Пепел твоих снов. Сборник рассказов - Наталия Полянская

Чего ты хочешь, безмолвно спрашиваю я у Бо-а-ни.

Ветра, говорит Бо-а-ни, ветра. И твоей руки в моей. И головокружительной скачки по этой равнине. И сказки. Хочу волшебства.

Давай сотворим это, говорит моя улыбка.

Давай, соглашается улыбка Бо-а-ни.

Мы соединяем руки, позволяя мыслям втекать друг в друга, и на нас с веселым грохотом обрушивается созданная нами маленькая жизнь.

Мы гоним коней.

– Мы должны найти ее до заката! – кричу я Бо-а-ни. – Иначе не успеем спасти Звезду!

– Может быть, нам просто позвать? – кричит в ответ Бо-а-ни и щурится, глядя на заходящее солнце. – Хотя бы здесь, у камня.

Камень стоит посреди дороги, гладкий, будто обточенный морем, и на нем выбита непонятная надпись. Вокруг – лес. Мы останавливаем лошадей. Сон течет, меняется, и вот уже камня нет, а есть шезлонг, и в шезлонге сидит она.

Ей на вид лет сорок, и лицо ее – бесконечно усталое, даже во сне. В темных глазах – агатовые искры, руки нервно стиснули ручки шезлонга. На ней потрепанные джинсы, белая майка с Микки Маусом, кроссовки. Женщина хмурится. Я чувствую, что она боится нас. Еще бы – незнакомые люди в сне-Одиночестве.

– Кто вы? – звучит тихий вопрос.

Мы с Бо-а-ни переглядываемся. Человек, способный задавать осмысленные вопросы во сне, способный адекватно оценить ситуацию – редкость. Обычно волны сна несут людей, как щепку в океане. И редкая щепка начинает интересоваться – почему.

– Мы – дети ветра, – смеется Бо-а-ни. – Идем, Лу. Мы долго искали тебя. Нам надо спасти Звезду.

Лу? Да, я понимаю, – Лу.

Не имя. Всего лишь сочетание чувств. Как я, Человек. Как Бо-а-ни.

Нет времени думать. Я изменяю сон; шезлонг исчезает, и начинает струиться по ветру плащ Лу, и серый конь роет копытом землю.

Бо-а-ни протягивает руку: на ладони, затянутой в черную кожу, мерцает Звезда.

– Видишь, Лу? Она упала вчера с небосвода. Нужно вернуть ее, пока она не умерла.

– Ей ни в коем случае нельзя умирать, – твердо говорит Лу. Она уже сидит в седле и дергает поводья.

Мы летим.

Я пытаюсь чувствовать Лу. Она – словно камень, монолитна, спокойна и безумно одинока. Мне хочется разбить это одиночество, оно почему-то причиняет мне боль…

Не сейчас об этом. Не сейчас.

Бо-а-ни отдает Звезду Лу. Кони исчезли, мы – на вершине горы, над пропастью, где совершают неторопливую прогулку облака. Солнце зацепилось за острый пик и не спешит уползать за горизонт. Мы сидим на краю, свесив ноги, рыжий локон Бо-а-ни щекочет мне ухо, и Лу говорит:

– Я долго ждала.

Мы настораживаемся. Я – скорее рефлекторно, Бо-а-ни же – с непонятной дрожью.

– Мы тоже долго ждали, Лу, – говорю я и ожидаю, что будет дальше. Но Лу молчит. Зато шепчет Бо-а-ни:

– Всегда будем ждать, Лу. Всегда.

Играет.

Как и я.

– Я хочу умереть, – говорит женщина бесцветным голосом. И я понимаю: да, хочет.

– Не надо, – устало советую я, – в этом нет ничего интересного.

Лу смотрит на меня спокойными глазами; в них колышется темное пламя.

– Откуда ты знаешь, Че?

Не так. Всё не так. Она не должна задавать подобных вопросов. Но кто знает, на что еще способен ее сон-Одиночество?

Я молчу – если бы даже я захотел, то не смог бы ответить.

– Почему, Лу? – спрашивает Бо-а-ни. Женщина качает головой.

– В смерти я не буду одинока.

– Мы… – говорит Бо-а-ни и останавливается. Тот же внутренний запрет.

Солнце отрывается от пика и падает за горизонт. Мягкой волной накатывает теплая тьма. Звезда в руках у Лу разгорается, искрит и просится на небо.

Лу раскрывает ладони и отпускает Звезду. Та по косой уходит вверх и теряется в темноте, вспыхнув на прощание холодной искрой.

Звенит будильник.

С треском, слышным лишь мне и Бо-а-ни, рвутся плащи. Рушатся, беззвучно грохоча, горы, и небо со стоном падает на землю. Лу протягивает руки, и мы на мгновение касаемся ее – а потом поспешно ускользаем из схлопывающегося сна, чтобы оказаться не в оставшемся от него равнодушном пепле, а…

Мы сотворили звездную ночь, и дом, и крыльцо у дома, и себя на крыльце.

– Пока нас помнят, Че, – тихо поет Бо-а-ни. Ее голос струится, плывет хрустальными переливами.

– Она будет помнить нас, – говорю я, рисуя прутиком узоры на песке. Меня тревожит другое; Бо-а-ни же нарочито-беспечна, как всегда здесь. Она боится расплескать свое Я. Хочет и много мыслей спустя оставаться собой. Радоваться снам, творить свой изменчивый мир, с удовольствием доедать последнюю ложку мороженого в кафе, которого не существует. Мы очень разные с ней. Мы можем быть одинаковыми, но я не хочу. Единственное, что нас связывает, – это безумная надежда. Для меня она еле теплится; для Бо-а-ни – горит ярким пламенем. Пока что.

Я шел по тому же пути, что и она. Наверное, я просто боюсь вспоминать.

– Это мой второй сон-Одиночество, – говорит Бо-а-ни. Она сидит, обхватив руками колени, и составляет созвездия. – Первый не был таким… странным. Это обычно для хозяев сна – задавать вопросы?

– Нет, – отвечаю я. Мой опыт хождения по снам-Одиночествам тоже небогат, но я чувствую: что-то не так со сном Лу. Или с нами? – Они просто включаются в игру, вот и все. Мы творим миры и события и дарим их хозяину сна, а он ходит с нами и… ты знаешь.

– Да, – кивает Бо-а-ни. На небо наползают тучи, пожирая созданные ею созвездия. Тучи пригнал я – слишком пасмурно мне сейчас.

Пауза длиною в мысль.

– Послушай, – начинает Бо-а-ни, – а если поговорить с ней? Рассказать ей о нас?

– Ты не сможешь, – отвечаю я равнодушно, но становится больно-тревожно. – Мы даже друг о друге не можем рассказать… себе.

– Нам незачем – мы знаем, – спокойно говорит Бо-а-ни. – Давай попытаемся, Че.

– Зачем? – резко спрашиваю я. Мне не нравится эта идея. Мне страшно. Впервые за долгое время.

– А вдруг… – Бо-а-ни кусает губу.

Я поднимаюсь. Я делаю шаг к Бо-а-ни, и она встает тоже. Я обнимаю ее, сливаются мысли, сливаются чувства… Она думает то же, что и я. Я знаю то же, что и она. Бо-а-ни надеется, отчаянно, до безмолвного крика. Я бью по этой хрупкой надежде молотком.

– Нет, Бо-а-ни, нет. Пойми, не существует пути назад…

– А вперед – существует? – кричит она, вырываясь из моих рук. Я держу ее крепко. – Мы не движемся вперед, Че. Мы застыли в точке, где нет ничего, может быть, даже нас. А мне очень хочется быть, Человек. И получается, что позади ничего нет, и впереди тоже нет, и я не хочу, не хочу, чтобы это называлось жизнью и движением вперед…

– Это и не называется жизнью.

Она печально смотрит на меня.

– Все думают, что это жизнь, Че. Не говорят, но думают. Но у жизни всегда есть какой-то смысл. А в чем смысл нашей? Ходить по снам? Творить города и ванильное мороженое? Играть в самих себя?

Я молчу. Я не знаю ответа.

– Мы плачем, Че, хотя не умеем плакать. А я хочу уметь.

По ее щекам ползут слезы. Ненастоящие, созданные слезы. Я вытираю их ладонью.

…И понимаю, что я – теперешний – растворяюсь в словах Бо-а-ни. В ее слезах.

– Ты называешься Человеком. Но быть и называться – не одно и то же.

…Я устал быть мыслью.

Я тоже хочу уметь плакать.

– Прости, Че. Я не хотела кричать на тебя.

Не дождавшись ответа, она спрашивает с натянутой улыбкой:

– Я глупая, правда?.. Скажи мне, что я глупая и ничего не понимаю.

– Не буду, – говорю я спокойно. – Ты все понимаешь, Бо-а-ни.

Мы долго молчим об этом, и Бо-а-ни помогает вернуться мне.

Это больно и в то же время непонятно, мучительно радостно. Я осторожно извлекаю из кладовок памяти себя – такого, который хотел жить. Который не боялся верить в жизнь. Я с изумлением перебираю себя, стираю пыль, расставляю по полкам.

Сочувствие.

Радость.

Боль.

Сожаление.

Вера.

А потом я очень-очень осторожно беру в руки надежду.

Сон – тот же самый, только на этот раз в нем царит осень и пролегает прямая, как стрела, шоссейная дорога – от края до края.

Мы едем в машине – Лу, я и Бо-а-ни. Веду я. Бо-а-ни сидит рядом, и я чувствую ее беспокойство. Маска наивной девочки пропала окончательно. Мы молчим, верх машины опущен, воздух со свистом проносится мимо, и Лу ничего не спрашивает, а мы не заговорим, пока она не спросит…

– Почему вы пришли снова?

– Нам нужна твоя помощь, – говорит Бо-а-ни.

– Мы хотим знать, почему ты можешь спрашивать, – говорю я.

Мы с Бо-а-ни сердито смотрим друг на друга, и девушка корчит смешную рожицу. Остатки маски.

– Мне больше не с кем говорить, кроме как со снами, – спокойно поясняет Лу. Мой черед ехидно подмигивать Бо-а-ни. Начало меня. – Я не могу говорить… когда не сплю.

– От рождения? – неловко интересуется Бо-а-ни.

– Нет. И не только говорить… двигаться тоже. Почти.