Страх - Сузанне Килиан

— Сколько на твоих?

— Без четверти два.

Нет, она снова поставила кастрюли на плиту. Он представил себе, как мать суетится на кухне. То и дело ругаясь, подбегает к окну, а потом обзванивает всех его друзей.

«Хоть бы раз пришел вовремя! Запомни, после уроков сразу домой. Из-за тебя я даже собой заняться не могу», — вновь ее голос. Он хихикнул. Как же это смешно, когда горох, рис, мясо или что там стоит на огне постепенно превращаются в слипшуюся подгорающую массу, которую нужно все время размешивать. Он засмеялся.

— Что с тобой? Что тут смешного?

— Ничего. — Он принялся за суп.

— Ну, надо же, как обидно, у меня сегодня музыка! А то бы я с тобой пошел. Ты, наверно, в кино собираешься?

Вот здорово! Он ведь может пойти в кино. Просидеть там с половины третьего до полпятого. И не нужно будет все это время бродить по городу. После встречи с Грюнертом он так боялся наткнуться еще на кого-нибудь, кто может поинтересоваться, почему он не дома. А в кино он хоть на два часа скроется от людских глаз.

— Ясное дело. Что там сегодня?

— Детектив. Классная вещь. Я видел из него отличные кадры. Забыл только название. Прогулять бы музыку! Но сегодня нам выдали табель — и у отца все равно будет кислая рожа. Ты тоже схлопотал двойку?

Он кивнул.

— По какому?

— По математике. — Слова эти были как нож в сердце.

— Еще куда ни шло. А у меня по немецкому. Мать уже в курсе. А отец… — Грюнерт встал. — Я пошел. А ты?

У рекламного стенда Грюнерт завертелся юлой.

— Ну и везет же тебе! Охотно бы с тобой поменялся. Ну, пока!

Он долго смотрел вслед Грюнерту, пока тот не юркнул за угол. Он сам предпочел бы оказаться на месте Грюнерта. Фильм начался. В темном зрительном зале он почувствовал себя уверенней. Он здесь как зверь в лесной чаще. Поставил ранец между ног и с удовольствием откинулся на спинку сиденья.

Фильм, однако, не особенно его развлек. Двое бежали куда-то, а четверо стреляли по ним с крыши небоскреба. Те двое как угорелые перебегали с крыши на крышу. Один вдруг споткнулся и рухнул вниз. Его тело с жутким грохотом ударилось о мостовую. «Здорово», — одобрительно констатировал кто-то из зрителей. Но лично он не особенно испугался. Кино есть кино. Обыкновенный трюк с манекеном. Такой же грохот, как если, например, шмякнуть арбузом об асфальт. Нет, на такую удочку его не поймаешь. Лента все крутилась и крутилась, а он снова вспомнил о матери. Чем она сейчас занимается? Двойка. Ох уж эта двойка! А вообще-то мать не имеет права попрекать его. Ведь именно из-за нее он сидит здесь… Крупным планом лица мужчины и женщины. Страстные поцелуи…

А вот машина врезалась в дерево. Ужас! Конечно, в фильме это всего лишь ловкий монтаж. Отец Тины тоже наехал на дерево. Их семья только-только переехала в дом напротив. В тот день они с Тиной помахали вслед ее отцу. Больше они его не видели. Теперь он с трудом еще мог вспомнить его лицо, его улыбку. Но не было больше этого лица. Оно в земле, в сырой земле. И он подумал, что многое он не в состоянии постичь. И потому от души радовался сейчас, что живет и дышит. Тут он поймал себя на мысли, что фильм вот-вот закончится.

Уже одно то, что он в будний день в половине пятого вышел из кино, было явлением чрезвычайным. Еще удивительнее было то, что улицы ярко освещены, а вокруг полным-полно народу.

Он протер глаза и закинул ранец за спину. «Господи, а вдруг они меня ищут! Точно, ищут. Пора сматывать удочки. Нужно уходить. Здесь меня слишком многие знают», — подумал он.

Сперва он шел по знакомым улицам. Затем начал терять ориентиры. Справа и слева между домами замелькали сады, потянулись поля. Стал слышен монотонный гул заводов, и городской шум постепенно затих.

Страшно устали ноги. Но он все равно брел по узкой тропинке между нивами. Вокруг колыхалась пшеница. Идти бы себе и идти. Все дальше и дальше. Забыть обо всем. Идти. Просто идти.

Тут он очутился возле воды. Мелкий, мутный ручей. На берегу старик ловил рыбу. За его спиной стояло розовое пластмассовое ведро, в котором мелькали силуэты рыбок. Он подошел к старику. Тот не отрываясь смотрел на воду. Только на воду.

— Вы их поймали? — спросил он.

— Дурацкий вопрос. Ясное дело. — Старик сплюнул в ручей. Он даже не повернул головы.

Мальчик снова заглянул в розовое ведро, где плавали крошечные рыбки. Четыре уже еле-еле шевелили плавниками.

— Вы их едите? Таких маленьких?

— Не-е-е. Их же нельзя есть. Сюда столько отравы напустили! Раньше, конечно, другое дело. А теперь…

— Что же вы с ними делаете?

— Тебе все знать надо. — Старик встал. — А ладно, сегодня так и так клева не будет. — Он смотал леску. — Вот что я с ними делаю! — Он взял ведро и выплеснул рыбок в ручей.

Мальчик увидел, как три рыбки сразу перевернулись кверху брюхом.

— Зачем вы так? — тихо спросил он.

— Ишь какой! Зачем? Нравится мне, понял? Нравится!

Он бежал через поля, а старик хохотал ему вслед. Наконец мальчик замедлил шаг и вытер пот с лица. Вдруг ему снова стало страшно. Уже стемнело. Спать. Он должен где-нибудь поспать. Он устал. И проголодался. Из-за этого дурацкого фильма забыл купить себе еды.

Он сел под дерево. Прислонился к стволу. Оперся руками о землю. Здесь он пробудет до ночи. Здесь он поспит.

Поисками детей занималась конная полиция. Он видел это по телевизору. И полиция ищет детей за городом. Но он так устал! По руке заползали муравьи. Он как безумный замахал рукой. Нет. Здесь он спать не может. В сумерках гораздо отчетливее слышались незнакомые звуки. Городской шум привычнее. Это зверь ревет? Хрустнула ветка. Что это? Совсем рядом послышался и вновь отдалился заводской гул. Дерево, под которым он сидел, все больше и больше погружалось во мрак. Жуть, да и только. Он вскочил. Снова он шел и шел.

На городских улицах яркие огни. Люди куда-то спешат. Его толкали. Кое-кто, улыбаясь, останавливался перед витриной. Кто-то с кем-то встречался, и дальше они шли вместе. Мальчику казалось, что он все время бегает по кругу. В витринах светились экраны цветных телевизоров. Телевизоры. Вдруг его фотографию покажут по телевизору? Как он мог забыть об этом? Он почти бежал. Он знал, что родители ищут его. Ищет ли его полиция? Его фотография! Его фотография по телевизору! Вновь в сердце закрался страх. Не из-за двойки, нет. Что она по сравнению с его проступком! Он не пошел домой. Ему ведь полагалось быть дома. А он один бродит по городу.

Он стоял у светофора и ждал, когда загорится зеленый свет. Кто-то положил руку ему на плечо. Он вздрогнул, как от удара.

— Задержался после уроков? — Прохожий улыбнулся ему. Убрал руку с плеча.

— Да! Да! Да!

Мальчик почти выкрикнул эти слова и невольно скорчил гримасу.

— Тебе пора домой!

Загорелся зеленый свет, и человек исчез в толпе. У мальчика комок подступил к горлу. Он вспомнил все эти репортажи о похитителях. Они хватали детей, забивали до смерти, душили. Ну что ему делать! Сейчас ведь ночь, а он совсем один.

Ранец. Как быть с ранцем? Так поздно дети с ранцами не ходят. Нужно попасть в незнакомый район. Прямо за школой начинались новостройки.

Ой, как страшно! Пластмассовые навесы над пустыми оконными рамами жалобно скрипели на ветру. Напротив ярко вспыхивала реклама. Вспыхнет, погаснет, вспыхнет, погаснет. Он лежал на старых газетах. Подложил ранец под голову.

А ведь он живет всего лишь через две улицы отсюда.

Тут ему почудилось, что на него смотрят тысячи глаз. Казалось, весь город вперил в него свой взор. Казалось, весь дом шепчет: «Эй, ты! Как ты мог сделать такое! Но ничего! Мы найдем тебя! Мы все равно найдем тебя!»

Да, в этом городе ему нигде не скрыться. Здесь они его найдут. Реклама вспыхивала и гасла. Она просто издевалась над ним. Все издевались над ним. Потому что он удрал. Все он учел, только не думал, что будет так страшно. От страха у него свело дыхание. Он глотал, глотал и никак не мог проглотить этот комок. Что сказать? Что сказать родителям, если те найдут его? Табель с двойкой значил для него все меньше и меньше. Еще утром он был таким решительным и смелым, а теперь, оказавшись один, весь дрожал от ужаса. «Может, пойти домой?» — еле слышно спросил он себя. И страх сразу улетучился подобно воздуху из гигантского воздушного шара. Он быстро вскочил.

Родители уж точно перепугались из-за него. Небось думают, его уже нет в живых. В каком-то журнале было фото парнишки, который повесился из-за двойки. Вот так-то вот. Как же они обрадуются, узнав, что он всего лишь удрал! Да. Да. Он уверен в этом. Он уже слышал их голоса: «Бедненький мой!.. Пойти на такое из-за двойки!.. Я же совсем не то имела в виду!.. Ой, как хорошо, что ты дома!.. Ой, как хорошо…»

Он больше не дрожал. Он больше не чувствовал усталости, Он бежал, не чуя под собой ног.

Он позвонил. Открыла ему соседка с верхнего этажа.