Красавица - Рэй Брэдбери

— Ага, испугались, — невозмутимо усмехнулся Джордж. — Испугались, что я ее у вас украду, верно? Вы боитесь правды, боитесь, как бы я не доказал, что она вовсе не была такой, как видится сейчас. Я заставил вас пойти на попятную. Припугнул.

— Спокойной ночи, Джордж, — повторил старик бесконечно усталым голосом и не шевельнулся.

— Спокойной ночи, — откликнулся Джордж, спускаясь по ступенькам крыльца.

Засунув руки в карманы, он шел по улице с гордо поднятой головой и насвистывал какой-то мотив, прерываемый лишь ухмылкой.

— Соглашайся, Джек, что тут такого?

— Ты чокнутый, Джордж!

— Никто не узнает. Зато я успокоюсь.

— Джордж, брось ты эту затею! Бога ради! Не дури, Джордж.

— Небо чистое, ночью будет в меру прохладно и в меру тепло.

— А дело-то грязное и не в меру отвратительное.

— Растерял кураж?

— Уж на кладбище я его точно не найду, черт побери, а тем более в могиле приличного человека.

— Старики вечно заносятся, пора поставить их на место.

— А что им еще остается? Плюнь, Джордж. Не парься. Чего ты добиваешься? Много ли у них радостей? Зачем лишать их последнего, объясни?

Гроб зиял пустотой.

Вернее, сначала показалось, что там пусто. Но потом дуновение ветерка всколыхнуло несколько предметов. И Джордж Грей, склонившись над могилой, опустил глаза и стал рассматривать эти предметы, пересчитывать, выговаривать их названия, которые запомнились ему на долгие годы; и злость отхлынула — он почувствовал, как она стекает у него из глаз, изо рта, слетает с губ, сочится из-под ребер и спинных мышц. Он не противился, когда она растаяла, будто одежда из тонкой папиросной бумаги, смытая дождем и обнажившая его тело.

Потому что в могиле находилось вот что.

Молодой побег зеленого папоротника, мягкий, как вздох. Свежий листок летней мяты. Спелый августовский персик, согретый теплом цветущей ветви. Живая лиловая фиалка. Алая роза. И тонкая летняя травинка. Больше ничего.

У всего было свое неслучайное место: у зеленого папоротника — одно, у персика — другое, у алой розы и летней травинки — третье; вместе они образовывали очертания, форму, сущность. Стоя над могилой, Джордж Грей внезапно увидел мысленным взором весь тот день, до мельчайших подробностей: был там и мистер Пирс, и еще полдюжины стариков, и хранитель этой необъятной, безмолвной территории за оградой с железными ворогами: все они сообща, под палящим солнцем, копали, примерялись, рассчитывали, планировали, закидывали землей, а потом ходили кругами, закинув лопаты на плечо, и улыбались. А для чего? Чтобы обратить неверующего в свою веру, принять в свой клан последнего в городе скептика и циника. Чтобы он придержал язык, перестал сомневаться и не сыпал угрозами. Джордж взглянул на другой конец этого мраморного поля: там возвышалась труба маленького домика с топкой, откуда все еще поднималась в небо тонкая ниточка дыма.

В последний раз он обвел взглядом цветы, и неокрепший зеленый папоротник, и тонкую травинку. Потом бережно опустил крышку и начал закидывать ее землей, размеренно и бесшумно.

К полуночи он добрался до начала своей улицы. В пять минут первого, проходя мимо дома старика, Джордж услышал, как его окликнули. Он поднялся на крыльцо.

— Здравствуй, Джордж, — поприветствовал его старик.

— Здравствуйте, — неуверенно ответил он.

— Джордж, — помолчав, спросил старик, — ты все еще чувствуешь в себе желчь и досаду?

— Я великолепно себя чувствую, — ответил Джордж.

— Ты изменил свое мнение после нашей последней встречи? — спросил старик. — Что ты теперь думаешь?

И Джордж ответил:

— Она красавица. Богом клянусь, прекраснее не видел никого на свете.

— Отрадно это слышать, Джордж, — сказал старик, — отрадно слышать. А знаешь что, приходи-ка завтра вечерком — сразимся в шахматы.

— Приду, сэр.

— Разгромлю тебя в пух и прах, сынок!

— Не сомневаюсь, сэр.

— Ну что ж, спокойной ночи, Джордж.

— Спокойной ночи, сэр.

Джордж спустился по ступенькам и зашагал своим путем, оставив старика сидеть в темноте. Он шел не оборачиваясь, лишь молча помахал рукой, когда тот вдогонку еще раз пожелал ему спокойной ночи, а когда Джордж распахнул дверь своего дома, его лица вдруг легко-легко коснулась ночная бабочка — и тотчас исчезла, будто ее и не было.