Красный Лис - Наталия Ипатова

Он взъерошил волосы. Подстриженные над бровями, они лежали на его голове как шлем из полированного золота, лучась на темном шелке сорочки. Его сыновья унаследовали этот дивный цвет волос. В распахнутом вороте сорочки поблескивали мелкие кольца серебряной кольчуги.

Герцог обвел глазами комнату. Вкруговую на стенах стояли книги — большую часть он прочел. В центре, подчеркивая круглую форму помещения, стояла низкая, круглая же тахта — он часто ночевал здесь. На секунду глаза его задержались на небольшой акварели в узком простенке — с картины ехидно щурился ярко-рыжий лис. Герцог усмехнулся и подмигнул зверю. «Я бегу, бегу в высокой траве, поспейте-ка за моим хвостом», — тихонько пропел он, а потом перевел взгляд на стол. Там стояло нечто такое, что мигом привело бы его не только к анафеме, но и прямиком на костер, увидь это ненароком хоть один из заезжих епископов. О нет, там не было жабьих потрохов и заспиртованных младенцев! Там всего лишь стоял на подставке из темного дерева какой-то круглый предмет, покрытый черным платком с узором из золотых нитей.

— Может, мы поглядим друг другу в глаза, Оберон? — вполголоса спросил герцог и снял платок. На полированной подставке, сделанной в виде человеческих рук, лежал шар из темного хрусталя. Он казался непрозрачным, но по мере того, как герцог вглядывался в него, внутри разгоралась крошечная искра. Она становилась все больше и ярче, и вдруг брызнула магниевой вспышкой. Герцог Гилиан зажмурился, но и сквозь веки ему видно было постепенно меркнущее зеленоватое сияние. «Жалкий дилетант вздумал играть с чародеями», — выругал он себя и открыл глаза.

Нет, Оберон ему не показался. Он увидел выплывший из глубины шара темный зал с множеством колонн причудливой формы. Середина зала была пуста… Или казалась таковой. А по стенам, в кромешной тьме кишело, визжало, прыгало и ползало множество всевозможных лешаков, русалок, нетопырей, вервольфов, безголовых лошадей, полусгнивших мертвецов, младенцев, умерших некрещеными… Болотные огоньки перелетали с места на место, и их тусклого мертвенного света едва хватало, чтобы на миг из темноты выступили чьи-то воздетые кости, покрытые клочьями истлевшей плоти, или чей-то разинутый рот.

Гилиан фыркнул и отодвинулся. Даже если бы он захотел, он не смог бы серьезно отнестись к этому параду нечисти.

— Показал бы ты мне лучше что-нибудь, приятное взгляду, — велел он своему палантиру. — Не детишек пугаешь.

В глубине шара пошли странные серые волны, словно кто-то разворачивал перед его взором рулон серебристого шелка. Герцог, скептически скрестив руки на груди, откинулся в кресле, но то, что выплыло из глубины шара, как будто рывком поводка бросило его к палантиру. Там возникло лицо.

Это была женская голова. Она медленно поворачивалась, давая ему возможность изумляться ее царственной красоте, и не сводила с него глаз, полных лукавого огня. Изгиб тонкой черной брови как будто повторял очертание века, тонкие ноздри небольшого прямого носа вздрагивали от возбуждения. В уложенных короной волосах цвета воронова крыла лунным лучом сверкала маленькая диадема. Она улыбалась, зная, что рот ее полон жемчуга, и что ямки на щеках восхитительны. Из прически выглядывало крошечное ушко с каплей серьги того же лунного цвета. Красуясь, она поворачивала голову на высокой сильной шее. Без сомнения, не палантир показал ее, но сама она позволила ему продемонстрировать себя во всем блеске.

— Маб! — выдохнул герцог.

Она засмеялась беззвучно, но неудержимо, чуть запрокинув голову, и он как будто услышал этот заманивающий, чувственный смех. Смех брызгал из ее глаз, как будто вся кожа ее лучилась смехом, дразнящим, обещающим и чуть-чуть издевательским. А потом, зная, что услышать он не сможет, она с преувеличенной артикуляцией произнесла губами: «Красный Лис!» И снова захохотала.

Потом видение погасло. Аларих Гилиан, по прозвищу Красный Лис, почувствовал, что за ним больше не следят, но ошарашен он оттого был не меньше. Ведьма, чертовка, величайшая искусительница со времен создания тверди, Маб, Королева фей и царственная супруга Оберона! Она бросила ему вызов, и он знал, что вызов примет. Трудный, восхитительный противник! По правде сказать, в последнее время он устал от безделья. Маб по его душу! Он был восхищен и встревожен. Восемь лет назад, ночью, в лесу, при похищении леди Роанон, он уже встречался с ней. Встреча была мимолетной, да и Маб тогда выглядела не так. Узнав, по какому делу отчаянный юнец ночью тревожит покой ее подданных, она со смехом пожелала ему удачи. Сглазила, проклятая ведьма! В ту же ночь брак их полетел к чертям. Маб! Она, как рыцарь, открыто вызвала его на поединок, предупредила, с чем он столкнется в будущем. Это понравилось ему. Это было не в духе Оберона, но вполне в духе его царственной, ветреной, коварной, обольстительной Маб.

Немного раньше, совсем в другом месте, в чугунном кресле с подушками из черного мха, в светской позе сидела та, кого Красный Лис вскоре увидел в своем палантире. Белое с серебром платье волнами шелка спадало на ее туфли, и мелкая оберонова нечисть суетилась вокруг, расправляя и укладывая ее шлейф, пододвигая ей под ноги чугунную скамеечку и сдувая с белого шелка невидимые пылинки.

Подземный чертог был погружен во тьму. Казалось, светилось только белое платье Королевы Маб. Потом прилетел рой блуждающих огоньков, покружился над креслом напротив и завис. Маб моргнула, и кресло тут же оказалось занятым.

— Здравствуй, мой господин, — в легком поклоне Маб опустила увенчанную голову. Дух, сидевший напротив, был бестелесен. С неестественно белого его лица смотрели темные глаза, чело венчала корона, сплетенная из покрытого инеем терна, а угловатые плечи кутались в мантию цвета тумана, что стелется в рассветные часы над сырыми грудами хвороста в волглых ложбинах.

— Как приятно смотреть на тебя и видеть тебя, Маб, — ответил он очень красивым, низким голосом. — Ты сменила тело с тех пор, как я видел тебя в последний раз?!

— Я женщина, — улыбнулась его супруга, — тело стареет, а мне хочется быть молодой.

— И кто тебя за это осудит? Ты так прекрасна, что хочется молчать и смотреть. Сколько лет этому телу? Двадцать пять?

— Двадцать восемь, мой дорогой. Это зрелый плод. А почему бы и нет? Осмелюсь, однако, предположить, ты вызвал меня не для того, чтобы любоваться моим телом?

«О, ты прекрасна!» — вздохнул за ее спиной хор блуждающих огоньков. Маб раздраженно отмахнулась. Оберон сделал жест рукой, и огоньки улетели. Владыка Арденнского Леса вновь спрятал длиннопалую, нечеловечески худую кисть в складки мантии.