Видеть тебя означает любить - Джоанна Брендон

— Ах, это все, конечно, прекрасно, но будет лучше, если я вернусь домой, — пробормотала Пеппер, всему на свете предпочитавшая родной Лос-Анджелес с его смогом и всем прочим. За несколько дней, проведенных в Британской Колумбии[2], она уже успела пресытиться новыми впечатлениями.

Пеппер ногой распахнула дверь дома, держа в руках охапку дров, обнаруженных под навесом по соседству. Внутри было также холодно и сыро, как и снаружи. Дыхание белыми клубами вырывалось изо рта. Огонь в огромном камине почти потух, пока она ходила за топливом.

Пеппер захлопнула дверь и устремилась к камину, там опустила дрова в специальный ящик и осторожно подложила в теплющийся костерок два маленьких полена. Выпрямившись, удивилась, почему не разваливается на части, такой замерзшей она себя сейчас чувствовала.

«Время ожидания тянется бесконечно», — всегда говорила ее мать. Припомнив эту житейскую мудрость, Пеппер повернулась к полосатой коричневой софе, на которой проводила ночи — ей было как-то неловко спать на постели Горлиссов.

Взгляд янтарных глаз оценивающе прошелся по убранству комнаты и смягчился, задержавшись на трех пейзажах, висящих на западной стене. Обитые кедровыми панелями стены, мебель блеклых осенних тонов и разбросанные по деревянному полу узорчатые коврики придавали гостиной вид сельского жилища. Пеппер вздохнула. Этот домик мог бы послужить ей наилучшим местом для отдыха и восстановления сил после нескольких месяцев почти круглосуточной работы, а вместо этого…

В камине со стуком упало полено, и она испуганно подскочила.

Долгое ожидание нервировало, а в сочетании с одиночеством в незнакомом доме превратило ее в трусиху — от малейшего шума сердце готово было выпрыгнуть из груди. Пеппер лихорадочно растерла руки, чтобы прогнать мурашки, появление которых нельзя было приписать исключительно холоду.

Огонь весело затрещал, комната постепенно стала наполняться теплом. Почувствовав, что отогревается, Пеппер в мыслях вернулась к тому дню, когда согласилась на это задание. Согласилась? Ее нервный смех издевательски прозвучал в тишине. Согласилась… Да у нее не было выбора! В прошлый вторник она еще носила полицейскую форму, а в среду ее «взяла на прокат» контора окружного прокурора, и уже в гражданском она отправилась в Ванкувер.

И вот теперь она сидит здесь, буквально, как на иголках, в ожидании совершенно незнакомого человека, который отвезет ее обратно в Лос-Анджелес, будучи в полной уверенности, что охраняет Гленду Горлисс.

— Какая чушь!

Уголок ее рта приподнялся в легкой усмешке, превратив линию губ в наклонную кривую. Весь энтузиазм Пеппер в этом деле был в зародыше уничтожен словами Эскобара, заявившего, что участием в операции она обязана невероятному сходству с настоящей Глендой Горлисс.

«Так значит пять лет работы в Лос-анджелесском Департаменте Полиции ровным счетом ничего не значат?» — подумалось ей тогда. И только сильное чувство долга и уважение к окружной прокуратуре удержало ее от заявления, что задание ее абсолютно не интересует.

Вместо этого она тихо спросила:

— А кому будет поручено сопровождать меня домой? Я его знаю?

Пеппер вспоминала, как Эскобар старательно избегал смотреть ей прямо в глаза, и ответ его был подозрительно немногословным.

— Я пригласил моего старинного друга Кристофера Петри, — сказал он и одарил ее своей белозубой улыбкой, возможно, желая сбить с толку. И добавил, явно заканчивая беседу: — Вы можете безоговорочно доверять ему. Лично я доверяю ему полностью.

Кристофер Петри. Это имя затронуло какую-то струну памяти, и Пеппер снова ощутила то смутное беспокойство, с которым вышла из кабинета окружного прокурора.

Кто такой этот Кристофер Петри? Почему именно его выбрали сопровождать ее до Лос-Анджелеса? Почему Эскобар посчитал необходимым привлекать в дело Горлиссов человека со стороны, — не важно друг он или нет! — когда в его распоряжении несколько десятков посвященных в суть дела профессионалов.

Пеппер озабоченно нахмурилась. Слишком много вопросов, не имеющих пока ответов. И слишком много пробелов в переданной ей информации! С губ сорвалось несколько неприемлемых для благовоспитанного общества слов.

Но не в натуре Пеппер было долго оставаться в плохом настроении, даже из-за типов, подобных окружному прокурору, чья манера вести дела доведет ее когда-нибудь до язвы.

— Ох, черт возьми, а мое воображение сведет меня когда-нибудь с ума! — Циничная усмешка на мгновение тронула чувственные губы. Пеппер сняла вязаную кофту, а заодно выкинула из головы все свои вопросы.

«Старинный друг» должно быть всего лишь закадычный приятель юношеских лет Эскобара, такой же старый, как и он, с отступающей к затылку линией волос и наметившимся вторым подбородком. И обросший лишним жирком, подумала она, снова оборачиваясь к камину и протягивая к огню ладони. Он обязательно окажется распустившимся старым хрычом…

Приличных размеров бриллиант на ее «обручальном» кольце сверкал и переливался всеми цветами радуги. Пеппер рассмеялась, прищуриваясь от попадавших в глаза зайчиков. «Да, окружной прокурор не упустил эту «детальку», — пробормотала она, кривя рот в усмешке. В досье Горлиссов сообщалось, что Гленда нигде не показывалась без своих обручальных колец, поэтому Эскобар позаботился снабдить Пеппер соответствующим случаю набором побрякушек.

Пеппер, наконец, согрелась, подобрала с пола кофту и, перебросив ее через плечо, отправилась на кухню приготовить себе кофе.

Проворочавшись с боку на бок, казалось, целую вечность, Пеппер оставила всякую надежду уснуть этой ночью и поднялась с софы. Для нее было привычно засыпать в одиночестве, но сегодня ночные шорохи и скрипы пустого дома слишком нервировали ее.

Надо было как-то убить время. Не придумав ничего лучшего, Пеппер решила, наконец, удовлетворить свое любопытство и исследовать содержимое гардероба Гленды. В маленьком шкафу обнаружились самые обычные вещи, какие можно увидеть в шкафу любой женщины. Зато большой оказался битком набит десятками халатов кричащих расцветок и пеньюаров самых разнообразных оттенков, сюда же поместилась небольшая коллекция шуб и меховых шапочек.

Жажда приключений подавила легкое чувство вины, которое Пеппер испытывала, копаясь в чужом гардеробе. У Гленды оказались вещи трех различных размеров: наименьший подходил для фигуры-тростинки, а наибольший был призван вмешать весьма пышные формы. Пеппер скромно решила, что для ее пропорционально сложенной и довольно изящной фигурки подойдет нечто среднее.