Коненков - Юрий Бычков

С выходом на волю из крепостной зависимости связано появление фамилии Коненковы.

Получив двести десятин, Ивановы и Артамоновы (по имени старших одна ветвь семьи звалась Ивановыми, а другая — Артамоновыми) основали новую деревню Верхние Караковичи.

Плотников нанимать было не на что — взялись за топоры сами. Лес на стройку от Десны вверх по косогору таскали на себе. Молодежь в семье была сильная, работала дружно. Крестьяне окрестных деревень дивились:

— Вот так ребята! На что им и кони! Они сами как кони.

Отсюда и повелось прозвище новоселов: Копи, а дети их — Конята, Конёнки, Конёнковы.

По Десне издревле жили славяне, кривичи. Жители Караковичей унаследовали их черты. Рослые, сильные, накрепко привязанные к родной земле — живое воплощение могучего и незлобивого славянского характера.

Деревенскими соседями прадеда Ивана Сергеевича Коненкова были Волковы, Медведевы, Самсоновы. Прозвища, ставшие фамилиями, говорят о волчатниках и медвежатниках, богатырях под стать легендарному Самсону.

Помнили в Караковичах Нижних и Верхних, что в древности здесь проходил знаменитый водный путь «из варяг в греки». С тех давних пор по берегам Десны стоят насыпные курганы-могильники. В более поздние времена на вершинах курганов, предупреждая об опасности, зажигали сторожевые огни.

Глубокой древностью веет от названий близлежащих городов и селений: Рославль, Рогнедино, Мстиславль, Дорогобуж.

В Отечественную войну 1812 года предки Коненкова партизанили в дремучих Пригодинских лесах. Мальчик Сережа Коненков не раз слышал рассказ старейшины рода Артамона Сергеевича Коненкова, который прожил 110 лет, о партизанской войне:

— Стоим в засаде. Мороз лютует, а нам ништо. Овчинный тулуп да валенки греют хорошо. Чу! Скрип полозьев, говор ненашенский. Французы с обозом. Затормошились партизаны: кто за рогатину и к дороге, кто целится из дробовика, кто с вилами наперехват. А староста до времени нас попридержал: «Не замай! Не замай! Нехай подойдут. Покажем им кузькину мать!»

В 1877–1878 годах через Екимовичи — большое село на Московско-Варшавском тракте — шли русские войска на Балканы освобождать Сербию и Болгарию от турецкого ига. Верхние Караковичи всего в трех верстах от Екимовичей. Дядя Андрей, отправляясь по торговым делам в Екимовичи, однажды взял с собой мальца, и в памяти четырехлетнего Сергея Коненкова запечатлелись колонны пропыленных, одни зубы сверкают, пехотинцев и драгун с пиками.

Вскоре по деревням книгоноши стали продавать лубочные картинки с изображением генералов Гурко и Скобелева, солдат Кошки и Горталова. В округе распевали боевую песню:

Греми, слава, трубой.Мы дрались, турок, с тобой.

Кое-кто из земляков побывал на той войне, и они рассказывали деревенским о Шипке и Плевне и других больших боях с турками.

Многие памятные события отечественной истории не миновали смоленской деревеньки Караковичи и накрепко запечатлелись в сознании даровитого мальчика.

В семье Коненковых под одной крышей жили 26 человек. Четыре сына Терентия Ивановича — деда скульптора, — женившись, остались в родительском доме. У каждого семья немалая. Пять детей у старшего брата Устина Терентьевича и его жены Татьяны Максимовны, шестеро — у Тимофея, шестеро — у Захара, один сын у Андрея и его жены Ефросиньи Осиповны.

Коненковский двор единым взглядом не охватишь: недавно возведенный рубленый просторный дом в пять окон по фасаду, с крыльцом и печной трубой — его называют горницей; черная хата — топившаяся по-черному изба старых времен с бесчисленными лавками да полатями, где проживала основная часть семьи. Конюшня, коровник, закут для овец, свинарник, облупившаяся, давно не беленная мазанка — скотная хата, в которой в зимнюю пору держали новорожденных телят да ягнят и где висела люлька. В скотной хате растили младенцев. Как бы громко ни плакал ребенок, никому, кроме матери да няньки — старшей сестры, тот крик не докучает.

Пятый день кричит, надрывается младенец. Болезнь, про которую только и знают в Караковичах, что называется родимчик. Что делать? Чем помочь младенцу? Про то не ведают. Заходил старшой, сокрушался, глядя на почерневшую от горя Анну. Привезли из дальней деревни старуху знахарку: заговором пыталась она отвести болезнь. Не помогло. И уже затих младенец — полугодовалый сын Тимофея и Анны Коненковых, Лежит в люльке, не смыкая глаз ни днем, ни ночью, заострилось восковое лицо, часто, тяжело дышит. Ожидая кончины младенца, зажгли свечу. А он к удивлению и радости всех, выздоровел. Предсказывали: будет долгожителем, и вообще это человек особый.

От переживаний у матери не стало молока. Младенца Сергея отпаивали молоком коровьим. Поправился. Кашка на ложке, младенец на ножки. Пошел. И говорить стал раньше других. Рос смышленый, памятливый.

На зимние месяцы, чтобы не путались под ногами, малышей селили в скотной хате вместе с телятами и ягнятами. Духота. Сумеречная темь в избушке с одним оконцем, выходившим в сад. Чтобы дети самовольно но выходили за пределы двора, обуви не оставляли. Когда ребятишек, зимовавших в скотной хате, звали в горницу попить чайку с ржаными лепешками, они перебегали двор босиком. Бежали по снегу опрометью: только пятки сверкали.

Но вот появился на свет братишка Федя, Сергея и других детей перевели из скотной в черную хату. Там было веселее и удобнее. Как говорится, в тесноте да не в обиде. Спали на полатях, лавках, где придется.

Сергей не был ни озорником, ни тихоней. Рос среди деревенского приволья, как его сверстники, отличаясь от них большей наблюдательностью да любознательностью.

Творческий путь художника во многом определяют впечатления детства. Детские грезы — не просто ребячество, а кладовая, запасом которой художник пользуется всю жизнь. Жизнь природы, образы народной фантазии несказанно обогащали наделенного чуткой душой мальчика.

По обе стороны Десны тянулись богатырские вековые леса. Оказавшись в ночном, он любил смотреть, как из-за реки над верхушками громадных елей восходит солнце. Днем приходилось пасти телят. Разбредутся телята, а он, забывшись, слушает щебет птиц, журчание родничка, шелест листвы. На пчельнике умные бархатные летуньи поют свою трудовую песню. Всюду музыка — и в предзакатной глади реки, и в грозном буреломе.

Маленькое сердечко трепетало в предвкушении хрустальных песен соловья. Соловей поселялся на старой яблоне в коненковском саду, когда весною лопались на деревьях почки. Каждый год эти долгожданные трели воспринимались им как огромное событие.

В страдную летнюю пору ребятишки с ближних луговых покосов в пойме Десны возили сено, с ржаных полей снопы. Взрослость в крестьянстве наступала рано. Рад бы Сергей дернуть вожжи, крикнуть: «Но, Серая!», а сидит на возу молча. Побежит лошадь, растрясет воз, рожь осыплется. Зато с гумна катила шибко, каждый старался обогнать приятелей.