Фотография - Виктор Поповичев

– У нас в интернате девочка есть… Умненькая… – Чарыков осекся, встретив недружелюбный взгляд мужчины.

– Тебе чего? – Мужчина отложил пирожки, оглядел Чарыкова с ног до головы. – Чего надо, спрашиваю?

– У вас вид благородный, – промямлил Чарыков. – Девочке мужская поддержка нужна. Она добрая по натуре…

– Ты что, сутенер? – Мужчина протянул Чарыкову пирожок. – Так тебя понимать?.. И дорого берешь?

– У ней отца нету, так вот я и подумал, что можно…

– Понятно. – Мужчина положил пирожок на бумажку рядом с собой. – Предлагаешь удочерить… Только стар я…

Чарыков понял: с этим мужчиной ему не сговориться, и пошел искать другого кандидата на роль в придуманном им спектакле. Вот только бы отыскался нужный человек.

Следующая попытка вновь оказалась неудачной: мужчина с круглым лицом даже слушать не стал, а отматерил Чарыкова и пригрозил милицией, прокричав что-то об украденном термосе и каких-то совсем новых рубашках.

Только к обеду сделал следующую попытку. Понравились глаза – умные, добрые, хоть и невзрачен мужчина с виду. Подошел, поздоровался. Тот пожал плечами и протянул руку:

– Василий Петрович. – И улыбнулся. – Ты, брат, садись, – предложил он, глядя на часы. – Рассказывай. Ну, чего надо?

Вовка Чарыков растерялся, понимая, как глупо будет выглядеть его просьба. «Но если и этот не согласится, найду другого», – подумал он и спросил:

– Вам когда уезжать?

– Через полчаса. – Василий Петрович поймал за рукав собравшегося было уходить Чарыкова. – Да я особенно-то и не тороплюсь. Могу следующей электричкой, если что. Ну? Что там у тебя? Выкладывай и не тушуйся.

Он и не думал тушеваться, потому что вдруг засомневался в правильности сделанного выбора. Мужчина не совсем подходил для уготованной ему роли: худой, щеки в щетине, на указательном пальце правой руки наколка в виде перстня. Но другого мужчину не так-то просто найти. Да и глаза… Хорошие глаза, понятливые…

Авось можно попробовать. И Чарыков рассказал о задуманном.

– Я вам и бутылку поставлю, и денег дам на конверты.

– Бутылку? – оживился Василий Петрович. – Это другой разговор. Так сразу и надо было говорить. Ну что ж… Значит, говоришь, немного похож я на разведчика? – хохотнул он, потрогав ладонью колючие щеки.

– Есть немного. Я тут долго всех разглядывал. – Чарыков расслабленно вздохнул. – Вам бы только побриться маленько.

– Это дело поправимое. Видишь мой саквояж? – Он постучал ладонью по стоящему на коленях маленькому чемоданчику, называемому «балеткой». – Тут тебе и бритва, и мыло, и полотенце.

– С такими «балетками» командировочные ездят. Вы ведь тоже ездите? Верно?

– Езжу, брат. Приходится. Всю жизнь по командировкам. Задал ты мне задачку, калена вошь. Большая Люська-то? Сколько годков твоей подшефной?

– В третьем классе… Письма бы ей писали из разных городов, – сказал Чарыков. – Я и открыток красивых куплю, чтоб вы ее с праздником поздравляли. Они много места не займут.

– Ладно, не кипишись… Не суетись, говорю. Все бы хорошо, да вот видок-то у меня, – вздохнул Василий Петрович, распахнув плащ, под которым свитер. Потрепанный и с маленькой дыркой у горловины. – Того видок-то, брат!

– Ерунда. Я вам рубашку принесу. И галстук найдем.

Василий Петрович задумчиво глянул поверх головы Чарыкова.

– Лет десять твоей Люське, значит… А волосы случайно не черные?

– Русые, – сказал Чарыков, переминаясь с ноги на ногу. – Русые и густые. Глаза голубые, сама худенькая, востроносенькая. Нормальная девка.

– А с черными волосами и глазами у вас Люсек нету, чтоб лет десяти возрастом?

– Черненьких?.. Нинка есть, Валька… Так мы идем?

Василий Петрович крякнул, махнул рукой и встал.

– Пошли, – сказал он, повеселев.

В «Детском мире» долго выбирали подарки для Люськи: платьице, туфельки, косынку синюю в белый горошек, сластей всяких. Потом Чарыков сбегал за белой рубашкой и галстуком – одолжил у ребят из десятого класса.

Василий Петрович переоделся в туалете дорожного кафе, что напротив интерната, причесался, потер носовым платком выбритые щеки, словно пытался разгладить морщины. Подмигнул Чарыкову.

– Похож на разведчика? – спросил подбоченившись.

– Уши у вас великоваты, а так нормально.

– Ну, уши, брат, ножницами не подрежешь…

– Так я пошел за Люськой?

– Постой… Как бы тебе сказать. – Василий Петрович потер шею ладонью. – Бутылку мне не надо, а вот на пиво дай. Денег у меня своих нет. Я тебе, конечно, верну. Обязательно рассчитаюсь… Для наглости надо, чтоб врать не краснея.

Чарыков протянул пятерку, которую хотел приберечь.

– Тогда я вина возьму, – обрадовался Василий Петрович. – Ты не думай, обстряпаем все в лучшем виде. Да мы ей такой спектакль разыграем, что ни одна… Зови. А я пойду употреблю.

Чарыков с сомнением оглядел развеселившегося Василия Петровича.

– Только вы сразу пакет отдайте, и, мол, тороплюсь. Чтоб не догадалась.

– Двигай за дочкой. Иди, иди. И не учи.

Вскоре Чарыков привел Люську, намертво вцепившуюся в его руку, как прилипла.

– Боюсь, – шептала она. – Пойдем вместе к нему. А?.. Какой он? Офицер?

– Нормальный он. Уши только большие… И в гражданской одежде. – Вовка гладил дрожащую Люську по голове. – Ступай, а то у него мало времени. Ну?..

Люська наконец вошла в зал.

– Иди сюда, доченька. – Василий Петрович поманил Люську рукой. – Иди ко мне, – показал на стул рядом с собой.

Чарыков заметил, лицо у Василия Петровича покраснело и покрылось потом. Он махал рукой, приглашая Люську, и улыбался.

Пришлось чуть ли не силком подвести Люську и усадить.

– Я подожду на улице. – Чарыков подмигнул Василию Петровичу и бегом к выходу.

– Это все тебе, доченька. – Василий Петрович развернул пакет: – Косынка, туфельки… Пей лимонад, – плеснул из бутылки в пустой бокал шипучей жидкости. – А я скоро опять к тебе приеду и подарков привезу.

– У тебя глаза пьяные, – прошептала Люська, глядя на торчащие из пакета туфельки с желтым шнурочком.

– Э-это… Это пройдет. Чтоб не заболеть. Работа у меня такая. Всю ночь пришлось… Холодно ночью-то. Не обижают тебя ребята?.. Как учишься?

– А где наша мама? Почему бросила меня?

– Бросила?.. Мама?.. А мамы у нас нет. Померла она. Только ты не спрашивай меня о ней. Ладно? Я твою мамку очень любил. И мне всегда плохо становится, когда вспомню.

– Это хорошо, что померла, – вздохнула Люська. – А что у тебя в чемоданчике? – Она осмелела. Пододвинула к себе бокал с лимонадом, отпила глоток, продолжая смотреть на туфельки.

– Инструменты всякие.

– Секретные?