Разговоры с Богом - Ольга Гринева
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Надо же.
Такая мелочь, и так улучшила настроение.
Вдруг откуда то снизу послышалось настойчивое чириканье.
Я опустила взгляд.
Воробей прыгал напротив меня и что-то чирикал.
Но у меня нет с собой ни семечек, ни хлеба.
Что я могу дать тебе, малыш?
И вдруг я поняла.
Я присела перед воробьем, и протянула ему руку, не дыша, чтобы не спугнуть ни его, ни пух, который моментально взлетит с первым порывом ветра.
Воробей подпрыгнул, ухватил клювом пух, взглянул на меня и взлетел.
Ну вот и хорошо.
Вот и пригодится пух для устройства гнезда.
А хорошо все-таки весной.
Радостно.
Даже если небо серое и погода так себе.
А греет душу радость возрождения.
И надежда на спасение.
Свет внутри тебя
Когда ты много лет живешь с глубоко спрятанной болью, или даже не болью, нет, а скорее, с отголосками боли, которую ты все-таки сумел пережить, то ты к этому привыкаешь.
Привыкаешь не думать, не вспоминать, не болеть этим.
Привыкаешь к этому ощущению, словно бы ты был рожден уже вот так, целиком и без остатка, и без этих отголосков не мыслишь себя совсем.
И даже никогда не приходит мысли, что от всего этого можно избавиться.
Но тебе слишком комфортно, слишком привычно, всего слишком.
Кроме одного.
Тебе не хватает свободы.
Но ты никак не можешь связать то, что стало тобой с тем, кем ты хочешь стать на самом деле.
Ты мечешься в поисках решения, бросаешься то в одну, то в другую сторону, пробуешь изменить свою жизнь, и все-равно возвращаешься в одну и ту же точку.
Точку внутренней боли.
И даже не понимая, что с тобой, ты чувствуешь, что выхода нет.
Вообще нет.
И вроде бы кругом любимые и близкие люди, вроде бы жизнь совсем не так плоха, вроде бы все идет своим чередом.
Но свободы нет.
И ты живешь с этим как можешь, загоняя мысли в самый тесный и дальний уголок своей головы.
Чтобы не думать, не переживать, не искать, не бороться.
Да и с кем бороться?
Битву себе ты точно проиграешь сразу.
Но однажды тебя словно озаряет свет, которого ты никогда в жизни не видел.
Чистый белый свет с золотыми отблесками.
Он появляется у тебя внутри, полыхает в груди, окружая тебя покоем, какой-то безудержной жаждой деятельности, а самое главное, ты вдруг, благодаря этому огню, понимаешь, что все эти годы мешало тебе быть свободным.
И встаешь недвижимый, удивляясь, как такая простая мысль не пришла тебе в голову раньше.
Улыбаешься.
Встряхиваешь головой.
И пишешь письмо.
То самое, которое не мог написать столько лет.
Оно получается легким, коротким и очень честным.
Ты признался в любви и попросил прощения.
То, что сделать очень трудно, особенно там, где казалось, осталась лишь выжженная земля.
И тебе даже не важен ответ, потому что ты сделал самое главное в своей жизни.
Но ответ пришел.
И тебе тоже сказали, что тебя любили и просят прощения и прощают.
И слезы, словно очищают душу, открывают все двери, вырываются наружу и ты понимаешь, что вот только теперь ты стал свободным.
От боли, от отношений, от прошлого.
Всю жизнь мы живем так, словно разрушаем себя.
Всю жизнь мы мечемся в поисках решения.
А оно всегда рядом.
Нужно только увидеть свет и поверить ему.
И попросить прощения.
Остальное Бог сделает за нас.
Главное-доверять.
И любить.
И вы не пожалеете.
Рассвет после тумана
Когда меня сюда привезло такси, была глубокая ночь.
Да и все эти перелеты утомили настолько, что сил хватило только чтобы войти в снятый домик, раздеться и утонуть в постели без сновидений.
Сквозь сон я всю ночь слышала чье-то тяжелое ворчание, и улыбалась, понимая, что это океан, который был совсем рядом со мной.
Утро наступало не спеша.
Оно как-будто расталкивало густой туман, который спустился за ночь на побережье.
В окна домика не было видно ничего, и, натянув джинсы с рубашкой, я выскочила за дверь.
Туман был густой, плотный, слоистый.
Казалось, что его можно резать ножом, словно торт.
Я порылась в закромах памяти и даже представила, каким бы мог быть этот торт.
Пожалуй, «Наполеон».
Туман пах океаном.
Первым океаном в моей жизни, который я увижу, когда туман решит уйти.
А пока я раздумывала отойти мне от домика, рискуя потеряться, или все-таки подождать.
Ждать не хотелось.
В конце концов, я же приехала сюда через половину мира совсем не для того, чтобы прятаться в домике, даже столь уютном, как у меня.
И я сделала шаг вперед.
Босые ноги почувствовали гальку под ногами, круглую, омытую волнами за миллион лет до меня.
Сердце застучало сильнее.
Я шла вперед, и туман расступался передо мной и вновь смыкал свои объятия у меня за спиной.
Страха не было.
Страх потеряться отступил с первым моим шагом.
Я точно знала, что со мной ничего не случится, и шла вперед.
Туда, где вздыхал, ворочался, о чем-то шептал океан.
Шептал всю ночь, весь день, всего лишь вечность.
Я чувствовала, что он совсем рядом, потому что рекламный проспект, обещал мне домик на берегу, в шаговой доступности, у воды.
Шагов оказалось около тридцати, когда мои ноги вдруг почувствовали тепло воды.
Я машинально сделала еще шаг вперед, и утренний прилив окатил меня до колена.
Я рассмеялась.
Первое впечатление самое верное.
Океан был добрым.
Веселым и мудрым.
Я села на берегу и стала ждать, когда туман уйдет.
Я видела лениво накатывающие волны, я слышала какие-то звуки, предположив, что это могли быть чайки, я представляла себе тот вид, который увижу, и незаметно для себя снова задремала.
А открыла глаза от того, что шаловливый луч солнца слегка коснулся моего носа.
Тумана не было.
Передо мной лежал океан.
Яркий, переливающийся, играющий волнами до самого горизонта, и даже еще дальше.
И я задохнулась от восторга.
Восторга первобытного, рожденного где-то в глубине моей души, и о котором я даже не могла мечтать.
Берег был пуст.
Реклама не подвела.
Мой домик действительно был один на берегу, хотя в приличном отдалении можно было заметить такие же домики.
Но сейчас для меня не существовало ничего, кроме океана, его мощи, его совершенства и его всепоглощающей доброты.
Я встала и вошла в воду.
Волна подбежала ко мне, и рассыпалась на капли у моих ног.
Я погладила ее рукой, и она вильнув, словно собака хвостом, пообещала вернуться.
Она вернется.
Много-много раз, как это было до меня и будет после меня.
Я смотрела на все это великолепие, и понимала только одно.
Ничего в жизни не стОит больше того, что может дать тебе утренний туман на берегу океана.
Ни одна картина мира не сравнится с тем великолепием, которое открывается тебе на берегу, когда туман уходит.
И никакая сила в мире не заставит меня забыть о том, что ощутила я, когда первый раз в жизни оказалась на берегу океана.
Жизнь после пепла
Рассыпается, уходит сквозь руки, утекает между мгновениями.
Сгоревшая память, убитые чувства, потерянная любовь.
Вот только что все сияло красками, чувствовало и жило.
И казалось, что жизнь будет вечной.
Но стоило вспыхнуть одной искре – и остался лишь пепел.
Ветер было попробовал развеять этот погребальный костер, взъерошив пепел, но, набежав, тут же осекся, отступил, и сгинул, словно его и не было.
И боль тут же, в полной тишине и пустоте, не упустив возможности, начала давить воспоминаниями.
Скручивать в тугой комок и отпускать на мгновение, чтобы вернуться снова и снова, с еще большей силой.
Пепел всегда оставляет после себя причудливые очертания минувшего.
Из них нельзя составить ничего, даже пресловутое слово «Вечность».
Если есть пепел – Вечности здесь делать уже нечего.
Опоздала Вечность.
И она, пожав плечами, ускользает, шурша в пространстве шелками времени.
Что ей делать здесь, где от нее оставляют лишь пепел?
Протягивая руку ей в след, мы уже понимаем, что сможем ухватить только холод.
Да и можем ли?
Но и до пепла нам не дотронуться.
Нет, в нем уже нет жара, нет боли.
В нем вообще ничего нет.
Но каждый раз, смотря на него, запуская пальцы в то, что осталось после пламени, просеивая каждое мгновение жизни, мы сжигаем себя снова и снова.
И только пепел знает, что значит сгореть дотла.
Потому что нет возврата из пепла.
Пеплом можно только стать.
Но жить уже не получится.
Больно.
Город, которого нет
У каждого из нас есть свой Город, которого нет.
В нем каждый имеет свои мечты, свои надежды, свою любовь.
Город, который у каждого из нас в сердце.
Город, в который мы стремимся всегда, но редко, когда туда попадаем.
Мы все время промахиваемся.
Чего-то всегда не хватает.