Противостояние.Том I - Стивен Кинг

Я не стал восстанавливать все четыре сотни изъятых когда-то страниц: одно дело — писать текст сразу, другое — просто вставлять извлеченные куски на место. Кое-что из того, что при сокращении рукописи упало на пол цеха раскроя, заслуживало такой участи, пусть там и остается. Другие фрагменты, например стычки между Фрэнни и ее матерью в первых главах романа, придают ему ту живость и глубину, которые мне как читателю всегда доставляют огромное удовольствие. Вернемся ненадолго к сказке «Гензель и Гретель». Может быть, вы вспомните, что жестокая мачеха требует от своего мужа принести ей сердца детей как доказательство того, что злополучный дровосек выполнил ее приказ. Дровосек проявляет, однако, слабые признаки разума, догадавшись показать ей сердца двух кроликов. Или взять знаменитый эпизод, когда Гензель помечает свой путь кусочками хлеба, чтобы по этому следу найти обратную дорогу. Смышленый парень! Но когда он попытался вернуться, оказалось, что птицы все склевали. Ни один из этих фрагментов ничего существенного к основному сюжету не добавляет, но именно они являются великими, магическими составляющими всего повествования. Благодаря им скучная история превращается в волшебную сказку, которая ужасает и завораживает читателей вот уже больше века.

Хоть и подозреваю, что ни одно из внесенных мной дополнений не может сравниться с дорожкой из хлебных крошек, я всегда сожалел, что никто, кроме меня и нескольких сотрудников издательства «Даблдей», так и не узнал о маньяке, называвшем себя просто Малыш, как и о том, что случилось с ним за пределами туннеля, находящегося на расстоянии в полконтинента от другого туннеля — туннеля Линкольна в Нью-Йорке, через который пробираются два других персонажа в первой книге романа.

Итак, перед вами, мои Верные Читатели, роман «Противостояние» в том виде, в каком автор изначально предполагал вывести его из выставочного зала. К лучшему или к худшему, вся его хромированная отделка полностью восстановлена. И наконец, решающая причина реконструированного издания романа представляется самой простой. Хотя «Противостояние» не является моим любимым детищем, мои поклонники ценят его выше остальных произведений. На редких творческих встречах меня всегда спрашивают об этом романе. Читатели обсуждают героев романа как реально существующих людей и часто интересуются их судьбами, как будто я регулярно получаю от них письма.

Меня также неизменно спрашивают, будет ли когда-нибудь поставлен фильм по этому роману. А почему бы нет, отвечаю я. Будет ли экранизация удачной? Не знаю. Фантастические фильмы, не важно, хорошие или плохие, почти всегда странным образом ослабляют эффект своих литературных предшественников. Впрочем, и здесь встречаются исключения. В первую очередь на ум приходит «Волшебник Страны Оз». Во время обсуждений людям нравится распределять роли. Роберт Дюваль создал бы неподражаемого Рэндалла Флагта, но мне доводилось слышать, как читатели предлагали на эту роль и Клинта Иствуда, и Брюса Дерна, и Кристофера Уокена. Все эти имена звучат неплохо, так же как из Брюса Спрингстина мог бы получиться интересный Ларри Андервуд, если бы он попробовал его сыграть (думаю, он блестяще с этим справился бы… хотя лично я выбрал бы Маршалла Креншоу).

А вообще-то полагаю, что лучше всего для Стю, Ларри, Глена, Фрэнни, Ральфа, Тома Каллена, Ллойда и того темного человека принадлежать исключительно читателю, воображение которого будет расцвечивать их образы такими яркими, постоянно меняющимися красками, какие недоступны ни одной кинокамере. Ведь фильмы, в конце концов, лишь иллюзия движения, заключающегося в смене тысяч статичных кадров, тогда как воображение — это нескончаемый живой процесс. Киноверсия, даже очень удачная, всегда беднее литературного оригинала. Каждому, кто посмотрел фильм «Полет над гнездом кукушки» до того, как прочел одноименный роман Кена Кизи, будет трудно или даже новее невозможно представить Рэндла Патрика Макмерфи иным, чем Джек Николсон. Не то чтобы это было обязательно плохо… но это ограничивает. Великолепие хорошего рассказа заключается именно в его безграничности и подвижности; хороший рассказ воспринимается каждым читателем по-своему.

В заключение признаюсь, что шипу книги, чтобы получить удовольствие самому и доставить его другим. Надеюсь, что в этой длинной истории о мрачном христианском мире я справился с обеими задачами.

24 октября 1989 года

Снаружи улица в огне,Там плоть и вымысел сплелисьВ смертельном вихре вальса.Поэты же, не в силах петь,В молчании стоятИ лишь со стороны глядятНа эту круговерть.Но посреди кромешной тьмыБесчестней слов молчаниеВот мрак сгустился —Пробил час их противостояния.И их сегодня поглотит,Пронзенных, но живых,Бездонный черный лабиринт.

Ей дальше не двинуться! Ясно!Двери распахнулись, ветер впуская,Свечи вспыхнули, угасая,Шторы взметнулись — и Он, появилсяИ сказал; «Не бойся,Иди ко мне, Мэри».И она не испугалась,И побежала к нему,И протянула ему руку,И они полетели…«Вперед, Мэри,Не бойся жнеца!»

ЧТО ЖЕ ЭТО ЗА БОЛЕЗНЬ?

ЧТО ЖЕ ЭТО ЗА БОЛЕЗНЬ?

ЧТО ЖЕ ЭТО ЗА БОЛЕЗНЬ?

КРУГ РАЗМЫКАЕТСЯ

Нам нужно помочь, полагал Поэт.

Салли.

Невнятное бормотание.

— Вставай, Салли.

Бормотание стало громче: «Оставь-меня-в-покое».

Он потряс ее сильнее.

— Просыпайся же. Ты должна проснуться.

Чарли.

Это голос Чарли. Зовет ее. Давно ли?

Салли выплыла из сна.

Часы на ночном столике показывали четверть третьего ночи. Чарли тут быть не должно — ведь он на дежурстве. Туман в глазах рассеялся, Салли пристально посмотрела на мужа, и что-то дрогнуло у нее внутри от какого-то ужасного предчувствия.

Чарли был смертельно бледен. Его вытаращенные глаза, казалось, застыли. В одной руке он держал ключи от машины, а другой все еще тряс Салли, словно не понимая, что она уже проснулась.

— Чарли, что такое? Что случилось?

Похоже, он не знал, что ответить. Его кадык судорожно дергался, но в маленьком служебном домике не было слышно никаких звуков, кроме тиканья часов.

— Пожар? — задала она глупым вопрос. В ее представлении это была единственная вещь, способная привести его в такое состояние. Салли помнила, что родители Чарли заживо сгорели в собственном доме.

— Еще… — сказал он. — Еще хуже. Ты должна одеться, дорогая, и собрать малютку Ла Вон. Нам надо уходить отсюда.

— Почему? — спросила Салли, поднимаясь с кровати. Ее охватил темный страх. Все выглядело неправдоподобно, как во сне.

— Куда? Ты имеешь в виду на задний двор? — Но она знала, что спрашивает не о том. Никогда Салли не видела Чарли таким испуганным. Она потянула воздух носом, по не почувствовала запаха дыма или гари.

— Салли, дорогая, не задавай вопросов. Мы должны уехать отсюда. Далеко. Разбуди малютку Ла Вон и одень ее.

— Но… у нас есть время, чтобы уложить вещи?

Это как будто остановило его, привело в замешательство. Салли думала, что перепугаться больше, чем она, просто невозможно, по она ошибалась. Теперь она поняла, что мужем владеет не просто страх, а жуткая паника. Он растерянно провел рукой по волосам и ответил:

— Я не знаю. Я должен определить направление ветра.

С этими странными словами, которые ничего не объясняли, он вышел, а она так и осталась стоять босиком в своей кукольной ночнушке, дрожащая, испуганная и совершенно сбитая с толку. Уж не помешался ли он? Какое отношение имеет направление ветра к тому, есть ли у нее время на сборы? И как далеко нужно ехать? В Рено? Вегас? Солт-Лейк-Сити? И…

Она схватилась рукой за горло, задохнувшись от внезапной догадки.

САМОВОЛКА. Отъезд среди ночи означал, что Чарли собрался ДЕЗЕРТИРОВАТЬ.

Салли вошла в маленькую комнату, служившую детской для малютки Ла Вон, и остановилась на минуту, глядя на спящего под розовым одеялом ребенка. В ее душе еще теплилась надежда, что, быть может, все это — лишь странный сон. Он пройдет. Она, как обычно, встанет в семь утра, покормит малютку Ла Вон и поест сама, пока по телевизору будет идти первый час программы «Сегодня», а к восьми, когда Чарли вернется с ночной смены на северной вышке Зоны, приготовит для него яйца. Через две недели он опять начнет работать в дневную смену и уже не будет таким взвинченным, и рядом с ним ей перестанут спиться по ночам такие дурные сны, как этот, и…