Андрокл и лев - Бернард Шоу

Покажем, что большой храбрый лев совсем не боится боли, не то что этот

плакса-вакса, рева-корова христианин. Оп-ля! (Выдергивает занозу.)

Лев ревет от боли и размахивает во все стороны лапой.

Видишь? (Показывает льву колючку.) Там больше ничего нет. Теперь

полижем лапку, чтобы не получилось гадкого воспаления. Погляди. (Лижет

себе руку.)

Лев понятливо кивает головой и принимается усердно

лизать лапу.

Умненький маленький левчик-ревчик. Мы поняли нашего доброго старого

друга Энди-Рэнди.

Лев лижет его лицо.

Да, мы сделаем Энди-Рэнди чмок-чмок!

Лев изо всех сил виляя хвостом, поднимается на задние

лапы и обнимает Андрокла. С перекошенным от боли лицом

тот кричит.

Бархатные лапки! Бархатные лапки!

Лев втягивает когти.

Умница.

Андрокл обнимает льва. Лев подхватывает хвост лапой и

обнимает ею Андрокла за талию, Андрокл берет другую лапу

льва вытягивает вперед руку, и оба они в полном восторге

принимаются вальсировать круг за кругом, пока не

скрываются в лесу.

Мегера (которая пришла в это время в себя). Ах ты трус, со мной ты уже много

лет не танцуешь, и - нате вам! - отплясываешь с этой огромной дикой

тварью, которую десять минут назад и в глаза не видал и которая хотела

съесть твою собственную жену. Трус! Трус! Трус! (Бросается следом за

ним в гущу леса.)

ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ

Вечер. Площадь у городских ворот Рима, где сходятся три

дороги. Каждую из них у площади перекрывает триумфальная

арка. Глядя сквозь арки, видишь, как дороги тремя

длинными пыльными колеями прорезают римскую низину. По

обеим сторонам площади - длинные каменные скамьи. На

восточной стороне сидит старый нищий с миской для

подаяния у ног. Из-под восточной арки, громко топая,

выходит взвод римских солдат, сопровождающих партию

пленников-христиан всех возрастов и обоего пола; среди

них - Лавиния, красивая, решительная молодая женщина,

судя по всему, занимавшая более высокое общественное

положение, чем остальные пленники. Справа от солдат

устало тащится командующий ими центурион с жезлом из

виноградной лозы в руке. Все они изнурены и покрыты

пылью, но солдаты угрюмы и безразличны, а христиане

веселы и полны решимости смотреть на свои невзгоды как

на потеху и поддерживать друг друга. Позади, с дороги,

где идет вся остальная когорта, слышен звук рожка.

Центурион (останавливаясь). Стой! Приказ капитана.

Все останавливаются и ждут.

Эй вы, христиане, чтобы никаких штучек! К нам идет капитан. Ведите себя

как положено. Никаких песен. Постарайтесь иметь приличный вид!

Серьезный вид, если вы на это способны. Видите вон то большое здание?

Это Колизей. Там вас кинут на съедение львам или заставят сражаться с

гладиаторами. Завтра же. Подумайте об этом, и вам будет легче вести

себя как следует перед капитаном.

Появляется капитан.

Смирно! Отдать честь!

Солдаты приветствуют капитана.

Один из христиан (радостно). Да благословит вас господь, капитан! Центурион (возмущенно). Молчать!

Капитан - патриций, красивый, аристократической

внешности мужчина лет тридцати пяти, холодный, надменный

и властный - поднимается на каменную скамью на западной

стороне площади, за спиной у центуриона, чтобы всем было

его хорошо видно и слышно.

Капитан. Центурион. Центурион (становясь по стойке "смирно" и отдавая ему честь). Сэр? Капитан (сдержанно, официально). Напомните своим подчиненным, центурион, что

мы входим в Рим. Уведомьте их о том, что, войдя в ворота Рима, они

оказываются в присутствии императора. Разъясните им, что слабая

дисциплина, которая наблюдалась в походе, здесь недопустима.

Проинструктируйте их, что бриться надо раз в день, а не раз в неделю.

Особенно четко вы должны внедрить в их сознание, что необходимо

положить конец этому богохульству и кощунству - распеванию на марше

христианских гимнов. Я должен наложить на вас дисциплинарное взыскание

за то, что вы не только разрешали им петь, но и сами пели с ними. Центурион (извиняющимся тоном). Люди быстрее шагают, капитан! Капитан. Несомненно. Вот почему сделано исключение для гимна под названием

"Вперед, Христово воинство!" Его петь можно, - только не на форуме и не

возле императорского дворца, - но слова следует заменять другими:

"Отдать их на съеденье львам".

Христиане, к возмущению и ужасу центуриона, разражаются

неудержимым смехом.

Центурион. Молчать. Мол-л-лчать! Как вы себя ведете? Разве так положено

слушать офицера? (Капитану.) Вот что нам приходится терпеть от этих

христиан, сэр, каждый день. Без конца смеются и шутят, просто ужас!

Никакого страха божия, вот в чем дело. Лавиния. Но, по-моему, капитан и хотел нас посмешить, центурион. Это было

так забавно. Центурион. Вот будет вам забавно, когда вас бросят завтра львам. (Капитану:

у того недовольный вид.) Простите, сэр. (Христианам.) Мол-л-л-л-лчать! Капитан. Вы должны дать своим подчиненным указание, чтобы они прекратили

всякое панибратство с христианами. Они привыкли во время похода

зависеть от пленников, в особенности от пленниц, которые готовили им

пищу, чинили обмундирование, писали письма и давали советы в личной

жизни. Такая зависимость недопустима для римского солдата. Пока мы в

городе, я не желаю этого видеть. Далее, я приказываю вам, чтобы,

обращаясь к христианам, ваши подчиненные всем своим тоном и видом

выражали гадливость и презрение к ним. Любое небрежение в этом плане

будет рассматриваться как нарушение дисциплины. (Оборачивается к

пленникам.) Пленники! Центурион (громовым голосом). Плен-н-ники! Смирно! Молчать! Капитан. Я обращаю ваше внимание, пленники, на тот факт, что вас могут

вызвать в императорский цирк в любое время, начиная с завтрашнего утра

и далее, согласно требованию администрации. Могу сообщить вам также,

что - поскольку сейчас наблюдается нехватка христиан - вам не придется

долго ждать вызова. Лавиния. Что с нами сделают, капитан? Центурион. Молчать! Капитан. Женщин препроводят на арену, где их встретят дикие звери из

императорского зверинца, что приведет к соответствующим последствиям.

Мужчины, способные по своему возрасту носить оружие, получат это

оружие, чтобы сразиться, если они пожелают, с императорскими

гладиаторами. Лавиния. Капитан, есть ли надежда, что эта жестокая расправа... Центурион (шокирован). Молчать! Придержи язык. Расправа! Вот уж,

действительно!.. Капитан (равнодушно и несколько саркастически). "Расправа" - неподходящий

термин, когда речь идет о действиях императора. Император - поборник

веры. Бросая вас на растерзание львам, он защищает интересы религии

Рима. Вот если бы вы бросили его на растерзание львам это, несомненно,

была бы расправа.

Христиане снова от всей души хохочут.

Центурион (в ужасе). Молчать! Кому говорят! Соблюдайте тишину, вы, там! Ну

слыхано ли что-нибудь подобное! Лавиния. Капитан, когда нас не станет, некому будет оценить ваши шутки. Капитан (непоколебимый, тем же официальным тоном). Я обращаю внимание

пленницы по имени Лавиния на тот факт, что, поскольку император - лицо

богоравное, обвинять его в жестокости не только государственное

преступление, но и святотатство. А также подчеркиваю то, что у нее нет

никаких оснований выдвигать это обвинение, ибо император вовсе не хочет

причинять страданий пленникам, и христиане сами наносят себе вред своим

упрямством. Единственное, что от них требуется, - совершить

жертвоприношение: простая и необременительная церемония, которая

заключается в том, что пленник кидает на алтарь щепотку фимиама, после

чего немедленно становится свободным. При таких условиях вам некого

винить в своих страданиях, кроме собственного безрассудства и

несговорчивости. Если вам трудно сжечь крупицу фимиама, ибо это

противоречит вашим убеждениям, не вступайте хотя бы в противоречие с

хорошим вкусом и не оскорбляйте религиозных убеждений своих сограждан.

Я знаю, что вы, христиане, вряд ли принимаете в расчет подобные

соображения, но мой долг - привлечь к ним ваше внимание, дабы у вас не

было оснований жаловаться на плохое обращение или обвинять императора в

жестокости, когда он выказывает вам редкое снисхождение. Если смотреть

на это с такой точки зрения, каждый христианин, который гибнет на арене

цирка, фактически кончает жизнь самоубийством. Лавиния. Капитан, ваши шутки слишком мрачны. Не думайте, что нам легко

умирать. Наша вера делает жизнь более удивительной и крепче привязывает

нас к ней теперь, чем в те дни, когда мы блуждали во мраке и нам не для