Спасение по-русски - Иван Стрельцов

– Все верно, – закивал Журавлев, его палец ткнул в физиономию бизнесмена. – Это Ганс Краух, бывший офицер внешней разведки гэдээровской «Штази». Он довольно плодотворно поработал на поприще невидимого фронта, а когда Горби сдал Западу друга Хоннекера, остался там, куда его судьба забросила, – в Анголе. Вскоре стал преуспевающим бизнесменом, а заодно и серым кардиналом всего Черного континента.

– Зачем он вам нужен? – Волин уже догадался, о чем пойдет речь.

– Он один из наиболее влиятельных фигур в политической жизни Африки. А Африка, между прочим, кладовая всех природных богатств мира. Наши соседи, китайцы, довольно активно осваиваются там. В Мозамбике валят лес, в Судане бурят нефтяные скважины, в Конго добывают кобальт, и так далее, и тому подобное, включая золото, алмазы и уран. И это только Китай, не говоря об американцах и капиталистах старой доброй Европы.

– Говорите, кладовая природных богатств, – скептически усмехнулся Волин, правой рукой почесав переносицу. – Нам бы со своей кладовой разобраться, довести ее до ума.

– Со своим мы всегда успеем разобраться, а работа на стороне – это не только добыча полезных ископаемых. Это обеспечение высокооплачиваемых рабочих мест, подготовка специалистов и даже контроль мирового рынка. Не говоря уже о том, что Африканский материк – это серьезное преимущество в военно-стратегическом значении.

Выслушав генеральскую тираду, Игорь не удержался от очередной усмешки, что вызвало настоящий взрыв гнева со стороны Журавлева.

– Да, наши дипломаты и политики сейчас слабы и дезориентированы, больше напоминая контуженых. Армия не только из рук вон плохо оснащена, после Хасавюрта вообще потеряла уверенность в своих силах. Но все это временно, такое в нашей истории происходило не раз, и когда придет время, мы должны быть готовы к активным действиям. Как морпех ты должен понимать: ни одна высадка не будет успешной, если для начала не захватить плацдарм. Так?

– Понятно… Только если Ганс работал на внешнюю разведку «Штази», почему с ним сейчас не может «дружить» наша СВР?

Такой оборот понравился генерал-полковнику.

– Работа в учебном заведении пошла тебе на пользу. Даже если СВР и работает с Краухом, это ничего не меняет. У них свои цели, у военной разведки свои.

– Согласен, – наконец капитулировал Волин. – Только как мне в очередной раз выйти на Ганса? Поехать в Африку?

– Пока это лишнее. Никаких резких телодвижений делать не надо, немец сам на тебя выйдет. Такие профессионалы, как ты, – его золотой запас.

Игорь снова почесал переносицу, Журавлев этот жест принял как проявление сомнений.

– Идем со мной, – Андрей Андреевич прошел в комнату отдыха.

Небольшое помещение было обставлено удобной кожаной мебелью – диван, два кресла, посредине журнальный столик, на котором лежала толстая картонная папка с матерчатыми завязками. – Вот, здесь наши спецы насобирали информацию о последних днях официальной службы Крауха. Ознакомься, это поможет тебе понять психологический потрет фигуранта. Прочитай, потом решишь сам, как поступать.

Журавлев молча вышел из комнаты, плотно прикрыв за собой дверь.

Игорь Волин опустился в одно из кресел, подвинул поближе стеклянную пепельницу, достал сигареты, зажигалку и только потом взялся за папку, на лицевой стороне которой было нацарапано черным, явно высохшим фломастером «Тот, кто не вернулся»…

Часть I

Тот, кто не вернулся

Историческая справка

После объединения Германии из Анголы отказались вернуться более пятисот военных советчиков спецcлужбы ГДР.

Новое задание

В это время года в Анголе настоящий «бархатный сезон». Легкий океанский бриз обдувает кожу, а солнце нежно ее ласкает.

Но на огромном пляже пустынно, для многочисленных толп отдыхающих явно не сезон. Только одинокий шезлонг стоит у самой воды. Ноги сидящего в нем человека по щиколотку опущены в голубоватую океаническую воду. Волны лениво массируют ступни, гладят пляжный песок.

Сидящему в шезлонге мужчине на вид лет тридцать пять – тридцать семь, хорошо сложенная фигура, загорелая кожа обтягивает бугры мышц. Худое обветренное лицо с большими серыми глазами, правильный разрез рта, подбородок конической формы, широкий лоб венчает щетка коротко остриженных волос, выгоревших под безжалостным африканским солнцем. Его лицо можно было бы назвать привлекательным, если бы не нос. Он казался налепком природы, большой, как клюв ворона, с римским горбом, придавал своему хозяину вид свирепого патриция.

Мужчина был в шортах цвета хаки до колен и черной открытой майке с красивой красной надписью на груди: «Рэмбо, первая кровь». Зажав зубами толстую коричневую кубинскую сигару, усиленно ею дымил. Глаза прикрыл в раздумьях.

«Итак, мир рушится. Вернее, рушится мой мир, к которому я привык, в котором я всегда жил. После объединения двух Германий я, Ганс Краух, сын потомственных лейпцигских железнодорожников, остался без родины. Вернись я в так называемую Объединенную ФРГ, меня как минимум ждет пожизненное заключение. За все то, что я наделал против «свободного мира». Конечно, можно было что-то продать немецкой контрразведке, но что я знаю? Всю свою шпионскую карьеру провел как исполнитель, добросовестный чернорабочий разведчик».

Вытащив изо рта окурок сигары, он щелчком отправил его в голубую океанскую даль.

Сейчас Краух вспомнил полковника Карейра, начальника разведки седьмой кубинской бронетанковой дивизии, где он после эвакуации из ЮАР служил в качестве военного советника. Когда кубинцы возвращались домой, седьмая дивизия была последней, покидающей Анголу. Тогда-то Пабло Карейра и предложил Гансу обрести вторую родину на острове Свободы. На что Краух ответил, грустно улыбаясь:

– Нет, полковник. Хотя спасибо за приглашение. Но мир рушится и может случиться так, что завтра вы станете преступником в собственной стране только за то, что исполняли свой долг. Мне бы не хотелось быть преступником сразу в обеих родинах, это уж слишком. Тем более что скрываться на острове куда сложнее, чем на материке. Это шпионская диалектика.

На том они и расстались.

Поднявшись с шезлонга, Ганс с хрустом потянулся, солнце начинало припекать, пора было прятаться в тень. Сложив шезлонг, он двинулся через пляж в направлении шеренги белых коттеджей.

Небольшой курортный поселок, состоящий из трех дюжин одноэтажных домиков, на самом деле был офицерским городком, раскинувшимся на территории оставленной кубинцами военной базы. После ухода союзников ангольское командование разместило там полк охраны, чтобы уберечь базу от разграбления местным населением.

Часовые и патрули новой охраны располагались вдоль периметра внутреннего заграждения. В офицерском городке проживало несколько немецких военных специалистов. Но, в отличие от Крауха, они были при деле и появлялись на базе лишь по выходным. В будущем, как слышал Ганс, на базе собирались открыть учебный центр для новой Ангольской армии, и он рассчитывал на место там. Как-никак, а опыт подготовки молодых бойцов революции у него был.

Оставив шезлонг на крыльце коттеджа, Ганс вошел внутрь. Здесь было хорошо, прохладно. Японский кондиционер работал бесшумно, охлаждая воздух. Раздевшись догола, Краух вошел в душевую, он любил после пляжа смывать океанскую соль тугими струями воды. А после докрасна растираться махровым полотенцем.

Набросив на влажное тело длинный банный халат, он вышел на кухню. В холодильнике дожидалась своего часа литровая бутылка «Столичной» и несколько желтых лимонов. Взяв бутылку и один лимон, он захлопнул дверцу холодильника. На столе стоял двухсотграммовый граненый стакан из грубого серого стекла, изделие советских стекольных заводов.

Наполнив стакан на три четверти водкой, Ганс выдавил туда сок и мякоть лимона. Жидкость стала ядовито-желтой, в ней плавали лохмотья мякоти. Всыпав туда по пол-ложки красного и черного молотого перца, он все это перемешал, и, подняв на уровень лица, опрокинул в рот, осушив стакан одним большим глотком.

Это был своего рода ритуал, каждое утро Краух употреблял стакан насыщенной водки, считая, что таким образом защищает свой организм от местных инфекций.

Через несколько минут на него наваливалась алкогольная депрессия, тогда Ганс вспоминал фильмы о русских белогвардейцах, которые, потеряв свою родину, где-то в парижских кабаках играли с жизнью в «русскую рулетку». Вспоминая это, он смотрел в дверной проем, откуда была видна вешалка с его полевой формой, поверх которой висел ремень с кобурой и автоматическим пистолетом в ней.

Для игры в «русскую рулетку» русский «токарев» не годился. У него не бывало осечек.

Сейчас размышления Крауха о «русской рулетке» прервал зуммер телефона.

В гостиной перед диваном стояла уродливая коробка полевого телефона.