Эмиль из Леннеберги - Линдгрен Астрид

– Ах, наша чудесная супница! – запричитала она. – Наша чудесная супница с цветочками! Куда мы теперь станем наливать суп?

Раз голова Эмиля в супнице, понятно, туда уж супа не нальёшь. Это Лина сообразила, хотя вообще-то была довольно бестолкова.

Но мама Эмиля больше думала о сыне:

– Милые вы мои, как же нам спасти ребёнка? Давайте разобьём супницу кочергой!

– Ты что, с ума сошла?! – воскликнул папа. – Ведь супница стоит целых четыре кроны[2].

– Попробую-ка я, – сказал Альфред, ловкий и находчивый парень.

Ухватившись за обе ручки супницы, он с силой потянул её вверх. Ну и что толку? Вместе с супницей Альфред приподнял и Эмиля, потому что Эмиль крепко-накрепко застрял в супнице. Он так и повис в воздухе, болтая ногами и желая как можно скорее снова очутиться на полу.

– Отстань… пусти меня… отстань, кому говорю! – кричал он.

И Альфред поставил его на пол.

Теперь все окончательно расстроились и, столпившись вокруг Эмиля, думали, что делать. И никто – ни папа Антон, ни мама Альма, ни маленькая Ида, ни Альфред и Лина, – никто не мог придумать, как высвободить Эмиля.

– Ой, Эмиль плачет, – сказала маленькая Ида.

Несколько крупных слезинок вытекло из-под супницы и покатилось по щекам Эмиля.

– Это не слёзы, – возразил Эмиль. – Это мясной суп.

Он по-прежнему хорохорился, но, видно, ему было совсем несладко. Подумать только, вдруг он никогда не избавится от супницы? Бедный Эмиль, на что же он теперь напялит свою «шапейку»? Мама Эмиля очень жалела малыша. Она снова хотела схватить кочергу и разбить супницу, но папа сказал:

– Ни за что! Супница стоила четыре кроны. Лучше поедем в Марианнелунд к доктору. Уж он-то освободит Эмиля. И возьмёт с нас всего три кроны, так что одну крону мы всё же выгадаем.

Маме понравилась папина затея. Ведь не каждый день удаётся выгадать целую крону. Сколько всего можно купить на такие большие деньги! Перепадёт что-нибудь и маленькой Иде, которая будет сидеть дома, пока Эмиль разъезжает по докторам.

В Катхульте начались поспешные сборы. Надо было привести в порядок Эмиля, умыть и одеть его в праздничный костюмчик. Причесать его, разумеется, было невозможно. Правда, мама ухитрилась просунуть в супницу палец, чтобы выскрести грязь из ушей мальчика, но это кончилось плохо: палец тоже застрял в супнице.

– Тяни его, вот так тяни, – советовала маленькая Ида, а папа Антон здорово разозлился, хотя вообще-то был человек добрый.

– Ну, кто ещё? Кому охота прицепиться к супнице? – закричал он. – Пожалуйста, не стесняйтесь! Я возьму большой воз для сена и заодно свезу к доктору в Марианнелунд весь Катхульт!

Но тут мама Эмиля сильно дёрнула руку и вытащила палец из супницы.

– Видно, не мыть тебе сегодня ушей, – сказала она, подув на палец.

Из-под супницы мелькнула довольная улыбка, и Эмиль сказал:

– Хоть какой-то прок от этой супницы.

Тут Альфред лихо подогнал повозку к крыльцу, и Эмиль вышел из дому. Он был такой нарядный в полосатом праздничном костюмчике, в чёрных башмаках на пуговках и с супницей на голове. По правде говоря, супница на голове была, пожалуй, и ни к чему, но, яркая и пёстрая, она, если на то пошло, напоминала какую-то необычайно модную летнюю шляпку. Плохо только, что она то и дело съезжала Эмилю на глаза.

Пора было ехать в Марианнелунд. Вскоре все были готовы, и повозка тронулась в путь.

– Присматривай без нас хорошенько за Идой! – закричала Лине мама Эмиля.

Она устроилась на переднем сиденье рядом с папой. На заднем сиденье восседал Эмиль с супницей на голове. Рядом с ним лежала его кепчонка. Не возвращаться же с непокрытой головой!

Хорошо, что он заранее подумал об этом.

– Что приготовить на ужин? – крикнула вдогонку Лина.

– Что хочешь! – ответила мама. – Не до того мне сейчас!

– Тогда сварю мясной суп! – сказала Лина. И тут же, увидев, как яркая, в цветочках, супница исчезает за поворотом, она вспомнила о случившемся и, обернувшись к Альфреду и маленькой Иде, грустно сказала: – Вместо супа будут пальты[3] и шпик!

Эмиль уже не раз ездил в Марианнелунд. Ему нравилось сидеть высоко на облучке и смотреть, как петляет дорога. Ему нравилось разглядывать хутора, мимо которых они проезжали, живших там ребятишек, лаявших у калиток собак, лошадей и коров, которые паслись на лугах. Однако на этот раз поездка была не из весёлых. На этот раз он сидел с супницей на голове. Она совсем закрыла ему глаза, и он ничего не видел, кроме носков своих собственных башмаков, которые с трудом различал из-под супницы сквозь узкую щёлку. Поминутно ему приходилось спрашивать отца:

– Где мы сейчас? Уже проехали «Блины»? Скоро «Поросёнок»?

Эмиль сам придумал эти названия для всех хуторов вдоль дороги. Один он назвал «Блины», потому что однажды, проезжая мимо, видел, как двое толстых мальчуганов у калитки уписывали за обе щеки блины. «Поросёнком» он окрестил другой хутор в честь маленького резвого поросёнка, которому иногда почёсывал спинку.

Теперь Эмиль мрачно сидел сзади, уставившись на носки башмаков, и не видел ни блинов, ни резвых поросят. Неудивительно, что он всё время ныл:

– Где мы сейчас? Далеко ещё Марианнелунд?.. Когда Эмиль с супницей на голове вошёл в приёмную доктора, там было полно народа. Все, кто сидел в приёмной, пожалели мальчика. И понятно: с ним стряслась беда. Только один щупленький старикашка при виде Эмиля не удержался от смеха, словно это так весело – застрять в супнице.

– Хо-хо-хо! – смеялся старикашка. – Уши у тебя, что ли, зябнут, малыш?

– Не-а, – отозвался Эмиль.

– Зачем же ты тогда нацепил этот колпак? – спросил старикашка.

– Чтоб уши не озябли, – ответил Эмиль.

Он за словом в карман не лез, даром что был мал!

Но тут Эмиля позвали к доктору. Доктор не смеялся, он только сказал:

– Здравствуй, здравствуй! Что ты там делаешь в супнице?

Эмиль не мог, конечно, видеть доктора, но поздороваться с ним было просто необходимо. Эмиль вежливо поклонился, низко склонив голову вместе с супницей. И тут раздался звон: дзинь! Супница, расколотая на две половинки, лежала на полу. Потому что Эмиль ударился головой о письменный стол доктора.

– Плакали наши четыре кроны, – тихонько сказал папа Эмиля маме.

Но доктор его услыхал.

– Нет-нет, одну крону вы всё-таки выгадали, – заметил он. – Когда я вытаскиваю из супниц маленьких мальчиков, я беру за это пять крон. А на этот раз он сам себя вытащил.

Папа очень обрадовался. Он даже был благодарен Эмилю за то, что тот разбил супницу и сэкономил одну крону. Проворно подняв обе половинки супницы, папа вышел из кабинета с Эмилем и его мамой. На улице мама сказала:

– Подумать только, мы опять выгадали. На что же мы потратим крону?

– Ни на что, – ответил папа. – Мы её сбережём. А пять эре[4] Эмиль честно заработал. Пусть он их положит дома в копилку.

Вынув из кошелька монетку в пять эре, папа дал её Эмилю. Угадай, обрадовался Эмиль или нет?