Капкан супружеской свободы - Олег Рой

– Ты давно встала? – спросил он привычно и ласково, как всегда после этого странного сна замечая в себе какую-то щемящую, чуть испуганную, чуть виноватую нежность к жене.

– Давно, – усмехнулась Ксения. – Ты же знаешь: сегодня последний день, масса дел, суеты, сборов, звонков… К тому же последняя наша совместная суббота перед разлукой, так что хотелось побаловать вас с Таткой всякими кулинарными изысками. Да ты, наверное, уже и сам чувствуешь? – и она многозначительно кивнула в сторону кухни, откуда в распахнутую дверь спальни уже действительно струились умопомрачительные запахи свежемолотого кофе, ванили и корицы, горячего теста и домашних пирогов.

На секунду Алексею стало весело. Страх и напряжение разом слетели с него, как ненужная, случайная шелуха мимолетного впечатления. Он потянулся было к жене, которая смотрела на него широко расставленными, серыми, любящими глазами, чуть улыбаясь одними кончиками губ, – и тут же нахмурился. Последний день перед разлукой, сказала она. Ну да, действительно. Как же он ненавидит эти их совместные поездки с дочерью!.. Мало того, что она сама, взрослая сорокалетняя женщина, совсем потеряла голову из-за своего экзотического увлечения, так еще и Наталью в это втянула! Однако вот снова едут – и что тут поделаешь?..

Ксения, насмешливо наблюдая за сменой чувств на подвижном, так хорошо знакомом лице мужа, сумела уловить тот момент, когда его недовольство, казалось, уже готово было выплеснуться в словах, и ласково прижалась к человеку, с которым прожила достаточно долго, чтобы научиться управлять его эмоциями или удерживать его от необдуманных резкостей. Вероятно, Алексею – преуспевающему режиссеру, твердому и решительному человеку, настоящему мужику, каким она всегда его считала, – показалась бы нелепой сама мысль, что кто-то может чем-то управлять в его судьбе или от чего-то его удерживать, но жены – о, жены всегда знают такие вещи лучше своих мужей!

– Ну что ты, Лешик, – примирительно шепнула она. – Пора бы уже привыкнуть. Ты же знаешь, это наша жизнь…

– Ваша жизнь, – передразнил Алексей, высвобождаясь из ее объятий. – А моя жизнь во время вашего отсутствия опять превратится в сплошной комок нервов. И я говорил тебе сто раз…

– А я тебе сто раз отвечала: это не обсуждается, – решительно, не дав ему договорить, прервала жена так и не начавшийся монолог. – Давай не будем больше об этом. Лучше пойдем-ка к пончикам – сегодня те самые, твои любимые!

Глядя на маленькую решительную женщину, которая стояла напротив него с таким видом, будто готовилась к бою, Алексей почувствовал, как его досада улетучивается, а беспокойство и желание поставить на своем уступают место той гордости, которую он всегда испытывал за жену. Да, сударь, подумал он, это вам не актрисульками командовать! Ксения Георгиевна Соколовская за себя постоять сумеет…

И от нежности и тепла, нахлынувших на него, точно по какому-то злобному контрасту он вдруг вновь ощутил морозную оторопь души, ледяную руку, сжавшую его сердце, и чужой суровый взгляд, сверлящий затылок. Точно погребальный колокол прозвенел в его душе, и перед глазами вновь развернулась картина заснеженного кладбища, мелькнули раскрытые зияющие черные ямы и деревянные кресты с непонятными, недоступными ему надписями… Не в силах справиться с нахлынувшей на него тупой душевной болью, он крепко зажмурил глаза и негромко застонал, желая сейчас лишь одного: снова проснуться и понять, что ничего этого не было – никаких снов, никаких тревог, никакого страха…

– Леша, что с тобой? – встревоженный голос жены доходил до него словно откуда-то издалека, гулко и призрачно, и он, немыслимым усилием воли заставив себя вернуться в реальность, поднял ресницы, коротко взглянул на Ксению и прижал ее к себе так крепко, как не делал уже давно.

– Ничего, – коротко пробормотал он. – Немного сердце прихватило. Сейчас пройдет.

Виновато наблюдая потом за тем, как заторопилась жена за сердечными каплями – в общем-то, Соколовские были вполне здоровой и спортивной четой, но на всякий случай джентльменский набор лекарств все же хранился в одном из низеньких удобных шкафчиков их спальни, – Алексей привычно спрашивал себя, зачем ему нужно это вранье и почему он не может просто поделиться с Ксенией своим давним кошмаром. Он давно хотел сделать это, но каждый раз непонятная суеверная мысль останавливала его; ему казалось, что достаточно проговорить все это вслух, облечь тайные видения его ночей в живые, настоящие слова, – и снежный кошмар станет реальностью, а он, Алексей Соколовский, смутивший покой близких своими постыдными страхами, не сможет удержать их рядом с собой и навсегда останется одинок.

– Спасибо, – проговорил он, принимая из рук жены крохотный хрустальный стаканчик с лекарством. – Уже прошло.

И, вскинув на нее совсем несвойственный ему, неуверенный и чуть затравленный взгляд, спросил:

– Ксюш, а может, в этот раз все же отложите, а?..

Ксения нервно передернула плечами, как будто ее охватил нежданный озноб, и отвернулась к широкому окну спальни. Она смотрела на роскошные, бледно-зеленые шторы из тяжелого шелка, затканные едва заметным золотистым рисунком, но видела перед собой не привычный интерьер супружеской спальни, а золотой, и зеленый, и мерцающий, и загадочный мир – мир, скрытый от человеческих глаз, полный тайными шорохами и призрачными тенями, мир, ради разгадки которого только и стоило жить… Ксении Соколовской не нравилось, когда ее сильный, умный и чуть циничный муж – циничный ровно настолько, насколько этого требовали условия современной жизни, чтобы не выглядеть размазней и рохлей, – вел себя как истеричная барышня. Ей не нравилось его отношение к ее здоровому риску: сам-то он, насколько она знала, никогда не отказывался от случая заполучить порцию адреналина в крови. И еще ей не нравилось, когда после двадцати пяти лет брака он играл в преувеличенные, на ее взгляд, опасения за ее судьбу.

А потому она посмотрела на мужа чуть рассеянным, как будто не от мира сего, холодноватым на сей раз взглядом и сказала:

– Мы возвращаемся через две недели. Я сообщу тебе точную дату приезда попозднее.

Этого тона и взгляда было вполне достаточно, чтобы Алексей молча поставил на столик так и не выпитое лекарство и вышел из спальни.

Никакой ссоры, разумеется, у них не возникло. Их брак давно не обладал тем накалом страстей и эмоций, который необходим для бурного выяснения отношений; много лет их соединяли уже только взаимопонимание и дружба, родственная близость и теплое ощущение надежного плеча рядом, родительская любовь к единственной дочери и взаимное, чуть ироничное терпение к недостаткам друг друга. Впрочем, можно ли обо всем этом сказать – «только»?..

Семья Соколовских была основана на союзе самодостаточных, сильных и творческих людей, каждый из которых умел делать в жизни свое собственное дело и не мешать при этом реализовываться партнеру. Алексей, которому совсем недавно исполнилось сорок семь, находился сейчас, на пороге двадцать первого века, на самом пике своей профессиональной карьеры; спектакли молодежного экспериментального театра, режиссером и художественным руководителем которого он был, неизменно вызывали интерес пресыщенной столичной публики и внимание не менее пресыщенной московской прессы. Несколько громких побед на европейских фестивалях и призы российских театральных премий позволяли друзьям вполне искренне отзываться о нем: «Лешка – гений!», а враги, ехидно посмеивающиеся при этом громком слове, все же вынуждены были, пусть даже нехотя, признавать его талант. Сам Алексей Соколовский, говоря откровенно, гением себя не считал – и был, вероятно, прав. Но в его спектаклях почти всегда была та напряженная, вибрирующая струна, та аура подлинности, которые, собственно, и отличают произведение искусства от грубой и дешевой подделки.

Ксения же в свои сорок четыре упрямо и почти без всяких усилий продолжавшая выглядеть на тридцать пять, была доцентом Московского университета, с упоением занималась геологией и минералогией, знала толк в редчайших породах камней и смогла сделать то, что удается не так уж многим – совместить профессию с любимым хобби. Безупречный художественный вкус позволял ей и готовить для слушателей великолепные, почти литературно выверенные лекции, и со знанием дела коллекционировать красивейшие образцы самоцветов, и консультировать российских художников-ювелиров в том, как лучше «подать» яшму, малахит или оникс для того, чтобы подчеркнуть природную красоту камня. Всегда окруженная толпой студентов, коллег, горных специалистов и художников, изящная и невысокая, с тонким разрезом умных серо-стальных глаз и аккуратно причесанной каштановой головкой, она казалась и знакомым, и собственному мужу воплощением того, что зовется «элегантной женщиной» – не синий чулок, упаси боже, и не то, что порой с насмешливым хмыканьем называют «интеллигентка-с», нет! Но – женщина подлинно современная, образованная без занудства, деловая без ущерба для женственности и вполне успешная без всяких «вливаний» со стороны родственников. И если бы еще не это ее безумное увлечение… ох, если бы не это, режиссер Соколовский, не кривя душой, мог бы утверждать, что с женой ему несказанно, абсолютно – и, наверное, незаслуженно – повезло.