Против приручения - Жак Каматт

Мифология пролетариата

С пришествием мая-июня 68-го всё изменилось и всё продолжает меняться с тех пор. Вот почему невозможно рассматривать лицейское движение 1973-го (обсуждается ниже) и его потенциал кроме как в связи с этим предшествовавшим ему движением.

Согласно нашему анализу деятельность мая-июня 68-го стала ясным свидетельством того, что революция позитивно возродилась, означая собой начало нового революционного цикла. Но наш аргумент соответствовал классовому анализу: так мы пришли к утверждению, что результатом мая станет возврат пролетариата к классовой основе. Более того, в событиях того периода мы обнаружили подтверждение нашей уверенности, что революция будет следовать по курсу, очерченному Марксом. Но на деле, первыми восставшими классами в 1968-м стали социальные слои наиболее приближенные к истеблишменту, те, чьи объективные интересы тесно совпадали с интересами государства. Угнетённые классы последовали за ними позже, и именно они радикально разрешили противоречия, которые иные социальные классы хотели лишь реформировать. Ход развития английской и французской революций содержал в себе субстанцию, из которой формировалась мысль Маркса. Так, в случае с французской революцией, аристократия вмешалась в ситуацию на самых ранних стадиях, именно знаменитый бунт аристократов за несколько лет до 1789-го, способствовал борьбе буржуазии (в то же время, готовя почву просвещённому деспотизму). Буржуазные слои, менее привязанные к государству, формировавшие что-то вроде интеллигенции, по выражению Каутского, последовали за ними. Только тогда, после поражения реформы, внутреннего разложения системы и падения монархии, были вовлечены крестьяне и ремесленники (четвёртое сословие, будущий пролетариат), создавшее окончательный решительный разрыв и гарантировавшее, что возврата назад не будет. Без них, революция, за которой последовала перемена в способе производства, происходила бы гораздо дольше. В России события развивались схожим образом. Здесь мы предполагаем, что самые угнетённые и наиболее заинтересованные в бунте – и те, из кого состоит, согласно некоторым, истинный революционный класс – могут прийти в движение только в такой период, когда в сердцевине общества уже произошел разрыв, и государство существенно ослабилось. Из этого разрыва появляется новая перспектива, хотя бы и лишь через осознание, что жизнь уже не будет такой как прежде, что стало необходимо найти иной путь. Этот процесс- это один из элементов, который придаёт каждой революции характер, отличный от строгого классового подхода. Это тем более верно в отношении будущей коммунистической революции, потому что это будет деятельность не просто одного класса, но всего человечества, восставшего против капитала.

В центре явления, которое мы когда-то рискнули назвать универсальным классом, или, проще человечеством (потому что оба являются теперь рабами капитала), находятся социальные слои, существующие в непосредственной близости капитала, (т.e. новые средние классы и студенты), бунтующие против системы. Они рассматривают себя как особые слои в обществе в той мере, в какой они способны детонировать движение, которое революционизирует пролетариат и приведёт его в движение, но это только карикатура на революцию, поднятая на поверхность по случаю и разряженная в старые регалии в своём неуклюжем ходе через все прошлые стадии.

Классовый анализ, которого мы придерживались изначально, мог только интерпретировать реальные события, не более. Тем же недостатком обладали участники мая-68, воспринимая себя из-за него в соответствии со старыми схемами. Становится всё более очевидным, что эти активные участники были мужчинами и женщинами, лично и интимно вовлечёнными в жизнь капитала, особенно те, кто должен был поддерживать и оправдывать его представления, [5] взбунтовавшимися против него. Но их бунт был полностью рекуперирован, потому что пошёл по избитой дорожке классовой борьбы, стремясь пробудить пролетариат для выполнения его миссии.

Здесь мы вступаем в очевидный тупик. Ролью пролетариата было уничтожение капиталистического способа производства для того, чтобы освободить заключённые в нём производительные силы: коммунизм должен был начаться только после выполнения этой задачи. Но капитализм не заключает производительные силы, а поднимает их на невиданные вершины, потому что они существуют ради капитала, а не ради человечества. Пролетариат поэтому является поверхностным феноменом. Обращение перспективы вспять, в соответствии с которым производительные силы освобождаются капиталом, а не пролетариатом, благодаря развитию науки, является развитием, параллельным приручению человека. Их приручение – это приятие развития капитала, о котором теоретизировал Маркс, которое само по себе является архи-защитником роста производительных сил. В ходе этого развития, пролетариат, как производитель прибавочной стоимости, утратил даже эту функцию через обобществление наёмного труда и уничтожение всех различий между производительным и непроизводительным трудом. Пролетариат, перед которым некогда преклонялись, стал теперь самой сильной поддержкой капиталистического способа производства. Чего хочет этот пролетариат? И те, кто говорят от имени пролетариата и преклоняются перед ним – чего они хотят? Если полной занятости и самоуправления, то это станет лишь гарантией продолжительности капиталистического способа производства, поскольку теперь он станет более гуманным. Все левые уверены, что нужно лишь сделать так, чтобы процесс производства, будучи действующим рационализмом, начал действовать для человеческих потребностей. Но этим рационализмом является сам капитал.

Именно из-за мифологии пролетариата «народничество» мая-68, как мы назвали его, стало «пролетаризмом». Люди начали говорить: «Мы должны пойти к пролетариату, восстановить его боевой дух, призвать его способности к самопожертвованию и тогда он сможет прогнать злых боссов и последовать за другими ‘пролетариями’ по дороге к революции».

Май-68 сопровождался великим презрением и путаницей. Люди презирали самих себя, потому что не были «пролетариями» и друг друга по той же причине, в то время как никто ничего не понимал о пролетариате, классе, который всегда считался потенциально революционным. Нет иного способа объяснить тупик, в который зашло движение, сформировавшееся в оппозиции к существующему обществу. Этот тупик не стал ясным сам по себе, потому что в энтузиазме, который последовал за маем-68, движение оппозиции начало жить своей собственной жизнью, и основные вопросы остались на его полях. Но не только это, шок мая-68 вызвал возрождение и возвращение течений рабочего движения, которые до тех пор презирались официальными партиями и приговаривались ими к забвению: движение рабочих советов во всех вариантах, старая Немецкая Рабочая Коммунистическая Партия (KAPD), идеи таких индивидов как Лукач и Корш и т.д. Это возвращение прошлого стало признаком того, что люди не воспринимали текущую ситуацию напрямую, и что сама ситуация была неспособна породить новые формы борьбы или теоретические подходы. Тем не менее, интеллектуальное прохождение по этой уже хорошо проторенной дорожке всё ещё остаётся формой бунта, потому что таким образом не сгибаются перед тиранией того, что просто «произошло». Более того, это может стать началом поиска истоков блужданий человечества и первым шагом в противостоянии судьбе человечества, которое должно быть исключено из своего собственного человеческого контекста и обречено на парашу продуктивизма.

Выше мы говорили о «тупике». Это не самый красноречивый образ, но, тем не менее, он является сердцем иной темы. Это словно стена, стоящая перед различными группами этого широкого течения в обществе, и этой стеной является пролетариат и его представление. [6] Активисты переходят из одной группы в другую, при этом «меняя» идеологию, каждый раз волоча за собой груз непримиримости и сектантства. Некоторым из них удаётся, при их крайне широких траекториях, перейти от ленинизма к ситуационизму, вновь обнаружить нео-большевизм и затем перекинуться к коммунизму рабочих советов. Все они натыкаются на эту стену и отлетают, иногда дальше, чем другие. Стена – это эффективный барьер против любой возможной теоретической и практической комбинации. (В Германии можно найти и антиавторитарных троцкистов, коршистских троцкистов и т.д.)

Очевидно, что в этих группах, как и у некоторых индивидов, есть аспекты, которые далеки от негативных, поскольку определённое количество вещей были правильно поняты; но даже это понимание деформировано всеядным менталитетом, который является духовным дополнением образования группировки.

В предыдущих статьях было ясно показано, что нельзя найти ключ к представлению пролетариата, не поставив под вопрос марксистскую концепцию развития производительных сил, закон стоимости и т.д. И всё же пролетариат стал фетишем и, подразумевая такие сильные этические и практические мотивы, он всё ещё остаётся самым тяжким грузом на сознании революционеров. Но как только этому фетишу брошен вызов, и он предстаёт тем, чем является, всё теоретическое/идеологическое здание рушится. Но остаётся невысказанное предположение, что каждый индивид должен быть частью группы и отождествляться как таковой для того, чтобы обладать силой и безопасностью при встрече с врагом. Существует страх остаться одному – сопровождаемый, правда, искренним осознанием, что нужно объединяться для того, чтобы уничтожить капитализм – но есть также страх индивидуальности, [7] неспособность самостоятельно решать фундаментальные вопросы нашей эпохи. Это ещё одно проявление приручённости человека, страдающего от болезненной зависимости.