Михаил Шолохов в воспоминаниях, дневниках, письмах и статьях современников. Книга 1. 1905–1941 гг. - Виктор Петелин

К сожалению, эта давняя глупость литературных чиновников аукнулась и в сегодняшних литературных баталиях: одни превозносят «Доктора Живаго», включают в проект нового стандарта для старшей школы, внушают во всех «демократических» СМИ у нас и за рубежом, что это произведение чуть ли не единственное правдивое произведение о революции и Гражданской войне, другие упорно утверждают, что «Доктор Живаго» – «слабенький роман», «который критики», «как ни пытались раскрутить, так и не раскрутили». И действительно, сколько я ни пытался всерьез исследовать это сочинение, застревал на половине романа, выдыхался, как будто несу непомерную тяжесть, да еще и на крутую гору: настолько банально развитие сюжета, настолько сухи и безжизненны образы, претенциозны философские рассуждения, скучны лирические описания, да и события широко известны по произведениям выдающихся мастеров русской классики…

И жалкие русофобы из Министерства образования предлагают это сочинение включить в качестве обязательного в школьную программу, а «Тихий Дон» и «Поднятую целину» М. Шолохова выбросить… Ну и ну!

В связи с этим возникает поднадоевший за многие лета вопрос: Солженицын и Шолохов, так называемый «шолоховский вопрос». Тридцать лет ненавистники и завистники пытаются низвести Шолохова с народного пьедестала, столько напраслины было высказано за это время, что просто диву даешься тем глупостям, которые широко распространялись в средствах массовой информации после выхода в свет в 1974 году, в Париже, клеветнической книжонки, опубликованной с предисловием Солженицына. В то время Солженицын прослыл страдальцем, мучеником, его авторитет в мире был довольно высок, и он воспользовался своим авторитетом для низкой цели – возродить давно забытую и отвергнутую клевету, будто Михаил Шолохов раздобыл рукопись какого-то гения и переписал ее, внося бездарную отсебятину.

Так Солженицын отомстил Шолохову…

А вроде бы ничто не предвещало возникновения и развития такой злобной мстительности. Впервые Солженицын и Шолохов столкнулись на правительственном приеме у Хрущева. Солженицын растерялся и ничего не успел сказать Шолохову, которого всю жизнь боготворил, восхищаясь «Тихим Доном». И о своей растерянности, о высоких чувствах, которые он питал к автору «Тихого Дона», высказывался в телеграмме в Вешенскую сразу же после этого случайного столкновения в толпе, клубившейся около Хрущева.

Но стоило Шолохову высказать свое отношение к Солженицыну, как отношение круто изменилось, лишь одну фразу обронил Шолохов на вопрос корреспондента одной из западных газет: «Как вы относитесь к Солженицыну?» К Шолохову, после получения им Нобелевской премии, приезжали десятки, сотни журналистов, вопросы были самые разные.

– Не всякую мемуарную литературу можно назвать художественной, – сказал Шолохов.

Эта фраза облетела весь мир, стала известна и Солженицыну, тщеславному и самолюбивому, возомнившему уже тогда, в 1965 году, что его ожидает слава Художника, Творца, Создателя великих художественных образов, а его назвали всего лишь автором мемуарной литературы… Было от чего прийти в ярость и затаить злобу.

А через год произошло еще одно литературное событие, которое окончательно окрасило отношения Солженицына к Шолохову. «Новый мир» задумал опубликовать роман Солженицына «В круге первом», набрали, сверстали, но цензура отказалась подписать его в таком виде, предложив свои сокращения. Твардовский попросил Секретариат Союза писателей СССР, органом которого и был журнал «Новый мир», обсудить роман и предложить для печати приемлемый вариант как для автора, так и для общества. Предложили прочитать и Шолохову, как одному из секретарей СП СССР.

«Прочитал Солженицына «Пир победителей» и «В круге первом», – писал Шолохов в Секретариат ССП 8 сентября 1967 года. – Поражает – если так можно сказать – какое-то болезненное бесстыдство автора. Свои антисоветские взгляды Солженицын не только не пытается скрыть или как-то завуалировать, он их подчеркивает, выставляет напоказ, принимая позу этакого «правдооткрывателя», человека, который, не стесняясь, «режет правду-матку» и указывает со злостью и остервенением на все ошибки, все промахи, допущенные партией и Советской властью, начиная с 30-х годов.

Что касается формы пьесы, то она беспомощна и неумна. Можно ли о трагедийных событиях писать в оперативном (опечатка в тексте, возможно: в опереточном. – В. П.) стиле, да еще виршами такими примитивными и слабенькими, каких избегали в свое время даже одержимые поэтической чесоткой гимназисты былых времен! О содержании и говорить нечего. Все командиры русские и украинец либо законченные подлецы, либо колеблющиеся и ни во что не верящие люди. Как же при таких условиях батарея, в которой служил Солженицын, дошла до Кенигсберга? Или только персональными стараниями автора?

Почему в батарее из «Пира победителей» все, кроме Нержина и «демонической» Галины, никчемные, никудышные люди? Почему осмеяны солдаты русские («солдаты-поварята») и солдаты татары? Почему власовцы – изменники Родины, на чьей совести тысячи убитых и замученных наших, прославляются как выразители чаяний русского народа? На этом же политическом и художественном уровне стоит и роман «В круге первом».

У меня одно время сложилось впечатление о Солженицыне (в частности, после его письма съезду писателей в мае этого года), что он душевнобольной человек, страдающий манией величия. Что он, Солженицын, отсидев некогда, не выдержал тяжелого испытания и свихнулся. Я не психиатр и не мое дело определять степень поражения психики Солженицына. Но если это так, – человеку нельзя доверять перо: злобный сумасшедший, потерявший контроль над разумом, помешавшийся на трагических событиях 37 года и последующих лет, принесет огромную опасность всем читателям и молодым особенно.

Если же Солженицын психически нормальный, то тогда он по существу открытый и злобный антисоветский человек. И в том и в другом случае Солженицыну не место в рядах ССП. Я безоговорочно за то, чтобы Солженицына из Союза советских писателей исключить.

В ноябре 1969 года Солженицына действительно исключили из Союза писателей СССР, а на Западе из него сделали гения, мученика, страдальца, дали Нобелевскую премию, то есть все произошло точно так же, как и с Борисом Пастернаком: глупость литературных чиновников и власть имущих в государстве породила западный «бум» вокруг личности и творчества Солженицына.

Ну а затем, через четыре года после присуждения Нобелевской премии, в 1974 году Солженицын нанес ответный удар Шолохову, издав в Париже «Стремя «Тихого Дона» со своим предисловием, в котором напомнил «слухи» 20-х годов, что Шолохов «нашел готовую рукопись (по другим вариантам – дневник) убитого казачьего офицера и использовал ее».