Однажды в библионочь - Агаси Арменович Ваниев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Под аплодисменты вышел паренёк, одетый в армейскую камуфляжную форму и черные сапоги. Глядя на него, создавалось впечатление, будто он дезертировал из армии. Паренёк достал из кармана блокнот, взял микрофон и томным голосом прочитал следующее:
Треснувшая черепица,
Грязный песок,
Мутное море
Зелёных водорослей.
Иголка протыкает кожу,
Шелестит листва.
Снег выпадает осенью,
Тешится страна.
Наступило молчание. Люди то посматривали на участника, то переглядывались друг с другом. Они словно спрашивали глазами: «Что он сейчас сказал?» Стихотворение, если оно являлось таковым, вызвало сумбур и непонимание. Даже Матвей, который всегда деликатно относился к собратьям по перу, воспринимал услышанное откровенной безвкусицей.
– Спасибо, спасибо! – бородатый мужчина поощрительно потрепал поэта по плечу. – Теперь, дорогие южане, я приглашаю на сцену очаровательную обладательницу поэтического слова, способную затронуть вопросы бытия: поэтессу Валентину Ямб.
Медленно и грациозно к микрофону выплыла молодая женщина, чем-то напоминающая античную богиню. Вьющиеся волосы отливали каштановым оттенком. Её наряд в виде белой туники времён Древней Греции удачно подчёркивал талию. Сжатый в руках бумажный свиток только дополнял образ служительницы Каллиопы. Но стоило ей открыть рот, как приятное впечатление мгновенно улетучилось:
Кто, что, как, почему –
Это нас не касается.
Зачем, отчего, как же так и к чему –
Только покажет пятница.
Вопросы, вопросов, вопросящие слогом –
Будут спрашивать всех.
Море вопросов, море ответов –
Вызовут длительный смех.
Как и в первом случае, понимание смысла затерялось напрочь. Зрители ничего не поняли и никак не реагировали. Ради приличия кто-то даже похлопал в ладоши. Слышались смешки и перешёптывания между людьми. Стоявший рядом с Матвеем мужчина средних лет, одетый в спортивный костюм, недоумённо спросил:
– Это она про любовь?
– Это про чёрт знает что, – кратко ответил Матвей.
Тем временем, хриплый голос бородача с неугасающим пафосом объявил:
– Ладно, господа, далёкие от поэзии, приглашаю выйти на сцену самого титулованного участника движения. Это обладатель престижных премий «Бес формата», «Упавшая звезда», «Левый дебют», «Пёрышко года». Встречайте: поэт Вячеслав Вошкин.
Последним на сцену вышел паренёк с внешностью школьного зубрилы: застёгнутая на все пуговицы рубашка, тонкие брюки и чёрные ботинки. Не хватало только рюкзака за спиной. Зыркая по сторонам, он подошёл к микрофону, с хрустом выпрямил спину и, набравшись храбрости, заговорил писклявым, раздражительным голоском:
Россия застряла в традициях прошлого.
Либеральная нота бьёт по плечу.
Россия устала размешивать ложкой
Былое хламьё, что я хохочу.
Выступление возымело «эффект». Некоторые зрители, не выдержав пытки и махнув рукой, покинули ряды. Другие готовились последовать примеру первых. Остальные то ли ради шутки, то ли по зову души снимали происходящее на мобильные телефоны. Довольный своим выступлением Вошкин, поклонился и вернулся к товарищам. В ту же секунду микрофон взял мужчина с бородой и сказал:
– Такие люди, как Вячеслав Вошкин – это пример настоящей поэзии, которая должна быть и будет в стране. Его слова словно шрамы из раннего детства, а каждая рифма – удар молотком по голове. И это говорю вам я – Олег Ермидов – литератор и специалист по словесному мастерству.
Толпа не знала, что ответить. Переварить в голове словесную кашу было равносильно безумию. Даже Матвей Родников с его опытом в литературном творчестве не мог прийти к чёткому пониманию: это поэтический арт-хаус или неудачный розыгрыш?
Он бы и дальше мучился этим вопросом, как вдруг из толпы раздался голос:
– Батенька, да вы тронулись умом!
Зрители повернули головы и увидели светловолосого парня в белой рубашке и в серых брюках. Он смотрел на Ермидова и его группу с вызывающей насмешкой. В голубых глазах проглядывался хулиганский огонёк. Светловолосый выдвинул ногу вперёд, демонстративно стукнул пяткой ботинка, а потом продолжил:
– Вы себя по голове ударьте, литератор недоделанный! Какая это поэзия? Какие они поэты? Корова в деревне мычит лучше, чем вы вместе взятые.
И публика разразилась смехом. Громкий, заразительный смех разлетелся по сторонам, привлекая внимание прохожих и зевак. Сказанная колкость разом подняла настроение, а сомнения в голове сошли на нет. Вот только персонам сцены было не по душе. Туманный и Ямб замерли рядом так, будто солдат охранял статую Венеры Милосской. Вошкин побледнел, как поганка в лесу. А вот Ермидов покраснел от гнева. Глаза его налились кровью, как у разъярённого быка, готового рогами вспороть светловолосого выскочку.
– Как вы смеете насмехаться над нами? – громко сказал Ермидов.
– А как вы хотели? Чтобы я по головке погладил? – уверенно ответил светловолосый.
– Вы, деревенщина, не смеете нас критиковать! Вы ничего не смыслите в поэзии. Только хаять и умеете, не более того.
– Это я-то не смыслю?! Да я сам поэт! Мне ли не знать, как словом касаться сердец человеческих?
– Ну, да… Поэт… – с ярым недоверием сказал Ермидов. – Видел я вас «похэтов». Как собак нерезаных полно. Каждый второй, кого я встречал, называл себя поэтом, а на деле – жалкие ничтожества.
– А я вам не каждый второй, – дерзнул светловолосый. – И уж, тем более, не ничтожество.
– И какой вы, извольте ответить?
– Народный!
Услышав это слово, Ермидов издал презрительный смешок. Светловолосый парень, казалось, не изменился в лице. Но голубые глаза ещё больше загорелись огнём.
– Вы слышали? Народный «похэт», – с издёвкой произнёс Ермидов. – А вы в курсе, что так называемые народные поэты и мизинца не стоят таких новаторов, как они? – и показал рукой на свою группу участников.
– С каких это пор?
– Всё понятно с вами. Вы отстали от жизни. Не можете идти в ногу со временем. Новаторы давно определили истинный звук поэзии: резкий, оригинальный и без привязки к устаревшим традициям. И вы ещё смеете спорить со мной? Смешно!
– А давайте докажу обратное, – уверенно произнес парень.
– Серьёзно?
– Именно так!
– Каким же образом?
– Поэтическим. Прямо здесь, на этой сцене.
– Вы так уверены в себе?
– Абсолютно.
– Валяйте, – сказал Ермидов и жестом пригласил на сцену.
Светловолосый парень без лишних усилий вскочил на сцену, отодвинул в сторону микрофон и посмотрел на людей. Их взгляды были обращены к нему. Матвей Родников, хотя и не слишком проникся уверенностью молодого поэта, но писательская интуиция подсказывала: этот человек «тёмная лошадка». Парень глубоко вдохнул, расправил плечи, поднял правую руку и заговорил голосом звонким и живым:
Быть бы
