Даниил Галицкий. Первый русский король - Наталья Павлищева

– Ладно, зови, – поморщился Юрий Всеволодович. – Только сразу скажи, что долго с ним говорить не могу, обед стынет.

Но говорить пришлось долго, очень долго. Причем задержал не купец, а сам князь, потом даже позвал к боярам, чтобы послушали. Посадил пусть не рядом, но недалече, чтоб ему не пришлось кричать через весь стол, а самому князю прислушиваться. Махнул рукой, чтоб меду налили да севрюжину ближе подвинули, надеялся, что еда да питье заставят помолчать, но купец попался настырный, принялся-таки и за столом рассказывать. Разговоры постепенно стихли, бояре вытягивали шеи, чтобы лучше слышать, даже жевали потише и кости об стол не выколачивали.

Купец действительно был из дальних стран, его путь лежал за половецкие степи, хотел во владения Хорезмшаха сходить, знатных товаров набрать, какие только арабы и возят, да еле ноги унес. Совсем без товаров вернулся, потому как земля Хорезмшаха разорена, города лежат в руинах, люди погублены или уведены в полон. Самому купцу чудом удалось избежать встречи с набежниками, вот и торопился предупредить Великого князя о беде, которая на пороге.

– Что за напасть? – нахмурился Юрий Всеволодович. Ох как не хотелось Великому князю даже слышать о новой опасности!

– С востока рать движется неисчислимая, кто монголами зовет, кто татарами.

– Так уж и неисчислимая? – поморщился князь.

Купец махнул рукой:

– Да не только во множестве сила. Жестокие больно. Все у них на одном построено, за малейшее нарушение – смерть!

– Ну и хорошо, значит, скоро перебьют друг друга и ослабеют.

Новгородец, уже понявший, что его просто не хотят слушать, вздохнул:

– На нас хватит. Зря, княже, не веришь. Я своими глазами видел, что стало с городами, какие сопротивлялись.

Дальше он рассказывал о монголах подробно, больше князь не перебивал и слушал с каждым словом все внимательней. Купец говорил об организации войска Чингисхана, о наказаниях, которые ждут всех, независимо от их положения, о необычайной жестокости монголов…

В их войске небывалая дисциплина, за одного отвечает жизнями весь десяток, за десяток – сотня. Не выполнить приказ, ослушаться, струсить, не помочь даже ценой своей жизни товарищу означало смерть. Причем виноватому просто вырывал сердце тот, который потом занимал его место в строю.

Князь содрогнулся:

– Неужто так и есть? Придумал небось, чтоб страшнее было?

Купец размашисто побожился:

– Вот те крест, князь, не вру! Сам не видел, но слишком много людей рассказывали, чтобы не верить.

– Откуда ж те люди, если они никого в живых не оставляют?

Снова вздыхал купец: эх, князь, зря не верит, когда до Руси дойдут, как бы поздно не оказалось!

– Ладно, – смилостивился Юрий Всеволодович, – что там еще, рассказывай.

Новгородцу уже не хотелось рассказывать ничего, но слушал не один князь, многие бояре пораскрывали рты. В одном сомневался купец Дорожило Ермилович – что слушают не ради простого любопытства, что рассказ толк иметь будет. Понимал, что нет, потому и комкал слова, спешил скорее отдохнуть, жалел, что к князю напросился, надо было крюк во Владимир не делать, в Новгород спешить.

И все же говорил о том, что смертью карается все – убийство, кража, грабеж, скупка краденого, превышение власти, неверно переданные слова правителя Чингисхана… Даже простая ссора из-за мелочи между воинами каралась страшной карой без разбора на правого и виноватого: на ноги и грудь накидывали волосяные арканы и, медленно стягивая, ломали позвоночник.

Нашелся боярин, который хмыкнул при таких словах, мол, вот где порядок! Так и надо, чтоб меж собой не ярились, зато послушание полное. Но Дорожило сказал, что казнят и тех, кто подавится пищей, наступит на порог ханской юрты, помочится в его ставке, искупается или постирает одежду в реке и даже убьет скотину не по правилам…

Не успел произнести, как кто-то поперхнулся куском пирога, вокруг натужно рассмеялись. У многих по спине пробежал холодок, кое-кто даже осторожно оглянулся на князя Юрия Всеволодовича. Тот постепенно терял хорошее расположение духа, все больше злился на не к сроку подоспевшего купца. Великий князь не мог придумать, как поскорее закончить неприятный разговор. Может, потом… когда-нибудь… после… он попросит рассказать подробней, но не сейчас. Вздохнув, задал вопрос:

– Сколько этих ратников-то?

– Говорили, что вышли три тумена, сейчас осталось только два, остальные погибли либо были казнены за проступки.

Несколько мгновений князь недоуменно смотрел на Дорожило, потом с сомнением переспросил:

– Тумен – это сколько?

– Наша тьма… – сказал и замер, увидев, как округляются глаза у князя, открывается его рот.

– Ха-ха… ха-ха-ха… – сначала как-то глухо и медленно, а потом все громче захохотал Юрий Всеволодович.

Бояре смотрели на своего князя и неуверенно принялись подхихикивать. Постепенно разошлись все, хохот потряс стены княжеского терема.

– Ой, уйди! – махнул рукой купцу Великий князь. – Уйди, не то помру со смеху!

Он вытирал слезы со щек и бороды, бояре поддерживали своего князя, даже те, кто не понял, почему смеется Юрий Всеволодович, тоже хватались за бока и едва не катались по полу. Вслед уходившему Дорожиле донеслись княжьи слова вперемежку со смехом:

– Я-то… думал… а их… всего… две тьмы… Шапками закидать…

Выходя из трапезной, где князь все еще хохотал со своими боярами, Дорожило Ермилович ругал себя на чем свет стоит. К чему было все это рассказывать владимирскому князю? Для него и его бояр это все так далеко; сказал же боярин Тетеря, что татары сначала пойдут на половцев, вот пусть они и воюют. Купец торопил сам себя: скорее в Новгород, нужно предупредить, чтобы никто из новгородских купцов по Волге не отправлялся, не то попадут прямо в лапы этим татарам. Вот о чем надо было думать, а не о том, чтобы рассказывать о набежниках владимирскому князю и его боярам. В Новгороде сидит сейчас брат Великого князя Ярослав Всеволодович, но едва ли и ему стоит говорить о близкой беде. Для русичей хорошо все, что худо для половцев.

Следом за купцом на крыльцо выскочил племянник Великого князя Василько. Молод совсем, горяч, но уже княжит в Ростове.

– Постой! Ты небось домой? Сегодня-то никуда не пойдешь, поздно. Заночуй у меня, поговорим. А поутру я тебя сам провожу. – Видя, что Дорожило сомневается, вдруг попросил: – Христом-Богом прошу, останься до завтра. А что князь не послушал, так не он один на свете. Мне расскажешь?

Пришлось согласиться: и впрямь уже вечер, куда поедешь в ночь? Василько тут же кликнул своего гридя:

– Отведи купца в мои хоромы, накормите, отдохнуть устройте.

Сам ростовский князь пришел скоро, видно, не стал задерживаться у дяди с боярами. Едва успел Дорожило похлебать горячего да растянуться на лежанке, сняв сапоги, как Василько тут как тут. Рукой махнул купцу, чтоб не обувался, посмеялся:

– Чуть поговорим, да в баньку пойдешь, я велел истопить.

Сел, упершись руками в колени, чуть подергал щекой, покусал губу, вздохнув спросил:

– Ты сам сожженные города видел?

– Видел, – кивнул Дорожило. – Конечно, видел, князь. А татар, конечно, нет, не то не сидел бы здесь, но слышал о них много.

– А может, со страху так говорят? У страха глаза велики…

– А убитые? А целые города вырезанные, так что хоронить некому?

Снова задумался молодой ростовский князь.

– Но ведь они степняки, им же степи нужнее наших лесов? Может, откупиться?

Дорожило вздохнул:

– Может, и откупиться лучше, кто же ведает?

– А ну расскажи еще раз, – попросил Василько, и купец рассказывал, пока не позвали в баню.

А на следующий день рано поутру уехал в Новгород, князь Василько задерживать не стал. Да и к чему, снова рассказы слушать? Что он мог, этот совсем юный ростовский князь против своего могущественного дяди? Только яриться да просить выступить против неведомого врага. Но Великий князь Юрий Всеволодович уже вчера посмеялся, мол, напугал купец Василька, тот готов сегодня же выступить на врага, которого никто пока и не видел. А уж как силен этот враг! Целых две тьмы войска наскреб по сусекам! Василько нутром чуял, что действительно идет сильный враг, но доказать никому ничего не мог. Дядя отмахнулся, бояре посмеялись, молод еще ростовский князь, ой как молод… Не его волей живет Русь, да и будет ли его?

Кто же мог знать, что и дядя Великий князь Юрий Всеволодович Владимирский, и его племянник Василько Ростовский, и еще многие и многие через пятнадцать лет погибнут от рук того самого «врага незнаемого», выступить против которого вместе с половцами надменно отказались!

В Киеве, что в Новгороде, князья меняются, как погода весенним днем. Только Новгород, тот сам себе князей выбирает и почти сразу гонит, бывает, что одного и того же по три раза то зовут, то путь указывают. А Киев захватывают брат у брата, дядя у племянника… Киянам уже все равно, кто бы ни сидел на киевском столе, простому люду одинаково, а бояре пусть себе сами головы ломают, к кому в рот заглядывать да перед кем зубы скалить и бородами пол мести.