Теодосия и Сердце Египта - Робин ЛаФевер

Перед самой полночью я пробралась в служебное помещение и оттуда вошла в музей. Газовые рожки на стенах были зажжены, но горели так слабо, что казались просто маленькими светящимися голубыми пятнышками, разбросанными на одинаковом расстоянии друг от друга вдоль темного коридора. Слабенький свет керосинового фонаря, который я несла в руке, тоже не мог разогнать мрак, но даже это меня не пугало. Я подняла свободную руку и вцепилась в висевшие у меня на шее защитные амулеты – их было три.

Папа говорит, что у меня слишком буйное воображение, но, поверьте, если подойти в глухой ночной час очень близко к урнам и саркофагам (чего я, разумеется, стараюсь не делать), то можно увидеть, как из них, словно струйки густого удушливого тумана, поднимаются опасные для живых мертвецы – египтяне называли их «акху» и «мут». Магические тексты и невидимые надписи на предметах, на которые наложено проклятие, тоже оживают, буквы срываются со своих мест, поднимаются в воздух, а затем разлетаются по темным углам. Согласитесь, разве могла я прийти сюда хотя бы без какой-нибудь защиты?

Чтобы не привлечь к себе внимания злых духов, я осторожно шагала по полу в одних чулках – пол был холодный, и мои ноги вскоре заледенели.

Разумеется, отец перенес ту ужасную статую в свою мастерскую на третьем этаже. Держась за стену, я начала подниматься по лестнице, стараясь делать это так, чтобы подо мной не скрипнула ни одна полированная деревянная ступенька.

Но как бы бесшумно я ни двигалась, окружавшие тени с каждой секундой становились все темнее, больше – казалось, они стремятся оттолкнуть меня. Я по возможности сторонилась останков древних людей (которые в большом количестве были выставлены на обозрение публики): костей, черепов, скелетов, а также предметов культа давно забытых религий. В свете моего тусклого керосинового фонаря тени качались и извивались, словно злобные подкрадывающиеся ко мне демоны.

Наконец мне удалось подняться на третий этаж и войти в Зал статуй. Вдоль стен здесь, словно никогда не дремлющие стражи, стояли огромные египетские скульптуры.

Царственные, надменные лица фараонов сменялись загадочными головами сфинксов, а высотой самая маленькая из этих статуй была не менее двух с половиной метров, и все они отбрасывали на пол свои густые, похожие на чернильные лужицы тени.

Я постаралась как можно быстрее проскользнуть мимо этих грозных, едва различимых в темноте статуй к дверному проему, ведущему в Зал Древнего Египта. Здесь я ненадолго остановилась, чтобы собраться с силами и подбодрить саму себя. В этот зал я приходила очень часто, буквально при любой возможности, но все равно не знала, что может поджидать меня в нем. Магия – и без того мудреная для понимания штука, а древние египтяне к тому же были в ней большими доками. Некоторые их проклятия, похоже, составлены так, что становятся активными в полнолуние или отдельные, неблагоприятные с точки зрения астрологии дни. Другие проклятия действуют только в какие-то дни или при определенном расположении звезд и планет на небе. Одним словом, древнеегипетская магия – вещь настолько мрачная и жуткая, что, столкнувшись с ней, ты ни в чем не можешь быть уверен. Буквально ни в чем.

Я глубоко вдохнула, а затем бросилась напрямик через зал, мимо полок, мимо застекленных витрин, стараясь не смотреть ни вправо, ни влево. Так, на одном дыхании, я долетела до двери отцовской мастерской, рывком открыла ее и проскользнула внутрь.

Здесь тоже было темно, но сквозь окна струился бледный, серебристый свет Луны. И в этом призрачном лунном свете можно было рассмотреть сложный узор, составленный из священных слов и символов, – он обвивал всю статую Бастет и шевелился, словно клубок ядовитых змей.

Иногда я действительно ненавижу, когда оказываюсь права.

Приблизившись к статуе, я заметила символы Анубиса, бога загробного царства, и Сета, бога хаоса. Рядом промелькнул еще один символ, которого я прежде не встречала, но подумала, что он может означать демонические души не нашедших вечного покоя мертвецов. После этого моим надеждам увидеть в мастерской статую, на которую наложено сравнительно легкое проклятие, пришел конец. Передо мной был древний предмет, буквально целиком пропитанный ужасной, безжалостной египетской черной магией.

Я должна была рассмотреть иероглифы поближе, а для этого мне нужно было взять эту жуткую статую в руки.

Я оглянулась по сторонам. Когда иероглифы кишат на предмете в таком количестве, как на этой статуе, одними перчатками от них не защититься. Коварные символы найдут возможность проколоть перчатки и сквозь них проникнуть на мои руки. Простите, конечно, но мне не очень нравится, когда у меня по коже бегают магические знаки.

Я нашла на отцовском рабочем столе старую тряпку и обернула себе вокруг ладоней – теперь мои перчатки стали как бы двойными. Затем я взяла статую и понесла к окну, чтобы лучше ее рассмотреть.

Как только статуя оказалась у меня в руках, магические знаки слегка замедлили свое движение, и я почувствовала, как они ощупывают тряпку, ища способ проникнуть сквозь нее, а затем сквозь перчатки, а там, глядишь, и сквозь мою кожу. Брр! Нужно поторапливаться.

У меня перед глазами промелькнул символ Апепы – змеи, сеющей хаос, а вслед за ним Манту, бога войны. Странно. Очень странно. До сих пор я никогда не встречала символа Манту на про́клятых предметах. А на этой статуе были, кроме того, символы армий, разрушения и…

Прямо за дверью мастерской скрипнули половицы. Этот звук заставил меня сорваться с места – я моментально поставила статую назад, на ее полку, и отчаянно посмотрела по сторонам, ища, куда бы мне укрыться. Собственно говоря, темных углов в мастерской было предостаточно, но мне хотелось чего-то более надежного и основательного.

Приметив стоявший в углу старый упаковочный ящик, я запрыгнула в него, присела на корточки, слегка присыпала себя стружками, отвела глаза от двери и замерла в ожидании.

Вы можете спросить, почему я не стала смотреть на входящего. Могу вас уверить, мне этого очень хотелось, но я достаточно долго успела прожить бок о бок с не нашедшими покоя древними духами, чтобы узнать простую вещь – глядя на такой дух, вы передаете ему свою «ка», или жизненную энергию, и делаете его сильнее. Так что, если нынешний полуночный посетитель мастерской тоже был выходцем из потустороннего мира, смотреть на него было так же разумно, как, например, осветить его лицо фонарем.

Мой керосиновый фонарь! Я посмотрела сквозь щелку в стенке ящика и увидела его брошенным на краю полки. К счастью, огонь в нем погас.

Дверь повернулась, противно скрипнув на своих петлях. Шаги замерли на пороге, словно пришедший раздумывал, стоит ли ему входить. Затем половицы скрипнули еще раз, и кто-то – или что-то – вошел в мастерскую. Я рискнула снова взглянуть в щелку и увидела движущуюся по полу черную фигуру со спрятанной под капюшоном головой.

Я тут же отвела взгляд и попыталась успокоить свое сильно забившееся в груди сердце. Мне казалось, что оно колотится так громко, что его не может не услышать вошедшее в мастерскую существо!

Шаги остановились возле полок, всего в нескольких сантиметрах от того места, где я пряталась. Рискнув еще разок взглянуть в щелку, я увидела, что большая черная фигура изучает среднюю полку, на которую я вернула статую Бастет. Опуская глаза, чтобы отвести взгляд, я заметила выступающие из-под нижнего края длинной накидки носки двух черных ботинок.

При виде этих ботинок мое сердце сразу успокоилось. Потусторонние существа ботинок не носят, так что кто бы ни скрывался под этой накидкой и капюшоном, он был человеком. Такой оборот дела был мне гораздо больше по вкусу.

Хотя, с другой стороны, трудно ожидать, что некто явился в музей глухой ночью с исключительно добрыми намерениями. Сама я, разумеется, не в счет.

Чувствуя себя немного увереннее, чем раньше, я в очередной раз посмотрела в щелку и увидела выползающую из-под накидки длинную черную руку. Движение руки колыхнуло воздух в моем направлении, и я сразу же уловила знакомый запашок вареной капусты и маринованного лука.

Клайв Фагенбуш!

Прежде чем я успела обдумать, что бы это все могло значить, половицы за дверью вновь заскрипели. Фагенбуш шумно втянул ноздрями воздух, засунул назад под накидку свою пустую протянутую руку, зашел за полки и распластался, прижавшись спиной к стене, – спрятался, с позволения сказать.

При этом Фагенбуш оказался теперь прямо лицом ко мне, и я согнулась внутри ящика в три погибели, страстно мечтая о том, чтобы стать невидимкой.

Новый гость нашарил ручку, громко открыл дверь, ничуть не беспокоясь о том, что его могут услышать, и быстрыми шагами вошел внутрь, негромко насвистывая что-то себе под нос.

Я окончательно успокоилась. Это был, конечно, папа, кто же еще! По привычке обходит ночью свой любимый музей. Он зажег газовый рожок, и мастерская наполнилась ровным мягким желтым светом.