Проклятье Ван Гога - Ариана Селеста

— Кейн? — настороженный голос Барреля жестко вернул его в реальность. Кейн, словно очнувшись от забытья, моргнул и неторопливо протянул Хью руку, чтобы пожать её в знак согласия. Если бы ситуация сложилась иначе, и он не видел бы в произошедшем своей вины, всё случилось бы именно так, как он себе представил — в этом Кейн ни на секунду не сомневался. Смерти он не боялся, риск давно стал его вторым именем, но сейчас на кону была его репутация, которая строилась годами упорного труда, и профессиональная гордость. В первую очередь, Кейн должен был доказать самому себе, что человек, который мог бы безнаказанно над ним смеяться, ещё не появился на свет.

— Договорились, — сказал он леденящим душу голосом и крепко сжал руку Хью Хелла.

В этот момент в кабинет вошел Томми. Его лицо не выражало ровным счётом никаких эмоций. Он молча встал позади хозяина, ожидая, когда ему будет позволено открыть рот.

— Ну? — нетерпеливо спросил Хелл, — что там?

— Ничего, что могло бы потревожить вас, мистер Иньеста, — сказал он своим протяжным голосом, в котором слышался латиноамериканский акцент.

— Ты, блядь, что, решаешь теперь, что меня может побеспокоить, а что нет? — внезапно рявкнул Хью и посмотрел на него взглядом, от которого охранника бросило в жар — его лоб мгновенно покрылся каплями пота.

— Моя ошибка, сэр, — у Томми побелели губы, он шумно попытался сглотнуть слюну, застрявшую в его пересохшем горле, — в нескольких десятках футов от ворот дома произошла авария, водитель — женского пола. Машина перевернулась несколько раз и загорелась. Думаю, пожарники и полиция скоро прибудут. Прикажете сделать что-нибудь ещё, сэр? — вежливо спросил охранник в надежде загладить ситуацию и вернуть расположение босса.

— Мир полон идиотов, — проворчал Хью, небрежно махнув рукой и потеряв к событию интерес, — надеюсь, ты не входишь в их число, Томми, — он криво улыбнулся и посмотрел на свои наручные часы, — Ван Гог, я отпускаю тебя, — напыщенно сказал он, после чего откинулся на гладкую спинку атласного дивана и, прищурившись, изобразив на лице насмешливую полуулыбку, произнёс, — беру с тебя лишь твоё слово, и только потому, что ты всегда его сдерживал, — Хью многозначительно замолчал, испытывая Кейна взглядом. Любое подобие ухмылки стерлось с его лица, оставляя лишь ледяной, бездушный взгляд, подчёркивающий сказанное «до сих пор».

Кейн слегка кивнул головой.

— Благодарю за доверие, — прохрипел он. В его голосе прозвучала ирония, но даже если Хелл её и заметил, он не подал вида. С гордо поднятой головой и глубокомысленным взглядом он как будто изображал древнюю статую Сократа в раздумьях, наверное, так он подчёркивал свою важность. Минуту спустя в комнату зашел тот самый охранник, неся в руках вещи Кейна и Барреля. Им вернули мобильные телефоны, документы и оружие, из которого были предусмотрительно извлечены все пули.

— До скорой встречи, Ван Гог. Хью поднялся с дивана, и четверо охранников, стоявших по двое с каждой стороны от своего босса, моментально образовали вокруг него плотное кольцо.

— До скорой встречи, Хью, — на лице Кейна появилось некое подобие улыбки. Он бросил на Барреля быстрый взгляд, поднялся со своего кресла и кивком головы приказал охраннику идти вперед.

Кейн покидал дом Хью Хелла с гнетущим чувством. Здание напоминало огромный лабиринт. Особняк, построенный почти полвека назад, вобрал в себя все возможные стили. Хью любил безвкусную эклектику и захламленность — Кейн отметил это ещё в кабинете. Стены, декорированные шелком цвета красного вина, отражали тусклый свет латунных светильников и создавали гнетущую атмосферу. Он шел быстрыми широкими шагами, одновременно поправляя на себе тонкий кожаный кардиган и глядя под ноги.

До Кейна долетел обрывок фразы Барреля: «… триптих…».

Кейн покачал головой, дав понять, что сейчас он не настроен на разговоры, включил телефон и замер. Просто застыл как статуя. Пропущенный звонок от Евы и оставленное ей голосовое сообщение. Он ждал этого звонка целую вечность. Пальцы не слушались и никак не хотели нажимать на нужные кнопки, пока он пытался открыть голосовую почту. Наконец, нажав на воспроизведение, он прижал телефон к уху.

«Кейн, — выдохнула она в трубку, голос Евы срывался, кровь Кейна побежала по венам, заставляя сердце биться с неистовой силой, — Господи, — прошептала она, — прости меня за всё, что я натворила. Оказывается, дорога в ад действительно выстлана благими намерениями, — он почти физически ощущал, как её голос проникает в глубины его души, шаги его замедлились, дыхание стало глубоким, — я полюбила тебя с первого взгляда, в тот самый момент, когда наши глаза впервые встретились. Каждое утро, просыпаясь, я вижу, как ты смотришь на меня. Каждый вечер я засыпаю с мыслями о тебе, с надеждами на то, что мы будем вместе. Каждое мгновение ты живёшь во мне, в моем сердце, в моем разуме. Я безумно люблю тебя каждой частицей, каждым атомом. Безумно… По-другому эти чувства не назвать. Прости меня за то, что я не сумела тебя отпустить и продолжаю любить и желать больше всего на свете. Если со мной что-то случится, — голос задрожал, и она на мгновение замолчала, — я хочу, чтобы ты знал, что я любила тебя до последнего своего вдоха. Ты моя первая любовь, единственный мужчина в моей жизни, и больше всего на свете я хочу, чтобы ты был счастлив, — Ева всхлипнула, и Кейн прикрыл глаза, в сердце что-то кольнуло. Он вспомнил нежное лицо Евы, каким оно было тогда, на террасе, он вспомнил каждую деталь, каждую его линию: то, как она смотрела на него огромными черными глазами, как её длинные ресницы подрагивали от волнения, как она сжимала в маленьких ладонях подвеску в форме ангела, которую Кейн подарил ей на день рождения. Он отчетливо помнил, как поцеловал её, и вкус её губ — карамель и соль. Этот вкус как будто и сейчас был на его языке. Кейн выдохнул сквозь зубы, сжимая кулаки так сильно, что побелели костяшки. Голос Евы звучал надрывно, — я сожалею о тысячах слов, которые я так тебе и не сказала, о сотнях не случившихся поцелуев, о тысячах так и не сказанных „Я ЛЮБЛЮ ТЕБЯ“, — Кейн подошел к двойным деревянным дверям и, толкнув их рукой, распахнул настежь. В лицо ударил свежий прохладный ветер, принесший запахи смога, океана и гари. Непроницаемо-чёрное небо, накрыло город куполом. Сквозь тучи с запада прорывались голубые отблески молний. Шел дождь. Кейн никогда не плакал, он думал, что не способен на такое проявление чувств. Сейчас он стоял у входа в особняк Хью Хелла, подняв голову к небу. Капли дождя стекали вниз по его лицу, смешиваясь со слезами, — я люблю тебя больше жизни… — выдохнула трубка голосом Евы, вдруг что-то резко громыхнуло, и страшной силы звук болью отозвался в его ушах… Наступила страшная тишина».