Стая - Бобби Пайрон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– С ним все в порядке.
Звон бьющегося стекла.
– Или он, или я, Аня.
– Нет! Умоляю, не проси меня…
Звон – опять что-то разбилось. Шарканье сапог по полу.
– Глупая женщина!
Пощечина.
– Нет!
Звон. Вопль. Глухой стук. Стон. Тишина.
Глава 4
Пуговица
Пол на кухне был холодным, и холод добрался до меня сквозь гору одеял. Я дрожал, глядя, как дыхание паром вырывается из моего рта. Я был драконом. Жар-птицей. И я точно не был этим вонючим крикуном, который выдувал сигаретный дым через ноздри.
Я вытащил из-под одеяла приемник и выдвинул блестящую серебристую антенну.
– …Тысяч безработных, бездомных, голодающих. Алкоголизм разъедает саму структуру нашего общества…
– Но я не бездомный и не голодающий, – сказал я радиоприемнику. – У меня есть мама, одеяло и щи.
Да, теперь у нас не было хлеба и сосисок, остались только щи. И мама уже много недель не ходила на работу. Но она все еще улыбалась (хотя и не так часто, как раньше). И называла меня Медвежонком.
Я выключил радио, сложил одно одеяло, затем второе – точно так же, как первое. Я надел кроссовки – такую обувь носили знаменитые баскетболисты. Эти кроссовки мама и бабушка Инна подарили мне на прошлый Новый год. Теперь мои пальцы упирались в носки кроссовок, и я уже не мог шевелить ими.
Я выглянул из шкафа, прислушался и принюхался. Может быть, мама варит кашу? Может, она плачет? Может, он кричит на нее, обзывает тупой ленивой коровой? Или он ушел? Иногда после такого скандала, как прошлой ночью, он уходил. И на время все становилось, как раньше: каша на завтрак, улыбка на губах мамы… «Постой со мной в очереди за хлебом», – говорила она. Или: «Давай учиться читать». Или: «Расскажи мне сказку, Медвежонок».
Я услышал, что в гостиной работает телевизор. Похоже, показывали каких-то злых людей. Я почуял запах сигарет.
Я выглянул в гостиную.
– Ну вот. Тараканище наконец-то выполз из своей норы.
Злой дядька валялся на диване; я увидел его мерзкие босые ноги и стакан на пузе.
– Где моя мама? – Я покосился на дверь спальни.
Он не отвел взгляда от экрана телевизора.
– Ее нет, – сказал он.
Мое сердце сильно забилось в груди.
– Когда она вернется? – прошептал я.
Он отвернулся от телевизора и смерил меня взглядом. Наверное, так кошка смотрит на мышь.
– Никогда.
Я ждал, я прислушивался, я высматривал свою мамочку.
Я прислушивался, надеясь, что ее каблуки застучат по полу в коридоре. Я смотрел очень-очень внимательно, чтобы не пропустить ее красное пальто.
Вечером он ушел, а я принялся обыскивать квартиру. Если она взяла вот это – она вернется через неделю. Если взяла то – вернется завтра.
Все лежало на своих местах. Не было только мамы. И ее красного пальто. Она исчезла. И ее пальто исчезло. Наверное, мама отправилась на поиски картошки и сосисок к щам. Или она искала новый дом для нас. Дом вдали от него.
Я заметил, как что-то блеснуло за мусорным ведром в спальне. Я опустился на четвереньки, отодвинул бумажные обертки и пустые бутылки… Там лежала пуговица от ее пальто. Я поднял пуговицу и подставил ее под лучи света, поглаживая черную блестящую поверхность. На том месте, где лежала пуговица, я увидел красное пятно. Не такое, как мамино пальто. Нет, пятно было темным, бордовым, тошнотворным. Я коснулся его пальцем. Пятно, казалось, пульсировало. Оно звало меня…
– Ты чего там копаешься, тараканище?
Я отвернулся от шепчущего, пульсирующего красного пятнышка и посмотрел на злого дядьку.
Он пнул меня носком сапога.
Я показал ему пуговицу.
– Это пуговица от ее пальто. От ее красного пальто.
– И что с того? Кому какое дело?
– Она любит это пальто. – Я пошел за ним на кухню. – И любит эти пуговицы. Она не ушла бы в пальто без пуговицы.
Злой дядька вытащил кусок сыра из холодильника и хлопнул дверцей. У меня заурчало в животе. Потекли слюнки. Я сжал пуговицу в руке.
Он посмотрел на меня, жуя сыр. Зубы у него были темными, гнилыми.
– Как ты думаешь, где твоя мать? – Он склонил ухо к плечу.
Я покачал головой.
Пришлепнув губами, он рыгнул. Я рассмеялся. Мама не позволяла мне издавать такие звуки.
– Я думаю, – сказал он, – твоя мать отправилась в город.
– Но почему она ушла без меня? – нахмурился я.
Он открыл бутылку.
– Кто знает, почему бабы делают то, что делают. Ты мелкий таракан, а она ленивая тупая корова.
Я расправил плечи. Я сжал блестящую черную пуговицу так сильно, что она врезалась мне в ладонь.
– Она не ленивая и не тупая! Это ты такой!
Моя голова ударилась о пол кухни. Вокруг падали звезды.
Глава 5
Город
На следующее утро злой дядька сказал:
– Надень куртку и шапку. Мы уходим.
– Куда уходим? – испугался я. – Ты ведешь меня к маме? – Я сковырнул запекшуюся кровь с уха.
Хмыкнув, он затушил сигарету в умывальнике на кухне.
– Мы поедем в город.
– Но моя мама…
Он замахнулся, и я отпрыгнул, ударившись о стул.
– Хватить болтать о своей матери. Просто бери куртку, и пойдем.
Я шел за ним к железнодорожной станции, отставая на шаг. В очереди за хлебом, кутаясь в пальто, шали и шарфы, стояли какие-то женщины.
Я все высматривал красное пальто. Мама увидит, как я топаю за этим злым человеком. Она подбежит ко мне, отведет в сторонку. Я покажу ей пуговицу. Мама обнимет меня и скажет: «Молодец, Мишка. Мой чудесный малыш». И мы его больше на порог не пустим.
Злой дядька схватил меня за шиворот.
– Поторапливайся, пацан, – рявкнул он.
Мне хотелось убежать, убежать как можно дальше. Как можно быстрее. Его пятерня сжалась на моей шее, и он втолкнул меня в дверь, ведущую в здание вокзала.
– А ты знаешь, где мама в Городе? – спросил я.
– Ну конечно.
Огромный светящийся глаз моргнул в конце туннеля – то был глаз гигантского чудовища, несущегося в нашу сторону, шипящего, визжащего чудовища. Я схватил его за руку.
Он отдернул пальцы.
– Прекрати вести себя как трусливая девчонка!
Я чуть не рассмеялся: никакое это было не чудовище. Это был просто поезд.
Войдя в вагон, он усадил меня на твердое сиденье.
Когда-то я уже ездил в таком поезде с бабушкой Инной. Она держала меня на коленях, а я смотрел, как проносятся мимо дома нашего поселка.
Злой дядька закурил сигарету и развернул газету, а я сидел и смотрел, как наш поселок становится все меньше и меньше.
– Проснись. – Он встряхнул меня за плечо. – Пойдем, мелкий. У меня мало времени. – Он рывком поднял меня на ноги.
Мы вышли из вагона на платформу и двинулись мимо киосков. На вокзале торговали едой – жареными орешками, сосисками, печеной картошкой, завернутой в газету. У меня опять заурчало в животе.
– Погоди! – крикнул я ему в спину.
Его куртка давно уже прохудилась.
Он не обернулся.
Повсюду на вокзале сновали люди. Кто-то спешил на поезд, кто-то – с поезда. Люди тащили сумки, чемоданы и тюки. Они не смотрели налево, не смотрели направо. Не смотрели на меня.
– Погоди!
Наконец он остановился.
– Моя мама тут? – спросил я.
Он расхохотался.
Я так и думал. Мама переехала в Город. У нее теперь хорошая работа и теплая квартира, там много еды, там есть вкусные ватрушки. И когда я подойду к двери своей новой квартиры, мама обнимет меня.
А потом захлопнет дверь прямо перед его носом.
Схватив меня за руку, злой дядька потащил меня по ступенькам. Я споткнулся, упал, оцарапал колено. Но мне было все равно. Скоро я встречусь с мамой, и все будет так, как и должно быть.
Мы вышли на свежий воздух. Светило солнце, подмораживало. Снежинки кружились в воздухе и мерно оседали ему на плечи, оседали на носки его коричневых сапог. Он закрутил головой.
– Ну и где она? – проворчал он.
Я посмотрел на него и улыбнулся. Он отвел меня к маме. Может, не такой уж он и плохой.
– Спасибо, – сказал я.
Мы стояли и ждали. Падал снег. Он выкурил одну сигарету, потом другую. Я высматривал красное пальто и гладил черную пуговицу в кармане.
Через какое-то время к нам подошел очень грязный мальчишка. На нем не было ни куртки, ни шапки, ни обуви. Мама никогда не позволила бы мне так запачкаться. И она уж точно не выпустила бы меня на улицу без куртки, без ботинок, без шапки. Особенно без ботинок.
Мальчик дернул его за рукав и протянул к нему покрытую толстым слоем грязи ладошку.
– Пожалуйста… – заныл он.
Я даже не успел задуматься о том, что этому мальчику нужно.
Мужчина влепил ему оплеуху.
– Пшел вон, мерзкий нищеброд! Иди доставай кого-нибудь еще!
Мальчишка сердито уставился на меня, а потом плюнул мне на кроссовки.
– Ну наконец-то. – Дядька затушил сигарету и обмотал шарфом горло. – Пойдем. – Он схватил меня за руку.