Фрикшоу (СИ) - Майтис Вера

— Если бы не наши обязанности, я бы оставила тебя в его мерзких лапах. Вы стоите друг друга, — произнесла сестра и в несколько приёмов развернулась, подавая мне левую руку. Правой рукой она опиралась на палочку.

— Если он так тебе не нравится, почему ты его не уволишь? — спросила я и взяла её под руку, помогая идти.

— Потому что не все мои дела пахнут цветочками, балда. Для некоторых требуются такие ублюдки, как он. Кроме того, после всего что он сделал по моему приказу, пособие и отпуск ему не светят. Он это знает и подготовил несколько свидетелей, которые дадут показания в случае его исчезновения. Мне остаётся только быть уверенной, что я нашла всех.

Сестра замолчала, и я ощутила лёгкую жалость и тоску по судьбе человека, что терзал меня всю юность. На что похожа жизнь в постоянном страхе и недоверии к хозяевам и врагам? Может быть со мной, тогда, он был действительно счастлив?

— Дай угадаю, ты опять его пожалела и оправдала в своей дурной башке и готова в любой момент нырнуть лицом в его промежность? — прервала молчание Младшая, чем сильно меня разозлила. Затем она обдала меня с ног до головы презрительным взглядом.

— И одеваться, как шлюха, ты не перестала. Дети не разбегаются в ужасе из под твоих ног, видя громадную щель? — добавила она, закончив с прелюдией презрительного взгляда.

— О, в отличие от тебя, я не одеваюсь так, будто собралась сама ложиться в гроб! — выпалила я всё, на что хватило злости, но, увидев грустную улыбку сестры, с ужасом добавила. — Ведь не собираешься?

Младшая молчала, на ней было чёрное платье с белоснежными узорами геометрического характера, создающие иллюзию второго платья, одетого поверх тёмного. Оно тяжело опускалось по её крупным грудям, широким бёдрам, до колен, прикрывая второй торс и вторую пару ног каскадом, доходя почти до самой земли. На маленьких ступнях были две пары черных туфелек, сшитые на заказ, как и платье. Длинные, цвета блонд, волосы, заплетены в сложную косу и перевязаны синей лентой.

— Ещё лет пять продержаться должна. Возможно, раньше чем откажут сердца, придумают, как отрезать от меня половину и сохранить в живых хотя бы одну. Возможно, нет, — конечно же, она шутила про «хотя бы одну», так как в сохранении задней половины не было никакого смысла.

Мы вошли по ступенькам к двум могилам, обнесённым кованой оградой. Я помогла сестре посадить свою заднюю часть на скамейку напротив могилы отца и отпустила её руку. Расстегнув сумочку, я достала две сосательные конфеты на палочке и положила одну перед надгробием мамы, а вторую развернула и положила в рот. Мама всегда покупала конфеты для меня и себя, и это было нашим особым моментом единения.

— Служанка говорила мне, что часто могилы были прибраны, когда она приходила, — прервала тишину Старшая. — Ты провела почти год с момента смерти отца в этом городе. Ты ответила на свои вопросы? Может быть, почему он им так нравился?

— Ну… Здесь много старых зданий и мостов. Возможно, поэтому. Но часто пасмурно и сыро. Я здесь ничего не нашла, только пыталась потратить время. А ты? Все документы на наследование улажены?

— Было бы что наследовать.

— Фамильный дом, — ответила я, зная заранее ответ сестры.

— Сжечь его — было бы слишком большой почестью для него. Продам по дешёвке первой компании, которая предложит мне устроить там свинарник.

— Или пожертвуй его нуждающейся организации. Типа детского дома или дома престарелых, — воображала я, рассасывая конфету.

— Посмотрим.

Пару минут мы смотрели на наших родителей. Красивые черты лица, достойный материал для того, чтобы получились мы.

— А что с твоим расследованием? Есть подвижки? — наконец спросила я.

— Очень медленно. «Порнопорт» и «Бейби Бум», участвовавшие в первых генных экспериментах, связанных с нами, стали слишком богатыми корпорациями, чтобы их можно было так просто взять за жабры. На след «Создателя» вообще выйти так и не удалось, и это меня бесит. Как будто я брожу во мраке, а где-то там зверь знает о нас и выжидает, в любой момент готовый напасть.

Мои брови инстинктивно нахмурились при упоминании Создателя. Сестра его никогда не видела, а я лишь раз встретилась лицом к лицу. Мне было 6. Мама как раз была беременна Младшей. Я бежала по коридору в поместье к кабинету папы. Услышала, как он на кого-то кричит, осторожно подошла к проёму и увидела огромную фигуру. Лысая голова и бесформенное тело, покрытое мантией. Отец сказал что-то резкое, вскинув руку, и фигура гигантской ручищей отшвырнула его, словно спичку к стене. Я, наверное, закричала, не помню. Но лысоголовый подошёл ко мне, наклонился так, что его голова заслонила свет, и сказал: «Расти быстрее, малышка. Когда-то ты мне сильно поможешь». Откуда-то из под полы мантии вылезла женская рука с длинными наманикюренными ногтями и протянула конфету, а вторая такая же потрепала меня по голове. Затем я услышала женское хихиканье, доносившееся из мантии одновременно со смехом лысой башки.

— Всех участников и свидетелей, что удалось разговорить, трудно сохранить в живых до момента, когда я буду готова подать в суд. А те, что молчат, молчат за большие деньги. В целом перекупить их можно было бы, но этот крайний шаг разорит нас. Ты мне нужна как свидетель и потерпевший, чтобы посадить выродков, — Младшая посмотрела на меня. Скорее всего без надежды, отвечать ей встречным взглядом было нестерпимо больно, поэтому я не смогла.

— Отец взял с меня слово, что я не пойду на шоу «Евгеника», пока он жив. И я своё слово сдержала. С тех пор очень внимательно подхожу к своим обещаниям, — завела я бесполезный разговор. Возможно, последний. Но мы должны были его начать. — В этот год я поняла, что моя цель не изменилась.

— Господи, я поверить не могу! — Младшая скрестила руки под грудью и наклонилась вперёд, делая глубокие вдохи и выдохи. — Они сотворили это с нами, чтобы ты была послушной секс-игрушкой, когда вырастешь. И что же я вижу? Моя сестра делает именно то, для чего её и растили! Ты как тупое животное, не способное включить мозг, затуманенный низменными инстинктами. Ну что тебе даст возможность родить?! — со слезами на глазах закончила вопросом моя сестра.

— А что тебе даст возможность отомстить и посадить их? — ответила я и посмотрела на неё. — Ведь только так ты чувствуешь себя живой, не правда ли? В этой борьбе. — выдержав паузу, я продолжила. — Для меня возможность родить — это доказать, что я не мусор, не промежуточный этап генетических экспериментов, не секс-игрушка, а живой человек, достойный продолжать жить в своих детях. Будь иные способы для таких как мы добыть вакцину, которая разблокирует оплодотворение яйцеклетки, я бы попробовала их все. Но ответ тебе известен. Мне сложно держать зло на кого-то в сложившейся ситуации. Возможно, сложнее, чем тебе. Виноваты ли родители в том, что решились на этот эксперимент? В том, что взяли эти баснословные деньги и смогли наконец сбежать из ненавистной им страны. Возможно, они верили, что мы все вместе всё равно сможем жить счастливо. Сидя здесь, я стараюсь их представить молодыми и бедными с решимостью жить свободно там, где они будут под защитой закона. Разве могли они предположить, что уже через пять лет мир перевернётся с ног на голову, а стран и разрозненных правительств больше не будет существовать. До смерти мамы отец был совершенно другой…