Очерки по истории церкви - Сергей Мансуров

То, что делалось и писалось в пустынях Иудеи, Египта, Сирии или Синая, пережило века, перестраивало жизнь множества людей всех поколений, проникало в самые глубины жизни различных народов. Жизнь древних столиц часто так и остается достоянием лишь специалистов — историков или археологов. В чем же тут дело? Почему умолкли столицы, но до сих пор влияют дела и мысли, молитвы пустынников? Во все века, приходя на смену друг другу, в Церкви образовывались центры (средоточия духовной жизни), где вырабатывалось все, что для того и последующих веков служило руководством и духовным питанием. Эти центры бывали и в городах, бывали и в пустынях. Их процветание по существу зависело не от внешних условий, культурных или государственных, а от условий внутренней жизни, от развития глубины и силы христианского духа, в них раскрывавшегося.

В I–II веках такими центрами были города Иудеи, Сирии, Малой Азии; позднее— Галлии, Италии, Карфагена; а в IV, VII и VIII веках — это были пустыни Египта, Палестины и Вифинии.

То, что делалось в них, имело неизмеримо большее значение для Церкви, чем то, что в это время решалось в столицах — Риме и Константинополе. Если ход и развитие христианской жизни нас проводит во дворец Константина Великого или Владимира Святого, мы должны познакомиться с их жизнью и делом, но не должны пугаться, если эта христианская жизнь скрывается в пустынях и пропастях земных, ибо не напрасно их обитателей Апостол и Церковь признают часто ценнее целого мира (Евр. 11, 38). Если Антиохия и Константинополь — место проповеди и подвигов Златоуста и его учеников, мы должны знакомиться с жизнью этих столиц мира в конце IV века. Но если в Египетской пустыне в начале IV века сосредоточивается наибольшая ревность и успех в деле христианском, этой пустынной жизни мы должны отвести первое место в истории IV века, не смущаясь, что речь идет не о столицах или богатых культурных центрах. Не их искал Христос Спаситель, а живых душ человеческих. Не того же ли должен искать и христианский историк? И он будет вознагражден, ибо в Египте, в IV веке, — ключ к современным и последующим историческим событиям, здесь выковался тот склад жизни и мыслей, который не дал раствориться христианству с примирившимися с ним в IV веке государством и культурой. Государства и культура разлагались и падали; православие пребыло незыблемым. Это подготовлено было Египтом.

Не слабость ли понимания христианского духа сказалась в Евсевии Кесарийском (не только в его полуарианстве) [5] — в его попытке превратить Историю Церкви в историю столичных кафедр, столкновений с властями и еретиками, дополненную историей христианской литературы? И не случайно, конечно, новейшие историки пошли по пути, проложенному Евсевием.

Отпадение католичества и протестанства от благодатной, подлинной церковной жизни ярко сказалось на западных церковных историках. Историки, подобные Tillemont'y[6], как и вообще весь янсенизм, стали, к сожалению, лишь исключением, подтверждающим общее правило. Лучшее, что мы имеем на Западе, для Истории церковной жизни, — это труды, подобные Истории Церкви Неандера или Дюшена, или «Истории догматов» Гарнака и «Истории соборов» Гефеле[7]. Но какое впечатление оставляют эти замечательные в своем роде исследования перед лицом Евангелия — мерила (критерия) всякого христианского дела? Отпав от жизни в Церкви и подлинного созерцания Истины, во что превращают эти талантливые, если не гениальные, историки Историю Церкви вообще и ее борьбу за истину в частности? В столкновение партий и отвлеченных формул… Так понятые и оторванные от целостного духа подлинной церковной жизни, эти споры, соборы теряют свой истинный смысл и место.

Современные историки повторяют ошибку еретиков, превращая жизнь в Боге и созерцание Бога в размышления и споры о Боге, в дело отвлеченных специалистов-богословов, без реального значения для жизни христианской. Не против такого ли извращенного подхода к христианским догматам восставали подлинно великие богословы Православной Церкви (см., например, «Слово 1-е о богословии» Григория Богослова, «Слово об истинном богословии» Симеона Нового Богослова, Слово 33-е Иоанна Лествичника)?

Конечно, кому Христос — только отвлеченный нравственный идеал или передавший Свои полномочия Глава Церкви[8], тому не понять настойчивости святителя Афанасия или горячности преподобного Феодора Студита. Ибо они боролись за Дух Истины, в них пребывающий; за Того, Кто был им ближе, чем собственное дыхание, дороже самой жизни; за Того, Кто был реальным содержанием их жизни. Для них, всею силою устремленных к Богу и живших во Христе, могло ли быть безразличным, живут ли они в единении с Богом или с тварию, хотя бы и первенствующей среди тварного (как думал о Христе Арий)[9]? Тот, чье стремление очиститься от всякого греха и лжи и дышать истиной, мог ли примириться с ложью о Христе Боге (как несторианство или монофелитство[10])? Те, кто верили, что Церковь как тело Христово есть столп и утверждение Истины, есть организм Истины, могли ли считать частью тела этой Истины людей, сознательно отвергавших, «руководясь своими помыслами» (слова VII Вселенского Собора), то, в чем сочла необходимым себя явить на земле жизнь этого организма (иконопочитание, монашество и другие общецерковные установления)? Чтобы понять реальный жизненный смысл этой догматической борьбы, не нужно ли прежде усвоить подлинно церковную жизнь в ее целом, как целостное устремление и достижение Истины, как часть дела обожения человечества, как нисхождение Бога к человеку и как стремление воцарить Бога над своею мыслью, волею и чувством — словом, как борьбу за Царствие Божие и строение этого Царствия?

Для понимания дела святого Афанасия Великого не менее важна его «Жизнь Антония Великого», чем его «История ариан»[11]. Ибо в Антонии Великом — положительный смысл борьбы Афанасия. Тут он раскрывает, чем он дышит, ради чего он борется. Как можно понять дело Василия Великого, забывая его Литургию, Подвижнические уставы и Слова[12], как делают обычно историки? — А в этом сердцевина всей его жизни.

Так в Церкви всегда и всюду. Начиная от Христа Спасителя и Его апостолов, не прекращаясь, на протяжении веков шла в Церкви духовная работа над усвоением Богу всего человечества в целом, борьба благодати с грехом за Царствие Божие. Бог пришел на землю, а люди, путем ли мученичества, путем ли подвижничества, в мире или в монашестве, устроили себя и жилище Богу (святой Григорий Богослов). И в этом смысл и назначение Церкви — быть Телом Христовым. Кто всматривался и вчитывался в жизнь и творения святых руководителей Церкви, тот знает, что это не пустые слова, во что их часто превращают люди, лишь по названию или положению церковные. Это дело самоотверженного подвига, часто до смерти, в соединении с благодатию Божией.

Вот это дело — дело обожения, очищения и соединения с Богом, — не зная перерыва, переходило из поколения в поколение в недрах Церкви. И в нем истинный смысл ее существования, в нем и объяснение и корень исторических событий церковной жизни. Преследования императоров, нападения ариан или иконоборцев — это частные вражеские выпады против этой целостной жизни и работы, которая идет в Церкви на протяжении веков. Обходя молчанием эту жизнь или случайно ее вспомнив где-нибудь в главе о монашестве, можем ли мы надеяться понять подлинный ход и смысл истории Церкви?

Только усвоив ход и потребности этой жизни в течение веков, найдем мы надлежащий смысл и иерархии и канонам.

Иначе историки создают впечатление, вызывающее справедливое, по-видимому, сетование, что Церковь уклонилась от своего назначения — созидать на земле жизнь в Духе Истины. Не Церковь уклонилась, а историки Церкви уклонились по разным причинам от изображения на должном месте того, что составляло во все века сердцевину церковной жизни.

Не нужно было быть великим богословом, чтобы понимать, что поведение императоров, столкновение епископов, богословские трактаты, ереси и расколы и т. п. — то, о чем принято обычно по преимуществу писать в истории Церкви, — все это не основное в христианской жизни.

То, чему посвятил проповедь и жизнь Спаситель, чему отдали свои труды и подвиги апостолы, — вот что раз и навсегда составило жизнь и дыхание подлинной Церкви. Живая вера в Бога и Его Христа, борьба с грехом, покаяние, крещение, пост, подвиг, молитва, приобщение, милостыня и всякая другая добродетель, из которой помощью и силою Духа созидается венец их — Любовь, через что созидается полнота благодатного Богообщения, исполнение Духом Святым, когда Господь к соблюдающему слово Его Сам приходит и обитель в душе такой устрояет — вот, как известно, чему по преимуществу научает христиан Новый Завет. Через все это созидается и собирается человечество в Церковь — единое Тело Христово, Царство благодати. Вот область, где благодать Божия воздействует открыто и возрождает человечество, направляет и руководит по угодному Богу пути. Вне этого нет подлинного христианства, нет Церкви.