Мастер-класс 01. Кинодраматургия - Юрий Николаевич Арабов

Например, вы пришли на встречу со мной. Это называется событием. Какие причины привели к этому следствию? Например, я пришел к вам в воскресенье, когда должен предаваться неге и вдохновению, и нужно понять причину столь опрометчивого решения. Причина, должно быть, в том, что в течение двух месяцев меня уговаривали сюда прийти и я, скрепив гордыню, согласился. Можно написать по этому поводу рассказ: дал слабину, пропилил по вечно загруженной Мясницкой на своем авто, припарковался как попало, пришел и услышал последние реплики из фильма, поставленного по моему сценарию. Мотивация? Может быть, жажда популярности. Или долг. Если просят — приди. Но что из этого выйдет? Это будет понятно по окончании нашего разговора. Можно по этому поводу написать короткий рассказ про то, что вследствие своей лекции я понял, что о драматургии ничего не знаю. Или во время лекции и после нее я закрутил мимолетный роман с какой-нибудь девочкой. Это уже тянет на небольшую повесть.

Вот это, что у нас под ногами, и есть причинно-следственная связь. Традиционная драматургия исключает случайности. Всю традиционную драматургию можно уложить в бессмертную фразу Воланда из известного вам романа «Мастер и Маргарита». В нем Берлиоз говорит Воланду, что «мне все более или менее известно, что со мной произойдет этим вечером, если, конечно, мне на голову не свалится кирпич». А Воланд отвечает: «Просто так кирпич никому на голову не свалится. Это невозможно». Все. Вот это и есть драматургия.

Почему в традиционной драматургии не сваливается просто так кирпич? А потому что в традиционной драматургии есть вина и воздаяние. Вина героя — ее называют трагической виной — и воздаяние за нарушение нормы. По поводу нормы, наверное, можно поспорить.

Вчера раздается звонок, сразу после вашего: «Юрий Николаевич, я такая-то, такая-то». Я говорю: «Очень приятно». «Это «Культурная революция». Мы приглашаем Вас на передачу, которая будет сниматься в ноль часов ноль минут, в ночь с 7 на 8-е. Тема вас очень заинтересует. Это тема об относительности нравственности, что нравственность — понятие относительное. Вас, наверное, это очень заинтересует». Я говорю: «Да, действительно, жутко интересно». «Вот вы знаете, мы уже нашли людей, которые будут говорить, что нравственность понятие не относительное, а вот вы должны сказать, что нравственность — понятие относительное». (В зале смех.) Я говорю: «Знаете, меня это действительно возбуждает. Но вообще-то, в ноль часов ноль минут я стараюсь заснуть, принимая какое-нибудь лекарство, чтобы дурацкие вопросы об относительности нравственности не кружили в моей башке».

Так вот, норма. Понятие нормы, наверное, в чем-то меняется из века в век. Однако если вы посмотрите на норму из «Царя Эдипа»[2] и на норму трагедий Шекспира — двух эпох, до явления Христа и после прерванной миссии Христа, выражаясь языком Даниила Андреева[3], — то вы поймете, что почему-то это понятие совпадает. Несмотря на то что художественные артефакты разведены куском истории длиною в полтора тысячелетия.

Можно задать вопрос: в чем причина чумы в Фивах? Наш брат, нонконформист, Беккет[4] или Ионеско[5], скажет: «Ни в чем. Причина чумы в Фивах есть бессмысленность мироустройства этой бесконечно бессмысленной планеты». А какой-нибудь волосатый грек — Софокл[6] или кто там, не знаю! — скажет: «Да нет, причина чумы в Фивах есть преступление против нормы. То, что сын убил собственного отца и стал мужем своей матери».

Есть такое понятие «материнское яйцо», откуда все вывелись. Трагедия царя Эдипа — это и есть «материнское яйцо», из которого вывелась не только драматургия или теория драматургии, но и, например, психоанализ и постпсихоанализ. Эта трагедия удивительна по своей принципиальности или радикализму, как сейчас говорят. Вы же помните, что Эдип — добродетельный царь, он затевает следствие, почему на город обрушились такие несчастья. И следствие это приводит к истинному преступнику — к самому следователю. Это совершенно, кстати, христианская точка зрения в дохристианском мире. Этот же радикальный принцип используется в ряде современных фильмов. Например, в...

«Сердце ангела»[7].

Конечно, в «Сердце ангела». Это очень любопытная картина. А до «Сердца ангела» то же самое было сделано в «Cruising»[8] Уильяма Фридкина[9], где сюжет повествует о том, как следователь находит самого себя в качестве виновника кровавых преступлений. «Кирпич никому на голову просто так не падает», — говорит нам традиционная драматургия, которая исходит из идеи упорядоченного, разумного мира с частично познаваемым Богом. Говорю «частично познаваемым», поскольку у тех же самых греков, по-моему, судьба имела два или три мифологических носителя. Даже в христианском мире судьба, фатум и предназначение — не одно и то же. Так что перед нами в любом случае лишь частично познаваемый мир. За нарушение нормы с крыши «случайно падает кирпич». Этого падения можно избежать, об этом знают мистики и христианские теологи. Но сия материя выходит, кажется, за границы нынешней лекции.

Вот с этим, собственно говоря, и работает традиционная драматургия: с отрицанием случайности, с виной и с механизмом воздаяния. Механизм воздаяния — страшная вещь. Древние, кажется, верили, что он неразумен и действует, как часовой механизм. Вот мы с вами живем, обделываем свои дела и совершенно не задумываемся о том, что тем или иным способом выстругиваем себе гильотину, ее никто не строил. Ее построили бессознательно мы сами.

От чего, например, погибает Гамлет?

Пьеса Шекспира — очень странная история, с очень странным добродетельным и убитым отцом, который почему-то ночами не спит и не может успокоиться, что вообще в христианстве недопустимо. Этот добродетельный отец является призраком-провокатором, который призывает сына к мести. А месть в христианской культуре недопустима.

Толстой вообще этого не понимал и считал автора «Гамлета» чуть ли не графоманом. Он говорил, что завязки его пьес искусственны. Действительно: в «Короле Лире» почему-то надо раздать царство, в «Гамлете» праведник-святой почему-то никак не успокоится, значит, он не в Раю. Возможно, что Гертруда любила на самом деле Клавдия, любила много лет, а с мужем-праведником делила брачное ложе только из чувства долга.

Но тем не менее, почему погибает Гамлет? А погибает он потому, что, как только он зарезал Полония, завертелись шестеренки механизма воздаяния. Вина Полония несоразмерна с его наказанием. Следовательно, его палач, Гамлет, должен быть тоже наказан. Так что, ребята, всё, ни на что хорошее не надейтесь. Вы зазвали меня