Пехота Апокалипсиса - Александр Золотько

Коровы вспыхнули одна за другой. Словно были облиты бензином. Или даже напалмом. Столбы огня взлетали кверху, испаряя дождевые капли, пытаясь дотянуться до низких туч.

Бабы закричали, рванулись к скотине, но бойцы их не пропустили. Женщины били по глянцевым от дождя шлемам, разбивая в кровь свои руки, пытались процарапаться сквозь бронекостюмы до солдатских тел...

Старуха упала на колени и что-то бормотала, но Ильин не мог слышать в общем крике, что именно. Наверное, молилась.

Мужики потащили женщин назад, прочь от бронированных солдат, и тогда женский гнев обрушился на них, не способных защитить кормилиц, не желающих вступиться за свое кровное...

Ильин не сразу услышал, что свободный агент окликает его. Грифу пришлось подойти к майору и тронуть того за плечо.

– В деревне не осталось никого? – спросил Гриф.

Ильин сбросил руку агента со своего плеча и молча покачал головой.

– Вы тщательно проверили?

– Да. Да, проверили! – повысил голос Ильин.– Микропланы просканировали все.

– Ладно,– тихо, еле слышно сказал Гриф.

И зажег деревню.

Потом они еще несколько раз встречались. Уже после того, как Ильин узнал все подробности о задачах Патруля и уже несколько раз зачищал населенные пункты, породившие преступников против Братьев.

И даже встречались пару раз без присутствия корреспондентов и соглядатаев от начальства. Но – ни разу один на один.

К сожалению. К счастью. Непонятно к чему.

Ильин нежно лелеял в глубине души надежду, что однажды Гриф ошибется, не примет своих обычных мер предосторожности и можно будет просто набить ему рожу, для начала. А потом, своими руками...

Надежду Ильин лелеял, но она всегда знала свое место и послушно уходила в глубину души, не споря и не пытаясь диктовать свои условия.

Сейчас все было по-другому.

Неладное Ильин почувствовал еще во дворе Клиники, когда выпрыгнул из торпеды и понял, что желание найти Грифа мешает действовать трезво и четко.

В камере изолятора это желание стало бессмысленным, но очень сильным. Поскольку Ильин не привык желать невозможного, то получалось, что желание это было не его. Это было чужое желание, каким-то образом попавшее в череп Ильина.

Чужое непонятное желание похоже на чужой непонятный предмет – всегда может таить в себе смертельно опасную начинку. С непонятными предметами Ильин обращаться умел. Нужно было к ним не прикасаться и не выпускать из виду.

Ильин терпеливо ждал.

Охотно отвечал на допросах, не болтал, не забегал вперед, но на конкретно поставленные вопросы отвечал конкретно. Правда, без излишних подробностей.

До самого своего последнего дня пребывания в изоляторе так и не понял, отчего с ним просто болтали, а не посадили в откровенную комнату с молекулярным зондом.

Вопросы задавали странные. Даже не странные – вопросы были самые обычные, без подвохов, но не допускающие двусмысленных ответов. Странным было то, как их задавали. Словно дознаватель получил список вопросов и просто воспроизводил их. Механически выполняя ритуал и особо не интересуясь смыслом ответов.

– Вы находились в отпуске с двадцать третьего октября.– Да.– Принимали участие в событиях двадцать пятого октября.– Каких событиях? – Да или нет.– Нет, а в каких событиях? – Знали о готовящемся...– О чем готовящемся? – Да или нет.– Пошел ты в ж...– Да или нет.– Нет.– Говорил ли кто-нибудь из ваших сослуживцев о своих планах или об антиправительственной деятельности? – Пошел в ж...– Говорил или нет.– Пошел в ж...– Вы освобождаетесь под подписку о невыезде.– Пошел в ... Что?

Ильина отпустили к вечеру. Он подписал бумагу, что не имеет претензий к следствию, что никаких травм, ни моральных, ни физических, не получил. Он самым вежливым образом распрощался с вертухаями и дознавателем.

Желание найти Грифа все это время стояло рядом с Ильиным, нетерпеливо переминаясь с ноги на ногу, или шагало слева, за плечом, время от времени забегая вперед и заглядывая в лицо.

И вышло на улицу вместе с Ильиным.

Под открытым небом Ильин не был уже месяц. Небо, правда, было не таким уж открытым – обычное ноябрьское небо, упакованное в рыхлые темно-серые тучи.

Ноябрь приближался к концу. Снег уже пару раз пытался улечься на улицах и домах, но осенняя слякоть была сильнее.

Ильин поднял воротник куртки и поежился. Холодно.

...И нужно найти Грифа.

Хлюпнула под ногами лужа.

...И нужно найти Грифа.

Ветер швырнул в лицо мокрые листья, проезжающая машина обрызгала грязью, мокрые вороны устроили шумную разборку возле мусорника...

И нужно, нужно, нужно...

Ильин побежал, не обращая внимания на прохожих, на лужи и грязь. Он не заметил ярких цветных надписей на стенах.

«Мочи сосулизаторов» и «Нам не нужны Братья» – призывали надписи, и никто их даже не пытался уничтожить. Попробовал бы их сейчас кто-то тронуть!

Здоровенный плакат во всю высоту девятиэтажного дома, на весь его торец, призывающий сплотиться на пути Сближения и Сосуществования, был исполосован надписями, передающими непримиримо отрицательное отношение общественности к сбляжателям и сосулизаторам.

На плакат Ильин также не обратил внимания. Не до того было Ильину.

Он даже не заметил собственную «тойоту», сиротливо притулившуюся возле родной пятиэтажки.

Ильин взбежал на четвертый этаж, открыл дверь, захлопнул ее за собой, бросил сумку на пол, прошел на кухню, открыл холодильник и достал бутылку водки.

Сделал несколько глотков прямо из горлышка.

– Ну,– сказал Ильин.– Давай, отпускай...

Но легче не стало.

Не стало.

Нужно было найти Грифа.

Найти. Найти, любой ценой!

Ильин швырнул бутылку в стену и даже не вздрогнул, когда отлетевший осколок прочертил царапину на его щеке.

– Я. Должен. Найти. Грифа! – выкрикнул Ильин и ударил кулаком в стену.– Я должен найти...

Шорох за спиной Ильин все-таки услышал. Обернулся. Узнал того самого «паука», которого катал в своей машине.

И не успел даже испугаться.

Нить – штука быстрая. Да и было там того расстояния между ними всего два метра.

Нить вошла Ильину под нижнюю челюсть, снизу вверх.

Ильин замер, по телу пробежала дрожь.

– Здравствуй, крутой майор,– сказал «паук».

Тело Ильина снова вздрогнуло.

– Хоть кивнул бы,– сказал «паук».

Глаза Ильина закатились, тело выгнулось, словно через него прошел разряд тока...

Ильин коротко кивнул «пауку», словно кукловод дернул марионетку за нить.

Хотя так оно, в общем, и было.

А наблюдатель на экране монитора увидел, что Ильин вошел в квартиру, переоделся, приготовил себе кофе и выпил его, уютно устроившись в кресле перед телевизором.

Далеко не всегда удается увидеть то, что происходит на самом деле.

Катрин Артуа, например, это знала очень хорошо, иногда это ее раздражало, но чаще всего внушало надежду на будущее.

Мадам Артуа не возражала, когда ее называли Брюссельской Сукой. Из этого факта следовало только, что мадам Артуа действительно живет в Брюсселе, что окружающие ее недолюбливают и что ей глубоко наплевать на то, что о ней думают окружающие.

Мадам Артуа даже гордилась своим прозвищем и подписывала иногда конфиденциальные записки двумя буквами – БС.

Брюссельская Сука была одной из самых информированных женщин мира. Она даже знала – одна из очень немногих,– что кружится где-то над планетой космическая станция. Последняя космическая станция. Или единственная.

Но даже мадам БС не имела представления, как зовут обитателей станции, кто они и чего, собственно, хотят. Брюссельская Сука знала, что нужно выполнять приказы этих людей, и не знала, для чего эти приказы отдаются.

Мадам Артуа много чего отдала бы за то, чтобы выяснить все это. Но даже мадам Артуа не была всесильной.

Всесильной – не была. Но обеспечить секретность переговоров от обитателей космической станции она могла попытаться.

Техники гарантировали стопроцентную безопасность, БС им не поверила, попросила назвать точно, тогда техники сказали, что гарантируют девяносто девять и девять десятых процента.

Одна десятая процента – это мало, сказали техники. Это хренова дыра, подумала мадам Артуа, но это лучшее, на что можно рассчитывать.

– И придется тебе с этим смириться,– сказала она Герману Николаевичу Клееву, когда тот выразил некоторое беспокойство.

– Ну,– заметил Клеев, присаживаясь в кресло,– если ты меня об этом просишь...

Артуа села в кресло напротив, через минуту вскочила и прошлась по комнате.

– Ты хорошо выглядишь,– сказал Клеев.– Тебе в жизни не дашь твоих шестидесяти.

И с улыбкой выдержал вспышку молнии в ее взгляде. Он победил и теперь мог позволить себе небольшие вольности в общении.

Это его спецназ повязал европейскую верхушку, а не европейцы хозяйничали в Кремле. Это Брюссельская Сука, спасая шкуру, сдала своих соратников... подельщиков, поправил себя мысленно Клеев.