Мама, или Самое настоящее письмо на Земле - Женя Т.

сладости и… оглянулась. Вокруг — будто фильм. Плоский стол, заваленный плоскими тетрадями и карандашами, плоский стул с неаккуратно накиданной на него плоской школьной формой, плоская полка над плоской кроватью Адель. И что-то — ярче обычного, а что-то — напротив, тусклее. Резко стало страшно, перед моими глазами пронеслась вся будущая жизнь, на которую я смотрю, как на монитор, как сериал.

Заплакала, метаясь, — сама знаешь, поплакать я люблю! Ты пришла, и я рассказала тебе, что происходит: что не понимаю, зачем же и как тогда жить, если все все равно пройдет, закончится, если все уже проходит — мимо? И ты нашлась. Ты сказала мне, что — не за чем. Смысла и впрямь нет, говорила ты, кроме одного: делать мир добрее ровно настолько, насколько мы на это способны.

Простой и идеальный ответ на любой по большому счету вопрос — я его каждый день прокручиваю в своей голове…

январь, 2001

Мне около пяти. Слышу в коридоре твой плач, даже вой. Темно. Поздно. Ты сидишь, сокрушенная, на полу. Помню вены на твоих сухих руках, помню, что ты была почти голая. Я подхожу и глажу тебя по спине.

— Мама, что случилось?

— Ненавижу! Ненавижу! Тварь!

— Мама…

— Смотри, смотри, Агния!!!

Ты резко открываешь шкаф с верхней одеждой и выхватываешь его куртку, достаешь из левого кармана кружевные трусы — а я не понимаю, что это такое.

— Вот! Смотри! Смотри, какой у тебя папаша!

Я стою в темноте, совсем малюсенькая точка во всей вселенной. Я стою и не плачу, ибо не осмысляю, что происходит и почему. Ты снова демонстрируешь мне белье и засовываешь обратно, взвыв еще раз. Уходишь в зал — гостиную, где стоит диван, на котором вы с папой спите… А я все стою. Озадаченная. С огоньком боли внутри.

Моя бедная мама. Какой же в тебе костер боли.

ноябрь, 2022

Мы пытаемся с ней сжиться, ужиться как-то. Я — встроиться в ее грязные цветные фасады, она — в мое заметенное снегом, вечно беспричинно тоскующее сердце. У нас пока с трудом получается, смотрим друг на друга — и, знаешь, вроде бы и рады встрече, и она такая приветливая, добрая, да только хочется куда-то от нее спрятаться, попросить помолчать, перестать, в конце концов, улыбаться и чмокать губами. Тебе, мам, наверное, знакомо такое ощущение: человек с виду прекрасный, солнечный, дружелюбный, болтает без умолку и вроде бы с ним должно быть легко… Но что-то не то. Что-то не то и все. Может быть, вам обоим нужно время. Ну, то есть — нам. Мне — перестать склабиться, рычать на все, захлопывая свои ставни, задергивая шторы и прячась в студеную ностальгию. Ей — быть поспокойнее, не наседать так сразу. Посмотрим, посмотрим, что из этого выйдет. Ты, как всегда, все предрекла.

Есть ощущение, что в спине торчит нож — во-первых, непрестанно ноет промеж лопаток. Во-вторых, прилетело нежданно-негаданно и не отпускает, тянет вниз и тянется к сердцу, провоцирует на слезы, мысли, купирует мечты.

Впрочем, какие еще мечты, я в них не умею.

октябрь, 2020

Мам, не знаю, что с ним делать. Это не влюбилась, мам, это что-то сумасшедшее совсем, невозможное, то, чему не произойти, это порвался, черт возьми, пресловутый рукав Млечного пути, разошелся по швам, старикашка хренов, и параллельная вселенная зачем-то влетела в мою безгрешную… Ох, мам, это предвестник беды. Я чувствую, уже чувствую. Я буду собакой в следующей жизни, слово тебе даю. Собакой, которая свой длинный нос укладывает на его колени, заваливается ему подмышку, бежит на рассвете к толще прозрачной воды и, поводя мордой, зовет его к себе.

Мам, да как так, я даже не поняла, в какой момент это случилось, когда начались мысли об одном, как я снова влетела в свой фатализм?! Когда его руки дрожали, держа кружку миндального капучино (ведь я первая заказала такой)? Когда опустил лицо в мои волосы? Когда десять раз отвел взгляд?

Почему я наталкиваюсь только на невозможное, а то, что рядом не ценю? Господи, я запуталась, мам.

сентябрь, 2004

У меня постоянно болит голова. Давит изнутри, дикая тяжесть все время, вкручивают шурупы в виски, окруженные белесым заревом тонких волос… Из-за этой боли я не могу сосредоточиться ни на одной задаче. А у тебя не хватает терпения по сто раз кряду объяснять мне, как соотнести эти чертовы сосуд А и сосуд B, которые наполняются жидкостью с разной скоростью… Я не могу из-за этой боли ничего запомнить: ты говоришь — сделай то-то, а у меня тут же вылетает.

Ты много работаешь, чтобы свести концы с концами, папа учится и тоже все время трудится. Ты ведешь меня в поликлинику — вечно орущие маленькие дети, кричащие друг на друга сонные женщины, запах хлорки и мочи, холодный острый свет, очередь в гардероб и в регистратуру. Мне выписывают какие-то чудодейственные, но, вероятно, дорогие таблетки. Сладковатые, в красной оболочке. Три раза в день до еды и не пропускать.

Но я пропускаю — я правда просто забыла, мам.

Сплю на диване. Вдруг резкий удар прилетает прямо по лбу. Еще один. Сильно. Еще, чуть ниже по щеке. Голова начинает раскалываться. Горит лампа очень уютным светом. Прилетает еще и еще. Из глаз брызгают слезы. Как больно. И как хорошо, сладко.

Ты кричишь о том, что я тварь неблагодарная, не пью эти чертовы таблетки, на которые уходит столько денег, столько сил…

Хлопаешь дверью и уходишь. У меня горит кожа на лице. На лбу и на скулах остались легкие царапинки, округлые покрасневшие следы. Плачу, свернувшись калачиком.

Через час в школу. Надо идти завтракать. И не забыть выпить таблетки.

В школе никто ничего не спрашивает. Я прикрываю волосами. Вроде и не видно. Просто чуть горит. Но горит приятно как-то. Ты почему-то встречаешь меня с уроков, обычно ты так не делаешь. Пока мы идем, говорим о чем-то, будто ничего и не случилось. Я рада, что ты больше на меня не злишься. Ты останавливаешься и берешь мое лицо в свои сухие руки, осторожно трогаешь ранки. Спрашиваешь, больно ли. Говоришь тихо: «Господи, Агни…» Прижимаешь меня к себе.

сентябрь, 2022

— Объявили.

— Серьезно?!

Дрожащими руками хватаю телефон в ярко-синем чехле. Да, только что, примерно в 10:00 по Москве, объявлена «частичная» мобилизация. Мы еще стараемся продолжать