Похищенная Зауром (СИ) - Роман Виолетта

Оттолкнула его. И в следующий момент на меня набросились сзади. Больно прижав к холодному капоту машины, скрутили мне руки за спиной. Я ревела во весь голос, я крыла их такими ругательствами, каковых они не знали отроду. Да, я маленькая, хрупкая девочка, когда-то мечтающая стать прима-балериной теперь ненавидела этот гребаный мир и желала сжечь его, извергнув  на него свою внутреннюю агонию.

***

Голова раскалывалась. Я натянула капюшон худи на лицо и отобрав у Селима солнечные очки, надела их на переносицу. В голове били отбойные молотки. Я прислонила ко лбу бутылку с прохладной водой и выдохнула в облегчении.

- Отец в ярости, - тихо произнес Селим. Я покосилась на водителя. Мне не хотелось развивать эту тему. Прежде всего потому что мне было абсолютно насрать, что думает отец. Он потерял привилегию влиять на меня ровно в тот день, когда отправил учиться заграницу. Может в глазах окружающих это выглядит как добродетель с его стороны, но я считаю его предателем. Он избавился от меня. Когда мне больно было, когда я вынуждена была собирать себя по кускам. 

- Разбуди, как приедем, - прикрыла глаза, врубив музыку в телефоне. Наболтала громкости. Каждый бит в наушниках отдавал еще большей болью в голове, но уж лучше так, чем выслушивать наставления зануды Селима.

Спустя двадцать минут Сел затормозил у входа в дом. Я открыла дверь и поспешила покинуть салон.

Стоило переступить порог отцовского особняка, в гостиную тут же вышла экономка.

- Самира, доброе утро, - женщина окинула меня строгим взглядом.

- Ты думаешь оно доброе? – с губ сорвался глупый с мешок. Попыталась скинуть кроссовки, голова закружилась - чуть сама не свалилась. Пинар покачала головой.

- Самира, ты расстраиваешь отца… Разве так подобает вести себя дочери? Когда же ты за ум возьмёшься? Вот говорила, не надо было тебя отправлять так далеко. Ничего хорошего нет в этих заграницах, - продолжала причитать старушка.

- И не отравляли бы, Пинар. Глядишь другим бы человеком была. А теперь, получайте то, что имеете.

Стянула кожанку. Вся худи была перепачкана алкоголем. Запах от нее шел отвратный. Сняла и ее. Вручила  Пинар и прошла мимо к лестнице.

- Отец просил зайти к нему, как только  придешь, - ее слова полетели мне вслед.

- Ага, - я продолжила подниматься наверх.

- Самира, это срочно!

- Искупаюсь и приду. То же мне, король мира. Бегу и спотыкаюсь.

Глава 2

Он восседал за столом. Грозный, жестокий, ненавидящий меня всем своим сердцем. За всю свою жизнь он ни разу не поговорил со мной как отец с дочерью. Либо избегал, либо кричал. Другого я его не помню.

Я не знала, что ему сказать. Я не знала, как с ним разговаривать. Последний год изменил нас всех. Мы стали чужими друг другу, стали еще дальше.

Он молчал. Прожигал своим тяжелым, испепеляющим взглядом. В помещении, кажется, сам воздух был тяжелым и густым.

– Какого черта ты вытворяешь? Почему мне звонит начальник полиции и говорит о том, что за решеткой сидит моя дочь?! – он бьет по столу кулаком так громко, что я подскакиваю от испуга.  В горле ком, а глаза начинает щипать от слез. Все равно боюсь его. Какой бы взрослой ни была, ничего не изменилось.

– Так вышло. Прости, больше не повторится…

Он недобро прищурился.

- Что? Что ты сказала?

По спине пробежал озноб от его слов. Прочистив горло, постаралась звучать как можно более уверенно.

- Прости, этого больше не повторится.

Он небрежно взмахнул рукой.

– Пойди к Аише. Ей нужна помощь. Поговорим позже, я занят.

Вышла, прикрыв за собой дверь. Меня трусило до сих пор. Спустилась вниз, на террасу. Достала из кармана пачку сигарет, закурила. Аише поможешь. Можно подумать мне делать больше нечего, как помогать этой профурсетке. Сколько ей? Двадцать один? Она меня на год старше. Мачеха, блин. Ненавижу их всех. И полугода не прошло со смерти мамы,  как отец ее в дом притащил.  А она по-быстрому залетела, родила ему наследничка. Вот и носится с ней. Выдохнула дым  в небо.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– У нас здесь не курят, – прозвучал ненавистный голос за спиной.

Даже не посмотрела на нее.

–Так у вас или здесь? Ты выражайся точнее, Аиша. Это мой дом и дом моего отца.

– Этот дом тоже мой.

Я обернулась. Посмотрела на нее насмешливо.

 – Послушай, милочка, если всех шлюхи, кого он трахает, начнут открывать рот, мы сможем собрать хор и напеть акапельно гимн страны.  Так что не путай понятия. Ты – честная давалка, я дочь.

Ее лицо скривилось в гримасе гнева.

– Я мать его сына…

Я засмеялась.

– Оу, да. Прости, я забыла, что ты уже и высерка заделала…

Не успеваю договорить. Кто–то больно хватает меня за  плечо. Оборачиваюсь и в следующий момент скулу разрывает острой вспышкой боли. Зубы клацают друг о друга, в голове звон. Во рту отчетливый привкус металла. Я поднимаю глаза и вижу стоящего передо мной отца. Он в ярости.

– Ты с кем разговариваешь?! Ты должна благодарить, что после всех твоих выходок, мы разрешаем тебе находится в нашем доме! Самира, ты позоришь свою мать, – в голосе отца презрение. Только мне ни капельки не стыдно. Я ненавижу их всех. И сейчас даже страх уходит на второй план, я так сильно зла на него!

– Не говори о моей матери в присутствии своей шлюхи, - цежу сквозь зубы.

- Моей ноги и так здесь может не быть, – срываюсь вниз по лестнице и выбегаю на улицу. В глазах слезы – все расплывается. Мне больно. Так больно, что дышать нечем. Набираю сообщение Агшиму.

«Сегодня в клубе, через час. С тебя выпивка, я на мели».

***

– Самира, детка, давай заканчивай, – Агшим снова портит мне веселье.

Я не хочу его слушать. Я хочу танцевать. Я хочу забыть о своем отце, об Аише. Я хочу просто отключиться.

– Ты же утром просил прощения, а сейчас делаешь то же самое, – проговорила, сердито глядя на него.

 Он снова хмурился,  а мне было кайфово.

– К черту тебя, я сама могу веселиться, – оттолкнув приятеля, я пробилась поближе к бару. На стойке отплясывали девчонки.

– Эй, красотка, – я чувствую на себе мужские руки. Они нагло скользят по моему животу, вниз к бедрам. У него приятный парфюм, но трогать себя я не даю никому.

– Станцуй для меня, – раздается над ухом его шепот. 

– Подотри слюни, – рычу сквозь зубы, скидывая его руки.

Запрыгиваю на стойку. Девчонки теснятся, а я начинаю танцевать. Одно простое правило: Смотреть – да, трогать – нет. Не могу никому даться, даже другу. Моя кожа, мое тело – это запрещенный для них предмет. Это только мое и ничье больше. Я люблю так. Ходить по грани, испытывать свои пределы. Играть с опасностью, но не даваться в ее руки. Это помогает мне. Чувствовать себя живой, чувствовать себя яркой личностью, а не сломанной вещью.

Толпа звереет. Лес рук, крики, улюлюканья. Мальчики разгорячились донельзя. Прикрываю глаза, кайфуя от того, что сейчас происходит.  Я танцую так, словно никого нет рядом. Словно я – прежняя. Счастливая, красивая  и желанная Самира со светлым будущим и яркими мечтами. Я не хочу наступления утра, мне хорошо сейчас. Когда ночь скрывает все уродливое и грязное, что есть во мне. Когда алкоголь помогает отключиться и не думать, хотя бы на время.

Вдруг чувствую на себе чей-то взгляд. Омерзительно липкий. Мне всегда было плевать на то, как они смотрят, но этот заставляет ежиться. Мужчина стоит напротив у парапета. Не знаю, что именно в нем мне кажется опасным. Но я боюсь его, от одного только вида его черных глаз в дрожь пробирает.

- Сами, пошли, - меня тянет за руку Агшим. И впервые я слушаюсь друга. Не знаю почему, мое тело так реагирует на этого незнакомца, но я его жутко боюсь. В ступор впадаю.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

Как только мы выходим из здания куба, меня начинает трясти, к горлу подкатывает тошнота. Это состояние предвещает скорую истерику, и мне нужно в тишину, в безопасное место.

Агшим вызывает такси, а я пытаюсь прийти в себя, пытаюсь разобраться в мыслях. Почему я так реагирую? Почему мне кажется, что он похож на него… на самое главное чудовище в моей жизни…