Лунный Колумб - Рене Баржавель

— Нет, вы не понимаете... Я ищу место, такое место...

— Да что за место?

— Чистое место! Чистое1 Я кручусь вокруг Земли и не нахо­жу места, которое бы мог коснуться ногами...

— Колумб! За кого ты себя принимаешь, ты...

— О, нет, нет! Вы ошибаетесь! Я знаю, что я такой же, как вы! Я ничем не лучше, чем вы! Наверное, это все мое путешес­твие... Да, именно путешествие подействовало на меня, словно я прошел омовение... Действительно, побывать там — это слов­но выкупаться в струях эфира, абсолютно ледяного эфира и жгучего солнечного огня... Я не лучше вас, но я очистился... И теперь я ищу чистое место, куда я мог бы опуститься...

Он совершил еще три оборота вокруг Земли, потом сошел с орбиты... и улетел. Никто не знает, куда. Но явно дальше Луны. И дальше Солнца. Конечно, он не сможет долететь до звезд. Его шар летит слишком медленно, и он слишком хрупок для та­кого путешествия. Конечно, он — Колумб, но все же, прежде всего, он — человек. Поэтому он должен, обязан вернуться, я уверен в этом. Но когда? Когда он устанет от непрерывного купанья в абсолютной пустоте, в чистейших излучениях? А ког­да он вернется, каким он будет? Ангелом? Чокнутым? Кем?

Я надеюсь, что еще буду жив, когда он вернется. Я, един­ственный из людей, кто так хорошо знает его, я увезу его дале­ко от толпы. Сначала я позволю ему отоспаться. Потом я прине­су ему прозрачный стакан с чистой свежей водой из колодца. После этого я подведу его к окну. За окном он увидит голубое небо, зеленую траву и, может быть, последние гроздья сирени, если, конечно, он не прилетит слишком поздно. А еще там будут такие привычные нам с детства животные: чем-то удивленная курица, может быть, утка, глупые голуби. И беспородная двор­няжка, грязная и постоянно вычесывающая блох. И тогда он заплачет и начнет говорить. Он расскажет мне все, и я узнаю, что он нашел там, чем он стал после ночи света. Я постараюсь написать обо всем этом, чтобы вы тоже узнали. Я буду очень стараться. Это совсем не так просто, как вы думаете. Слова часто обманывают меня, ускользают из-под моего пера. Я не Гомер. Я всего лишь Баржавель. Я не стану говорить вам, что меня это устраивает, что мне этого достаточно. Ведь я с ра­достью стал бы Ван Гогом. Или Моцартом. Или Фабром. Или Эйнштейном. Тогда я знал бы и мог бы больше, чем знаю и могу. Особенно, если бы стал Эйнштейном. Думаю, если бы у меня был его математический гений, я не остался бы в тени, достиг­нув вершины успеха, не торчал бы снаружи, перед закрытой дверью, держа в руке волшебный ключ. Чего ему действительно не хватало, так это немного безрассудства, немного безумия.

Как жаль, что наша жизнь так коротка, так узка, так ограни­чена. У нас так мало возможностей! До чего же обидно чувство­вать себя бессильным, жалким калекой, когда можно было бы обнять всю Вселенную!

Но нужно максимально использовать предоставленные нам скудные возможности. Нужно открывать себя всему миру, пре­жде всего, открывать глаза и сердце. Искать, собирать каждое мгновение небольшие чудеса жизни. Человеческий глаз, этот жалкий кубический сантиметр белкового желе, способен достичь взглядом звезд. Миллиарды световых лет способно преодолеть наше ограниченное зрение. Это фантастическое чудо. Такое же чудо, как запах мяты возле прозрачного ключа, как тишина со­снового бора, как тысячи оттенков серого цвета на обычной па­рижской улице во время дождя. Как Колумб, Лунный Колумб, Колумб, ушедший в небо, Колумб, наша исчезнувшая мечта...

Боже, сохрани мне жизнь до его возвращения!