Но вкладываться в малогабаритную «двушку»? Да еще в ветхом панельном доме?! Кухня — крошечная, подъезд — загаженный, трубы ржавые. Машину поставить некуда. Вон, опять пришлось почти пятнадцать минут колесить, прежде чем втиснулся.

Желудок совсем подвело. Полуянов решил, что ужин даже разогревать не будет, съест холодное мясо с холодными же овощами гриль — очень по-буржуазному.

Он торопливо отомкнул дверь — и отшатнулся. Полы почему-то влажные, воздух тяжелый, словно в парилке. Но самое поразительное: Надькин дряхлый пес Родион (избалованная, очень толстая такса) встретил его отчаянным скулежом — и откуда! Пес сидел на довольно высокой — метр, не меньше! — тумбочке для обуви, хотя обычно и по ступенькам лапы еле-еле передвигает. Как он туда забрался?

— Что здесь произошло, Родион? — строго спросил Дима.

— Ву-у-у-у! — жалобно отозвалась псина, мотнула головой в сторону кухни и посмотрела на него с неприкрытым сочувствием.

Полуянов, не разуваясь, двинулся туда. По пути заглянул в ванную комнату. А там — елочки зеленые! — совсем уж удушающая жара и по щиколотку воды, от которой поднимался пар и в которой, будто айсберги, плавали яблочный огрызок, его любимый Пушкин 1911 года издания и трубка городского телефона. Первым делом Полуянов бросился к книжному раритету — но Александра Сергеевича с прихотливыми «ятями» было уже не спасти. Дернул же лукавый вчера вечером взять с собой в ванную антикварную книгу! И Надька тоже хороша, не могла с утра убрать!!!

Дима метнулся в кухню — та тоже оказалась затоплена. Проверил обе комнаты — здесь полы были только чуть мокрые, но паркет все равно успел вздуться, а обои — отклеиться. И жара, жара — несомненно, прорвало трубу именно с горячей водой. А где? Ага, вот. В туалете. В месте стыка практически разошлась. Дырища огромная. Ничего себе, отсюда хлестало! Пока, видно, во всем доме воду не перекрыли.

Полуянова охватило раскаяние. Надька давно уже намекала, что хорошо бы сменить отжившие свой век трубы, но у Димы так и не нашлось времени на скучную хозяйственную повинность. Тогда Митрофанова сама купила на рынке комплектующие и наняла каких-то сомнительных узбеков. Дима посмотрел на их работу и сразу отметил: халтурно, на «живую нитку». Но понадеялся, авось пронесет.

Не пронесло.

— У-у-у!.. — продолжал жалобно скулить из прихожей Родион, видимо, боясь слезть с тумбочки.

Едва Полуянов подхватил псину, как в дверь забарабанили. Целая делегация! Лысый дядечка с нижнего этажа, две старушенции — тоже из их подъезда, участковый и пьяненький слесарь в грязных резиновых сапогах — этот, не спрашивая позволения, сразу пошлепал в сторону туалета.

Остальные остались в коридоре.

— Вы только гляньте! У них самих — и нормально все! — гневно выкрикнула одна из старух.

— Стоит, улыбается — будто ничего не случилось! У, глаза бесстыжие! — тут же подхватила вторая.

— Не то что у нас. Карфаген, руины! — трагически проговорил лысый дядечка.

Слесарь же, высунувшись из туалета, возвестил радостным тоном:

— Труба у них нештатная, так что ДЭЗ ответственности не несет! — И с деловым видом повернулся к Полуянову: — Гостей столицы нанимал менять? Ну, дурак!

— Да, парень, — вздохнул участковый, — похоже, ты на большие деньги попал. Три квартиры затоплены. У жильцов под вами с потолка аж хлестало — до тех пор, пока во всем доме воду не перекрыли. А у них — свежий евроремонт.

Ох, как же хотелось Полуянову заорать, что он не имеет никакого отношения к этим трубам. И к этой квартире. И еще — он страшно голоден. И устал. И жаль ему не чужого евроремонта, и даже не Надькиного паркета, а раритетного Пушкина… И вообще, пошли все отсюда прочь! Он не приспособлен к хозяйственным делам, Надька придет — с ней и ругайтесь.

Но только, увы, он был главой семьи, мужчиной, и разбираться с внезапно нагрянувшей проблемой предстояло именно ему.

Полуянов распахнул дверь, голый по пояс и с бутербродом в руке. Надя первым делом отметила, что на пол летят крошки — и лишь во вторую очередь разглядела страшно вспучившийся паркет и отставшие обои.

— Что ты здесь натворил? — ахнула она.

Димка не ответил. Хозяйским жестом притянул ее к себе, чмокнул в щеку и лишь потом беспечно произнес:

— А, ерунда. Был небольшой потоп. Но я все уже убрал.

Митрофанова обвела свои владения растерянным взглядом. Прищурилась на некогда ослепительно-белый пуфик — теперь он был весь в потеках. Когда перевела взгляд на Полуянова, глаза ее метали молнии:

— Ты уходил после меня. Забыл закрыть кран?!

— Ну, ничего себе! Я тут мечусь как белка, устраняю последствия, а ты сразу с наездами! Все я закрыл! Это твою трубу прорвало. — И, не удержавшись, укорил: — Ту самую трубу, что тебе гастарбайтеры поставили. Говорил же, не связывайся с ними! Я бы сам все сделал!

— Когда? Когда бы ты сделал? К чемпионату мира по футболу? Восемнадцатого года?

— Да ладно, — попытался пошутить Дима, — к следующему чемпионату Европы все бы было готово!

— Теперь весь паркет надо перестилать! И обои переклеивать! — зашипела Надя. Бросившись в кухню, выкрикнула оттуда жалобно: — И гарнитур новый покупать!

— Ну и ладно, все равно давно пора было ремонт делать, — беспечно отозвался Полуянов. — Теперь хотя бы повод появился.

— Да? А кто будет заниматься всем этим? И где деньги брать?! — продолжала бушевать Митрофанова.

А ведь он еще не сказал ей, что соседи — из трех квартир снизу — собрались им иски предъявлять за испорченное имущество.