Дом одиноких сердец - Чингиз Абдуллаев

– Пусть не экономит. Посоветуй ему сделать это немедленно. Речь идет о судьбе его сына. А мы с тобой встретимся с главным врачом этого хосписа. Ты знаешь, что такое «хоспис»?

– Примерно представляю. Когда у меня обнаружили онкологическое заболевание, я был уверен, что закончу свои дни именно в таком заведении. У моей семьи не было тогда денег даже на лечение меня от ангины. Если бы ты тогда не спас меня…

– Второе предупреждение. Ты приехал за мной в аэропорт, чтобы всю дорогу вспоминать о моем величии? Давай навсегда закроем эту тему. Ты спас себя сам. И сам сумел выжить вопреки всему, вопреки прогнозам врачей. Ну, и удачная операция, которую тебе сделали, она прежде всего сыграла свою роль. Поэтому благодари врачей, а не меня. А хоспис – действительно страшная штука, даже думать об этом учреждении страшно. Место, где доживают свои дни безнадежно больные люди. Можно придумывать массу всяких удобных выражений, но это именно такое заведение. И любой врач, который там работает, почти герой, а пациенты должны иметь своеобразное мужество. Ведь все мы так или иначе приговорены к смерти. Только у некоторых есть отсрочка в двадцать, тридцать, пятьдесят, даже девяносто лет. А у некоторых срок исчисляется днями или неделями. Вот и вся разница.

– Ты вернулся каким-то странным, – заметил Вейдеманис. – Что-нибудь случилось?

– Нет. Просто с годами я начинаю задумываться и о смысле нашего существования, и о бренности наших усилий. Столько лет занимаюсь поисками всякого рода мерзавцев и проходимцев и каждый раз удивляюсь, что их количество растет пропорционально росту человечества. Как будто есть некий заданный процент отрицательных персонажей, который не меняется. И не зависит ни от развития технологий, ни от расцвета науки. Как процент красивых женщин, гениев или кретинов, так и процент мерзавцев. Пропорции остаются одинаковыми. Может, в этом заложен какой-то смысл? Некая стабилизирующая цивилизацию форма отношений? Как в живой природе, где есть хищники и есть жертвы. Кажется, хищников даже иногда называют «санитарами природы» – они уничтожают слабых и больных. Может, и в нашем обществе действуют те же законы? Только там природа сама выступает в роли регулятора, а здесь получается, что мы с тобой невольно выступаем некими «регуляторами» цивилизации?

– Тогда давай поменяем профессию и станем адвокатами, – предложил Эдгар, – и будем защищать преступников. Ты считаешь, что будет лучше, если ты перестанешь разоблачать их?

– В твоих словах чувствуется некоторое пренебрежение к адвокатам. А это ведь самая выдающаяся форма человеческих отношений, какую только выработала наша цивилизация. Возможность предоставить человеку профессиональную защиту от государства, от государственного обвинителя в судебном поединке – это безусловное достижение нашего мира. А насчет «регуляторов» я думаю, что, создав нас непохожими на других живых существ, Бог или природа разрешили нам создавать и некие правила внутри своих коллективов, которые не должны нарушаться ни при каких обстоятельствах. Когда тебе должен позвонить этот врач?

– Сегодня вечером.

– В таком случае давай с ним встретимся. Часов в восемь, если он сумеет приехать к этому времени. И будет лучше, если мы поговорим в нашем офисе, а не у меня дома.

– Мы так и сделаем, – согласился Вейдеманис. – Я думал, что ты захочешь сегодня отдохнуть…

– Со мной не каждый день хочет встретиться главный врач из хосписа, – напомнил Дронго. – А насчет Архипова… Ты знаешь, я подумал, что неприлично отказывать человеку только потому, что у него много денег и он упустил своего сына. Таким образом сказывается наше предубеждение ко всем богатым людям. Это уже такой советский неизлечимый синдром, все богатые – однозначно жулики.

– Можно подумать, что ты знаешь честных миллионеров в бывшем Советском Союзе, – пробормотал Вейдеманис.

– Вот-вот. Я же говорю, что это советский синдром «недобитых интеллигентов». Хотя какой ты интеллигент. Они бы тебе и руки не подали в те времена. Ведь ты был офицером такой ненавистной организации. А ты еще жалуешься на своих мирных латышей. Давай сделаем так. Я сам позвоню Архипову и постараюсь тактично объяснить ему, что там нужен хороший адвокат, а не частный детектив. И моя поездка не принесет такой пользы, как работа профессионального адвоката.

– Он решит, что ты сумасшедший, отказываешься от его предложения.

– Он решит, что я порядочный человек, – возразил Дронго, – и, как бизнесмен, поймет, что я пытаюсь сохранить его деньги.

– Поступай как знаешь, – кивнул Эдгар. – Значит, сегодня в восемь часов вечера мы будем ждать Степанцева у себя?

– Да. И не забывай, что его рекомендовал сам Бурлаков. А академик не будет давать мой номер телефона кому попало. В этом я убежден.

Он замолчал и снова отвернулся. Машина затормозила у светофора.

– У тебя все в порядке? – неожиданно спросил Вейдеманис.

– Да, – ответил Дронго, глядя в окно, – все в идеальном порядке. За исключением того небольшого обстоятельства, что я начал задумываться над смыслом своей работы. Как ты думаешь, может, мне пора уходить на пенсию? Почти во всех странах мира именно в моем возрасте отправляют на пенсию комиссаров полиции и старых детективов.

– Именно в нашем возрасте человек становится мудрее, – возразил Эдгар, – опытные профессионалы работают консультантами, педагогами, руководителями разных курсов или просто советниками. Их нигде в мире не отпускают просто так. Ты это хотел услышать?

Дронго повернул голову и, улыбнувшись, взглянул на друга. Больше они не сказали ни слова, пока не доехали до дома.

Глава 2

Их небольшой офис располагался на проспекте Мира в Москве. Собственно, таких офисов было два – один в Москве, другой в Баку. Оба небольшие, трехкомнатные, в одной из комнат был кабинет самого Дронго, другая служила кабинетом для его напарников, а третья комната была своеобразной приемной, где работала секретарь – в те дни, когда самого эксперта не было в городе. Адреса офисов не афишировались и никогда не публиковались в открытой печати. О них знали только посвященные, которые появлялись здесь с ведома и согласия самого Дронго или его друзей. Ключи от московского офиса были только у двоих напарников – Эдгара Вейдеманиса и Леонида Кружкова, супруга которого числилась секретарем их небольшой компании. В отсутствие самого Дронго и Эдгара супруги Кружковы получали почту и отвечали на письма, приходившие в последнее время больше по электронной почте. Но в момент появления посетителей никого из них здесь не бывало. Это делалось и для удобства самих супругов Кружковых, и в целях их безопасности, чтобы посторонний человек не смог их увидеть. Только Вейдеманис и сам Дронго принимали здесь своих гостей.

В этот вечер сюда постучался Федор Николаевич Степанцев, главный врач хосписа, так настойчиво просивший об этой встрече.

Степанцев вошел, тщательно вытерев ноги о коврик. Снял свой плащ и шляпу, повесил их на вешалку. Ему было лет пятьдесят пять. Среднего роста, в очках, характерные для его возраста залысины, редкие седые волосы. Одет он был в довольно дорогой костюм, что сразу отметили оба эксперта. Галстук был подобран в тон голубой сорочке. Дорогая обувь дополняла его облик. Он взглянул на Вейдеманиса, который пригласил его пройти в кабинет. Дронго вышел из кабинета, чтобы поздороваться с гостем.

– Я много о вас слышал, – начал гость, – позвольте представиться. Федор Николаевич Степанцев. Как мне к вам обращаться?

– Меня обычно называют Дронго, – услышал он в ответ.

– Что ж известная кличка, – улыбнулся Федор Николаевич, входя в кабинет. – Вам нравится, когда вас называются именно так?

– Наверно, это уже привычка, – ответил Дронго. – Судя по всему, вы не только онколог? Я угадал?

– Моя профессия подразумевает, что я обязан быть еще и психологом, – пояснил Степанцев, усаживаясь на стул, – особенно учитывая состояние некоторых больных. Вообще-то я хирург, но практикую уже много лет. Простите, я представлял вас себе несколько иначе. Мне казалось, что вы старше и выглядите по-другому.

– Я знаю, – кивнул Дронго, – обычно мы рассчитываем интеллект по формуле «разум минус физическое совершенство». Нам кажется, что любой интеллектуал, претендующий на некие возможности, должен обладать тщедушным телом и внешностью придавленного своими возможностями Знайки из Солнечного города. Помните, была такая замечательная книга про коротышек и Незнайку?

– Помню, конечно, – улыбнулся Степанцев, – сам читал ее в детстве. Сколько лет уже прошло… Не меньше полувека. А вы ее помните?

– Во всех подробностях. Носов написал прекрасные книги. Особенно про путешествие на Луну. Первые опыты общения с капиталистами. Он как будто чувствовал, что произойдет в конце двадцатого века, когда люди начнут миллионами превращаться в обычных животных, оглупляемых телевидением и журнально-газетным гламурным валом. Но не будем отвлекаться. Итак, вы хотели со мной встретиться и для этого даже попросили академика Бурлакова дать вам мой номер телефона. Я могу узнать, чем именно вызван такой интерес?