Гаспар гаучо - Майн Рид

Французский ученый достиг, казалось, вершины счастья, как вдруг с севера надвинулась туча, омрачившая это счастье. Молва о его успешной деятельности дошла до диктатора Парагвая тирана Франсии, который считал культуру чая в числе многих других исключительной монополией Парагвая, иными словами — своей собственностью. Правда, Бонплан жил на не подвластной ему территории Аргентинской Республики, но Франсия привык уважать одно право — силу штыка. В городе Корриентесе, где жил французский ученый, гарнизона не было, и однажды темной ночью четыреста подкупленных диктатором злодеев переплыли Парану, разорили плантацию, перебили немногочисленных слуг Бонплана, а его самого взяли в плен и отвезли в столицу Парагвая.

Ослабленная внутренними междоусобными войнами Аргентина не протестовала. Ее мало интересовала участь иностранца. Попытки освободить Бонплана, предпринятые английским консулом и комиссией, командированной французским правительством, не привели ни к чему. Если бы Бонплан был знатного рода, лорд или какой-нибудь князек, для его освобождения снарядили бы войско; но он был только ученый, натуралист, и его оставили томиться в плену целых девять лет. Правда, заключение не было для него особенно тяжелым. Франсия понял, с кем имеет дело, и, уважая ученого, оставил его на свободе под честное слово. Бонплан быстро сошелся с парагвайцами, которые полюбили его за скромный нрав. Это не могло понравиться Франсии; в конце-концов он снова велел схватить своего пленника и перевезти его на противоположный берег реки, на Аргентинскую территорию. Так Бонплан очутился на свободе, но без всякого имущества, кроме одежды, которая была на нем.

Он снова поселился близ города Корриентеса, начал насаждать чайные плантации и мирно умер на восьмидесятом году жизни, с чистой, незапятнанной репутацией, окруженный счастливой семьей.

III. Охотник-натуралист

Судьба Людвига Гальбергера несколько напоминает судьбу Бонплана. Он приехал в Южную Америку с научной целью. Гальбергер был не только натуралист, но и страстный любитель охоты. Его чрезвычайно привлекали пампасы с их пумами, ягуарами, страусами, табунами диких лошадей.

Как и Бонплан, Гальбергер прожил девять лет в Парагвае, но добровольно. Чем же объяснить это добровольное заточение? Ярого натуралиста пленили черные очи парагвайской девушки, пленили больше, чем яркое оперение самых красивых птиц и разноцветные крылышки самых красивых бабочек.

Белокурый — Guero — так называли парагвайцы чужеземца — приглянулся молодой парагвайке, и она вышла за него замуж. Ей было всего четырнадцать лет, ему — двадцать с небольшим. Четырнадцатилетняя невеста? — удивится читатель. Женщины южных рас и стран развиваются очень рано, и в испанской Америке женщины в тринадцать и четырнадцать лет бывают уже женами и матерями.

Молодые супруги прожили счастливо около десяти лет. Сын, вылитый отец, и дочь, как две капли воды похожая на мать, оживляли дом веселым детским щебетанием. Когда умерла сестра хозяйки, в доме появился сирота — племянник Киприано.

Гальбергер жил в двадцати милях от портового города Асунсьона, в степи, и показывался в столице только тогда, когда нужно было отправить на корабле редкие экземпляры убитых им животных, птиц или коллекции пойманных бабочек и жуков. Многие музеи Германии и других стран украшены коллекциями и чучелами, изготовленными Гальбергером. Вообще же, как истый натуралист, он избегал городского шума.

Гальбергер жил довольно зажиточно. Дом у него был полная чаша, с довольно большим штатом прислуги из местного племени гуанов. Верный слуга ученого, Гаспар, игравший роль мажордома, тоже был выходцем из этого племени.

Жизнь Людвига Гальбергера текла спокойно и счастливо, как вдруг и над ним, как некогда над Бонпланом, грянул гром. Хорошенькая в четырнадцать лет жена Гальбергера к двадцати четырем годам стала пышной красавицей. Она понравилась диктатору Парагвая. Собственность своих подданных доктор Франсия привык считать своей. Он начал частенько навещать Гальбергера. Зная диктатора, Гальбергер понял, что теперь его спасение в одном — бежать из Парагвая. Верная и любящая жена предупредила его о грозящей опасности.

Они решили бежать во что бы то ни стало, все равно куда. Но сделать это было нелегко. По законам страны, изданным тем же тираном, иностранцу, женившемуся на туземке, запрещалось увозить жену с ее родины иначе, как с разрешения правителя. Гальбергер был иностранец, его жена — туземка, а правитель — не кто иной, как Хосе Гаспар Франсия. Просить диктатора о разрешении увезти из Парагвая жену было бы безумием. Надо было бежать. Но куда?

В лесах Парагвая их скоро разыщут сборщики чая и хинной коры — каскарильеры, состоящие на службе диктатора; да и вообще вся система правления Франсии была основана на шпионстве и, куда бы ни укрылись беглецы, они могли быть уверены, что их выдадут Supremo note 2 , как величали раболепно деспота. На границе Аргентины Франсия расставил военные сторожевые посты; от их бдительного ока не укроется никакая лодка. Значит, спасаться в шлюпке по реке нечего и думать.

Долго ломал голову Людвиг Гальбергер над планом бегства и наконец решил… бежать в Чако! Если бы любому парагвайцу предложили выбрать одну из двух бед — гнев Франсии или бегство в Гран-Чако, он сказал бы, что это значит броситься из огня да в полымя. Никто из жителей Асунсьона не решился бы высадиться на противоположном берегу реки, омывающей стены крепости. Дерзнувшего вступить на территорию Чако европейца неминуемо ожидала смерть от копья какого-нибудь това или гуайкуру, или еще более ужасный, чем смерть, плен.

Людвиг Гальбергер не боялся, однако, дикарей Гран-Чако и вот почему. Во время перемирия между парагвайцами и жителями Гран-Чако последние часто наезжали в Асунсьон для сбыта шкур убитых ими зверей и птиц. Случилось раз, что вождь племени това Нарагуана после обильных возлияний Вакху, отстав от товарищей, заблудился на улицах города. Уличные мальчишки затравили бедного дикаря. Гальбергер разогнал их.

Благодарный за оказанную услугу вождь дал Гальбергеру слово, что будет покровительствовать ему и что он свободно может путешествовать по Гран-Чако.

С тех пор перемирие между Гран-Чако и Парагваем было нарушено, и парагвайцы не могли выходить на противоположный берег реки; но Гальбергера это не смущало, он верил слову Нарагуаны и решил идти просить его защиты и покровительства.

К счастью, дом Гальбергера был недалеко от берега. Выбрав ночь потемнее, Гальбергер забрал жену, детей, слуг, верного Гаспара и все, что поценнее из домашнего скарба, переправился через реку Парагвай, поднялся несколько километров вверх по течению Пилькомайо и достиг стана племени това. Вождь и его подданные встретили беглецов радушно, помогли им выстроить дом, наловили диких лошадей и привели из степей рогатого скота. Вот каким образом в 1836 году среди закрытой для бледнолицых Гран-Чако появился домик европейца Гальбергера.