Полдень, XXI век (апрель 2012) - Коллектив авторов

– Не, ты не врубаешься. У меня сборная по спортивному околачиванию, ты соображаешь, какие там члены? Я их щас свистну, и они оттренируются на тебе.

– Что-нибудь найдем. Столбы есть, опоры, аху эти с истуканами…

– Аху – это церемониальные платформы, ну, типа мавзолеи, в них хоронили, и на них стояли идолы. Самая большая – Аху Тонгарики, на ней пятнадцать моаи маеа, то есть каменных колоссов. А всего их на острове почти девятьсот. Твоё!..

– Будь!.. На хрена столько?

– Загадка тысячелетия. Никто не знает, зачем, история умалчивает. Хотя, между нами, чего умалчивать, дело-то ясное. Здесь жили двенадцать кланов – мату назывались, – и остров был разрезан из центра, как торт, на двенадцать кусков, чтобы у каждого мату был свой выход к океану. Ну, рыбку там половить или сплавать куда-нибудь на бревнышке за пару тысяч миль, ближе земли-то нет, – типа справедливо, да? Золотой век? Хрен! Натуральный каменный. Плоский пляж только один – Анакена, а остальной берег – скала и обрыв сто метров. Не поплаваешь и не половишь. И весь этот пляж – у одного клана. Зато у других было другое. У одних – пресная вода, ее на острове мало, у других – почва хорошая, у третьих – обсидиан, наконечники делать, а у четвертых вот вулкан Рано-Рараку.

– А вулкан на что? Греться?

– Предков уважать. Туф для статуй – только на вулкане. Эти все моаи – это же не просто истуканы, это великие предки. Идолы. Они тут всем и заправляют.

– Кто всем заправляет? Истуканы?

– Предки. Точнее, их духи – акуаку, слышал, наверное? Ну вот. И их надо почитать, иначе нагадят, порчу нашлют… Налоговую, СЭС. Короче, ставь и молись. Но если ты своему предку поставил трехметровую моаи, а сосед своему, допустим, – метров пять, то чего тебе от твоего ждать? Тебе, допустим, начхать, и так сойдет, а дух-то что подумает?

– Давай… Обидится, да?

– Будь… А то! Таки было, и так просто это не прошло. То есть получается, что обида предков не осталась в их ушедшем мире, а проросла обидой на соседей, которые твоего предка, выходит, опустили? Их предок, значит, был на два метра выше и на сто пудов основательнее? То есть, по-всякому, круче, – так, что ли? Врешь! Не бывать тому! И пошла гонка воображений. А кланов-то двенадцать! И все рубят статуи в одном месте, наперегонки, словно для каменной книги рекордов, и потом, срубив много пальм, волокут свои превосходящие соседских моаи через их же территории, и мало того, каждую установку отмечают пиром, на который зовут всех одиннадцать соседских мату – для того же и рубили, чтобы торжественно им всем утереть! А пир, угощение – это ведь тоже мерка уважения предков, и выставляли всё, что было в этом мату, ну и съедали, естественно. А потом в другом мату вырубали новою рекордную, а в третьем закладывали еще круче. Всё во имя великой цели: переуважать на хрен всех соседей! За великие цели!..

– Давай… И до чего доуважались?

– А вот сходи на склон, увидишь. Там лежат недорубленные – до ста тонн весом, с семиэтажный дом. Такие поднимать – и сейчас употеешь, но до этого и не дошло. Остров был богатый, но гонка съела все ресурсы. Леса – здесь же были винные пальмы, самые толстые в мире, и все ходили не просыхая, – свели под корень; перетаскивать, устанавливать моаи стало не на чем. И каноэ долбить не из чего – накрылась рыбалка. Здесь была замечательная земля, всё само росло, но тут весь год ветры, без лесов сдуло почву, и банкет кончился. Начался голод, пошли войны. Но как с ними, допустим, воевать, когда для войны надо сначала у них воды выпросить? А вождь и жрецы приказывают: на врага! Моаи уже не рубили, а валили соседские, но потом и на это уже не хватало сил. Начали жрать друг друга – ну, это и раньше бывало, но когда были батат, ямс и куры, то не так, а тут… Вот так, собственно, и погибла здешняя цивилизация. Salud!

– Будь… А истуканы стоят, и ничего им.

– Японцы подняли. Теперь-то моаи никто не валит: туристы перестанут ездить, так что, когда устают поклоняться старым кумирам, делают из всякого сора их маленькие копии, отплывают от берега и сбрасывают с каноэ. А новых – поклоняться-то кому-то надо – рисуют на песке на пляже в Анакене. Самая дорогая земля на острове, золотой песок! Новые времена, и люди уже другие.

– Что, и никого из тех не осталось?

– Практически никого. То есть – из здоровых. Ну, в лепро-зоне, там есть потомки, так сказать, чистокровных, они же там с чужими не смешивались. Хотя говорят, что там могут быть и здоровые – ну, от тех, которые при очередных разборках туда убегали, чтоб их здесь не съели. И вроде как не все заразились, проказа – болезнь причудливая. Но точно не знаю, там, особенно во внутренней зоне, охрана такая, что даже слухи не доходят.

– Так, а они оттуда не возвращались? Раньше же эту зону так не охраняли?

– Да раньше ее вообще никак не охраняли. Зачем? Оттуда уже никто не уходил: тут же убили бы и сожгли. Свои, родные убили бы, с этим здесь не шутят. Нет уж, попал к прокажённым – там и останешься. Пожизненно и без УДО. Желающих как-то немного. Я, по крайней мере, не встречал. Но сейчас, конечно, охраняют: сейчас козлы найдутся, по всему миру заразу растащат. За козлов!

– Давай… То есть никто оттуда никогда не выходил? И туда не ходят?

– Ну, спецпосещения бывают, сейчас даже зачастили – врачи, ученые, в погонах и без. В таких типа одноразовых биоскафандрах, которые потом сжигают и пепел там же закапывают. А тебя, если Зона эта интересует, – вот мой парень прилетает, его расспроси, он там был и будет, он тебе во всех деталях расскажет. Он же культуролог, блин, не хрен собачий, это его тема. Тема-то богатая. Прикинь: уникальная, нигде в мире не повторенная, прошедшая свой особый путь развития цивилизация, погибшая от понтов! Гибли, допустим, от жадности правителей, это понятно; от свирепости там, от близорукости – кого удивишь? Но чтоб от понтов! Это ж какая-то особая порода людей, не зря сюда все эти геномики попёрли.

– Гномики?.. Давай за гномиков!..

– Давай… биологи, блин. Охотники за слюной и мочой. Ну, я всего не знаю, вот Юрка подлетит, чего-нибудь расскажет. Ладно, мне еще в контору. Adios!

– Вот, прошу любить и жаловать. Юрий Филиппович. Культуролог, этнолог, этолог, аспирант Вашингтонского университета, экстремальный гид, сталкер, знаток Зоны и местных обычаев и по совместительству – мой сын. Это Евстрат Евстратыч, мой старинный приятель, я тебе рассказывал…

– А я Виктор Геннадьевич, приятно познакомиться. Когда вы только всё это успели? И знаток лепрозоны! Я вот тоже интересуюсь, но желательно – без экстремальных последствий.

– В группах, которые я водил, заражений не было. Однако гарантий на такого рода экскурсии, сами понимаете…

– Да я понимаю… а там, собственно, что такого? На что там смотреть?