Миллиардеры поневоле. Альтернативная история создания Facebook - Бен Мезрич

— Саверин… Тот самый, у которого хедж-фонд?

Эдуардо покраснел, но в душе испытал неимоверный восторг от того, что члену «Феникса» знакомо его имя. Хеджевого фонда у Эдуардо, конечно же, не было — просто летом они с братом кое-что заработали на инвестициях, — но он и не думал поправлять собеседника. Если в «Фениксе» о нем говорят, если отдают должное успехам — значит, не все еще потеряно.

Пульс у вдохновленного этой мыслью Эдуардо резко повысился. Саверин из кожи вон лез, чтобы впечатлить старшекурсника, пусть даже навешав ему лапши на уши. Главное — удержать его внимание, ведь этот момент значил для будущего Эдуардо гораздо больше, чем все до сих пор сданные экзамены. Он отлично понимал, какими благами обернется членство в «Фениксе» — и для его социального статуса в два последних года учебы, и для его будущего, какую бы он ни избрал дорогу.

Подобно прославленным в прессе «тайным обществам» Йеля, «финальные клубы» — душа студенческой жизни Гарварда. Восемь закрытых мужских клубов, занимающих старинные особняки в разных уголках Кембриджа,[2] взрастили несколько поколений мировых лидеров, финансовых магнатов и политических боссов. Вступление в один из клубов немедленно меняет твое «социальное лицо», при этом у каждого из клубов есть свои особенности. Все они — от старейшего сверхэлитного «Порселлиан», числящего в своих рядах такие фамилии, как Рузвельт и Рокфеллер, до изысканно стильного клуба «Муха», разродившегося двумя президентами и кучей миллиардеров, — обладают своей ярко выраженной и неповторимой энергетикой. Что до «Феникса», то клуб этот не самый престижный, но именно он диктует университетскую тусовочную моду. Суровый с виду особняк по Маунт-Оберн-стрит, 323 — главный центр притяжения пятничными и субботними вечерами. Члены «Феникса» не просто вливаются в более чем столетие формировавшийся престижный круг общения, но и отдыхают на лучших вечеринках в обществе самых сексуальных девиц, тщательно отобранных по всем колледжам города.

— Хедж-фонд — это у меня вроде хобби, — застенчиво пояснил Эдуардо небольшой компании в блейзерах. — Мы обычно занимаемся нефтяными фьючерсами. Я давно увлекаюсь метеорологией и удачно предсказал несколько ураганов, а остальные игроки на рынке их прощелкали.

Эдуардо понимал, что важно не перегнуть палку и не загрузить слушателей подробностями того, как ему удалось переиграть рынок. Инфа о трехстах тысячах, заработанных на торговле нефтью, парню из «Феникса» была гораздо интереснее, чем занудные метеорологические выкладки, которые, собственно, и позволили эти деньги заработать. И все-таки Эдуардо не упустил возможности выпендриться — упоминание Дарреном хедж-фонда только подтвердило его догадку: здесь он очутился исключительно потому, что о нем шла молва как о многообещающем бизнесмене. Больше ничего, что могло бы прибавить ему очков, Эдуардо за собой не знал. Он не был спортсменом, не мог похвастаться несколькими поколениями богатых предков и уж точно не блистал на общественной ниве. Он был неуклюж, длиннорук и расслаблялся, только будучи под градусом. Как бы там ни было, сегодня он стоял в этом зале. Пусть с запозданием на год — других, по большей части, «щупали» в начале второго курса, а не третьего, как Эдуардо, — но он таки сюда попал.

Вообще-то для него это стало полной неожиданностью. Всего два дня назад Эдуардо сидел у себя и корпел над двадцатистраничной курсовой об экзотическом диком племени из амазонских джунглей, когда под дверь его комнаты скользнуло приглашение. Прямым билетом в сказку его не назовешь — из двухсот человек, преимущественно второкурсников, только двум десяткам светило быть принятыми в «Феникс». И тем не менее руки у Эдуардо дрожали не меньше, чем в момент, когда он вскрывал конверт с уведомлением, что его приняли в Гарвард. С самого поступления он спал и видел, как его пригласят в какой-нибудь из клубов, и вот наконец-то пригласили.

Теперь все зависело от него — и, разумеется, от ребят в черных галстуках с белыми птичками.

«Прощупывание» всегда происходит в четыре этапа, на вечеринках с коктейлями вроде сегодняшней, по сути представляющих собой что-то типа коллективных собеседований. Когда Эдуардо и остальные приглашенные разойдутся восвояси, члены клуба поднимутся наверх и там, в потаенных комнатах, примутся решать их судьбы. На каждую следующую вечеринку они будут приглашать все меньше народу, пока постепенно не отбракуют лишних и из двухсот человек не останется двадцать.

Если Эдуардо пройдет отбор, его жизнь переменится. И раз ради этого нужно творчески переработать картину того, как он все лето анализировал колебания атмосферного давления и вычислял их потенциальное воздействие на рынок нефти, — что ж, Эдуардо не погнушается творчеством, идущим на пользу дела.

— На что действительно понадобятся мозги, так это придумать, как триста тысяч превратить в три миллиона, — обронил Эдуардо с улыбкой. — Но в этом весь кайф от хедж-фондов. Приходится работать головой, без этого никуда.

Он с головой окунулся в пучину трепа, увлекая за собой компанию в блейзерах. Это искусство Эдуардо старательно оттачивал на вечеринках первого и второго курса, и сейчас важно было забыть об ответственности момента — просто представить, что ты на очередной репетиции. Он попытался внушить себе, что дело происходит на одной из рядовых тусовок, где никто не выставляет ему оценок и куда он пришел совсем не для того, чтобы пробиться в число избранных. Память тут же воскресила карибскую, на редкость симпатичную вечеринку с искусственными пальмами и рассыпанным по полу песочком. Усилием воли он отправил себя туда — в деталях вспомнил подробности декора и непринужденную легкость, с какой лился его разговор на той тусовке. Спустя считаные мгновения остатки скованности испарились, Эдуардо отдался течению собственного рассказа, звучанию собственного голоса.

И вот он, один в один, на той карибской вечеринке. Ритмы регги пружинят от стен, слух терзают металлические барабаны… Коктейли с ромом, девушки в украшенных цветами бикини… Он вспомнил даже виденного на той вечеринке парнишку с копной курчавых волос, который и сейчас стоял в углу, шагах в десяти от Эдуардо. Парень наблюдал за его успехом, изо всех сил стараясь собрать волю в кулак и подойти, наконец, пока еще оставалось время, к кому-нибудь из членов «Феникса». Но он так и не вышел из своего угла; его неказистость была почти осязаемой и создавала вокруг него подобие силового поля, непреодолимого для посторонних.

Эдуардо слегка посочувствовал кудрявому ботану, которого он запомнил и которому никогда и ни за что не попасть в «Феникс». Таким вообще бессмысленно соваться в «финальные клубы» — одному Богу известно, каким ветром его занесло на эту вечеринку для кандидатов. В Гарварде полно ниш для людей его склада: компьютерные лаборатории, шахматные клубы… Десятки закрытых организаций и объединений по интересам полностью удовлетворяют нехитрые потребности ботаников — жертв всех мыслимых и немыслимых разновидностей социальной ущербности. Достаточно было просто взглянуть на курчавого — и сразу становилось очевидно: тому невдомек, как хорошо надо ориентироваться в сетях социальных связей, чтобы стать членом клуба типа «Феникса».